— Набежали, набежали, как из тьмы. Били, кололи, рвали на части, беги миленький ты наш, беги.

— Кто набежали? Эти монстры? Эти… мясо? — Семирод не понимающе оглядывался по сторонам, взирая на хаос былого побоища.

— Нет, они позже набежали, не били, не кололи, но рвали и жрали. Скотину пожрали, люд жрали те, что из тьмы били и кололи их. — Она вновь закашлялась, в этот раз выплевывая чёрную как смерть порцию крови.

Семирод еще раз оглянулся:

— Ничего не могу понять, кто на такое способен? Кто устроил побоище столь безобразное на земле нашей славной? Кто смог очернить её настолько? Не по совести же это, не по-людски, не по-славянски.

— Помоги мне, Семиродушка, дай уснуть сном вечным. — Прошептала она сквозь слезы, моля о прощальном даре. — Больно мне сил совсем терпеть нет. Дай почувствовать объятья Марены, дай поклониться Роду, да рассказать обо всём.

— Не могу, — дрожащим голосом прошептал он. — Умерщвлять не могу, не по-нашему это. Я волхв. — Последние слова вырвались сами собой, и он удивился не меньше её. Ведь она была одна из немногих, что называла старика этим именем, на что тот отмахивался худощавой рукой. Он вытер выступившую из горла кровь платочком, и услышал слова полные сожаления.

— Не умерщвлять, уснуть помоги. Всеми богами тебя молю, миленький, больно мне очень. Больно аж жить не хочется.

Он еще раз осмотрел её тело и закрыл глаза. Слезы вновь закапали с мутных старческих глаз, и падали сожалением на юную израненную плоть.

— Не плачь, я отправлюсь к богам. К тетушке моей, которую ты врачевал, когда остальные отказались. К матушке и батюшке, что давно ждут меня. К мужу моему голубоглазому, что потерялся на болоте и ты его от беды спас. К сыну и дочке, что ждали тебя и твоего колдовства, как солнца ясного. Помоги мне, Семиродушка, не заставляй мучиться.

Он вновь поднял голову к небу, восславляя богов и прося прощения, затем нехотя достал из сумки раствор сон-травы. Она посмотрела на него зелеными глазами, мысленно благодаря, и прильнув кровавыми губами к мензурке, выпила раствор весь разом.

Он смотрел, как она медленно закрывает глаза, а её тело становится легким, и через пару мгновений бездыханным. Старик закрыл её большие зеленые глаза, положил на холодную и сырую от крови землю.

У него не было сил, устроить достойные проводы всем, но он решил, что хотя бы она предстанет перед богами как положено. Изнывая от усталости, Семирод вновь произнес заклинание и балка, что служила в качестве клетки, рассыпалась на множество чурок и оплела её тело. Он занёс руку, над погребальным костром в ладони которой зарождался огонь и прочел песнь славящую.

Он до сих пор не мог понять, как такое могло произойти. Быть может жизнь вдали от всех изменила его, быть может мир изменился, однако, чтобы не происходило, старый отшельник всегда знал, что этот хутор то самое место, где его ждут. Эти люди жили славно трудились, по совести, и никому ничего не сделали.

Огонь загорелся и тут же потух, когда старик, резко вдохнув, упал на бездыханное тело девушки. Он смотрел в её зеленые глаза сквозь закрытые веки, чувствовал запах гари и копоти, что смешивался с воспоминаниями о родном болоте. О месте, где он когда-то нашел себе дом, и прожил всю свою жизнь. Жизнь, которую он не променяет ни на любую другую, не смотря на главное правило.

Всё идет, и все меняется. Как бы он не старался спасать, всегда найдётся тот, кто предпочтет снадобью убийственный холод стали. Эти мысли покидали его тело, разделяя горечь с павшими.

Стар был Семирод, очень стар.

17

Балдур стоял в сторонке опираясь спиной о сельский столб и крутил патрон меж пальцев. Недалеко от него Мира, Дэйна и Сырник обсуждали дальнейшие планы относительно проклятья. Местные холопы постепенно стягивались кто поглазеть, кто плюнуть, но подолгу не задерживались.

Стервятник подбросил патрон и ловким движением захлопнул в своей ладони. Шел второй день, и Ярика все еще не было. Он посмотрел в сторону лесополосы и мысленно себя успокоил, что «отец» Ярика действительно направляет и бережет его, иначе кривая дорога путешествий давно свела бы рыжеволосого колдуна в могилу.

Балдур вновь провернул патрон сквозь пальцы и поднял на уровне глаз, наблюдая за тем, как солнечные зайчики скачут на носике. Свет едва пробивался через затянутое тучами небо, и ему показалось что они не сдвинулись с места ни на миллиметр с момента их прибытия в деревню.

Сырник периодически поглядывал на человека, сидя на булыжнике, что располагался напротив дома певчего. До слуха Балдура доносились лишь некоторые слова, но и их он пропускал мимо ушей. Не то, что стервятнику не было дела до происходящего, просто он знал, что ничего по факту так называемого проклятья он добавить не сможет.

Тучи сгустились. Ярика всё еще не было. Устав ждать, он убрал патрон в карман и поправив плащ, направился к остальным, что вели горячую беседу.

— Я говорю вам, это единственный выход. Домовой был убит неизвестно кем, нам нужно найти «это» и провести ритуал очищения, только тогда певчий из комы выйдет.

— Это ничего не даст, Мира. Найти виновника, конечно, стоит, наказать по всей степени ужасного деяния, но Мороська мне поведал, что и до запоя певчих случались эксцессы то тут, то там. Нужно разобраться с духом озера. Я уверена, что ответы скрыты в пучине.

— И что ты предлагаешь? — почесывая пушок на подбородке, заговорил Сырник. — Судно и с места не сдвинется без своего рулевого, корабельщик дал это понять вполне ясно. Плыть на лодке я не собираюсь, и уж тем более нырять в пучину в поисках этого духа.

— Никуда нырять и не придется, как и плыть. Нужно под луной провести обряд призыва, симулировать Навий день тех времен.

— Это мы не сможем сделать без волхва. Колдовство такого порядка должен проводить специалист, владеющий культурой могильного света, а это обычно волхвы, шептуньи, ведуньи ну или ведьмы-отшельники на крайний случай. Среди нас таких нет, как и думаю среди местных тоже. Домовой был убит, нельзя отрицать этот факт. Носильная смерть такого духа сакрального порядка может разбудить очень мощные силы. Я сейчас не говорю о проклятье, а о возможном хаотичном всплеске дикого духа, может даже божественного. Врать не стану, я лично заинтересована в том, чтобы найти того, кто это сделал, и содрать кожу перед тем, как убить. Это оскорбление для всех нас и наших богов.

— И что ты предлагаешь?

— Пока Ярик не вернулся, нужно согнать всех жителей до единого к могилке домового и принудить к испытанию Духом. Тот, кто не пройдет или откажется, попадет в список.

— Это же пытка! — возмутилась Дэйна, услышав слова меридинки.

— Вынужденная мера, — холодным голосом ответила та. — Ты знаешь, к чему может привести убийство домового.

— Знаю, — не стала отрицать Дэйна. — И понимаю твою озабоченность, виновник должен умереть, умереть смертью, которую сам подарил, но не через пытки всего села. Как насчет детей? Стариков? Они могут просто не пережить.

— Испытание Духом не более, чем легкий шок, даже для обывателя, однако очень неприятный и оставляет мощный отпечаток в сознании на несколько дней.

— Не говоря уже о том, что это незаконно, — раздался голос Балдура, что подошел к своей компании, бросая взгляд на зевак со стороны. — Очевидно, что вы помешались на этом своем проклятье, но не забыли, что нечто подобное висит и над нами?! Мы теряем драгоценное время, я не уверен, что Гривастые будут весь сезон отсиживаться в своём схроне.

— Домового убили ужасным способом, Балдур, такое нельзя оставлять. Я думала, что уж ты то поймешь. Ты из нас больше всех времени провел, общаясь с духовными созданиями. Это ни гнилобрюх, ни нежить какая, и даже не волколак. Этот домовой, судя по останкам и его ауре, был совсем юным и добрым духом.

В словах Миры была суть, которую он прекрасно понимал, но также за годы профессионального сбора и риска своей и чужой жизнью он помнил одно из правил: