Балдур затем рубанул перед собой, и другой нащупав нечто твердое и похожее на ступню, дернул на себя. Тяжелым звуком противник упал, и этого оказалось достаточно. Стервятник получил один удар в лоб, на что, зарычав, пополз по телу. Тогда как ему казалось он оказался выше, то впился зубами в голень, фиксируя свою голову, и что есть сил рубил по колену.

Нож пару раз черканул о пол, однако проникал в плоть словно она сделана из пуха и ваты. Напавший бил второй ногой, но Балдуру удавалось защищаться плечом, беречь которое и так уже было поздно. Когда существо закричало от боли, и нижняя часть ноги отделилась от остального тела, стервятник саданул ножом в бедро и поднялся повыше. Еще один рывок и он оказался достаточно близко, чтобы нанести смертельный удар.

Балдур не останавливался, нанося один удар за другим, пробивая ребра грудной клетки. Нож полностью проваливался в мясе, и был покрыт теплой и густой жидкостью. Балдур закричал в ответ, но не от боли, а от ярости и отчаяния. Он бил так сильно, как мог, так быстро, насколько позволяло тело. Ему бы хотелось увидеть выражение лица существа, как оно корчиться от боли и мучается в агонии страданий, не меньше, чем сам человек. Балдур жаждал увидеть, есть ли у этого монстра подобие сердца внутри, и если да, то вонзить нож прямиком в него.

Удар, за ним еще один. Рукоятка, умытая в крови, постепенно соскакивала и с каждым разом лезвие оставляло глубокий порез и на ладони человека. В соотношении с остальным, Балдур не чувствовал, как режет сам себя, вместе со зверем. Последний же в свою очередь дергался все реже, и лишь устало шлепал ладонью по спине человека, в попытке отбросить его в сторону.

Балдур не дышал, он попросту не мог. Вместо этого из его глотки доносились сухие и тяжелые хрипы вперемешку с усталым скулежом. Кровоточило отовсюду, как внутри, так и снаружи. Собственные конечности он перестал чувствовать некоторое время назад, и шевелил ими больше автоматически.

Как так произошло? Как я, проверяя все свои чувства и каждый писк, смог упустить настолько массивного и шумного противника? Он появился из неоткуда? Не может быть, иначе он прикончил бы меня одним легким ударом. Шея, сердце, живот, голова, выбирай не хочу. Вместо этого он врезался в меня словно бешеный иворг на всей скорости.

Балдур провел рукой по его шее, а затем перешел выше, на твердое, бугристое и кажется местами хитиновое лицо. У рта он почувствовал огромное скопление теплой и густой жидкости, видимо плевался внутренностями теперь не только стервятник. Челюсти же медленно двигались, словно в отчаянной попытке пытались схватиться зубами за пальцы человека.

«Живой еще, пора заканчивать», — подумал про себя Балдур, и перерезал ему глотку.

— Ты… его никогда не найдешь… — вырвалось, сквозь ядовитую усмешку полную боли.

— Где Сырник? — прокричал стервятник, а его голос показался неестественным, будто исходил из глубокой и темной ямы, в добавок он был еще сухим и хриплым.

Ответа не последовало, так как и отвечать больше не кому было.

— Где он?! Где он?! Где Сырник?! Что вы с ним сделали?

На каждое слово приходилось по удару, которые Балдур наносил разбитыми кулаками по морде напавшего, выронив скользкий нож. В душе стервятника будто все перекрутилось и провалилось в бездну пучины, как он услышал эти слова. Что это такое, и откуда оно знает о Сырнике? Удар за ударом, Балдур требовал ответа, но было слишком поздно, да и при жизни вряд ли он его получил.

Стервятник остановился и посмотрел перед собой, в попытках найти выход из помещения, но взгляд, по-прежнему, не мог сфокусироваться, смотря на мир через матовую маску. Он потер залитые кровью глаза и, прищурившись, пополз прочь, выставив руку перед собой. Камни, деревянные ошметки, какие-то листы, железо, кровь, еще кровь… очень много крови. Балдур беспомощно мычал и, если понадобится, был готов зубами вгрызться в пол, чтобы ползти дальше.

Он попробовал встать. Ему почти это удалось, как непослушные ноги подкосились, и он рухнул обратно, ударяясь спиной о нечто твердое. Перед глазами мелькал образ Сырника и картины из воспоминаний далекого-далекого прошлого. Балдур попытался вновь ползти, но в этот раз ему не удалось и пошевелить даже рукой. Предел настал, тело не могло больше выдержать.

Разум заворачивался в воронку и по дуге проваливался в глубокую и темную бездну. Смородинка ожидала, и вскоре он окажется у речки и, посмотрев вслед другим, пожелает им удачи. Теплое чувство, словно пуховое одеяло накрывало его с головы до ног. Расслабление, полное отсутствие боли и каких-либо чувств. Последнее что помнил он, что оделяло, ласкало своей теплотой словно морские волны, и запах, отчетливый и соленый. Быть может так и пахнет конец пути, так пахнет смерть.

45

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Семирод.

Они решили сделать привал на ночлег у узенькой и прямой речки, под шишковатой сенью которой, продирались последние опята. Маруська вместе с Закхрой нарвали грибов и дикого лука, из которых бурлила в чугунном котелке неплохая похлебка. Девушка устроилась вместе с девочкой в тени валуна и нарезала хлеб маленькими квадратиками, что потом можно будет посушить на углях. Пилорат, закончив осмотр окрестностей, сидел около костра, помешивая суп и ведя интересный разговор с Семиродом. Сам же старик долгое время провожал взглядом заходящее за сопки солнце, что-то невнятно бурча себе под нос.

— Да просто так, — сделав безразличный вид, пожал плечами мужчина.

— Плохо ты врешь, Пилорат, — тонкие губы старика впервые за долгое время тронула улыбка. — Что именно произошло, что ты настолько одержим этим человеком?

— Он жизнь мне спас, — коротко ответил мужчина, не отрывая взгляда от варева.

— Но ты ведь сражался с ним, насколько мне известно, насмерть. Да, весь Красоград гудел о нём и могучем меридинце. Я когда тебя увидел и твою хромоту, то сразу понял, что речь шла именно о вас обоих.

— Ты не поймешь, старик, — слегка нахмурившись пробубнил Пилорат и поднес черпак к носу. Пахло грибами и луком. Неудивительно.

— Настаивать не стану.

Меридинец отхлебнул, причмокнул губами, бросая взгляд на Маруську, что украдкой поглядывала за разговором двоих. Он редко с кем делился своей историей, но по какой-то причине успокаивающий и безмятежный взгляд старика вызывал у него доверие. Быть может, это с годами наработанная техника или ему действительно было всё равно. В любом случае Пилорат хотел знаний человека, и поэтому заговорил.

— Видишь ли, Семирод, откуда я родом и какой жизнью жил, там не бывает милосердия.

— Меридинцы славятся своей благоразумностью и даже милосердием, — тут же ответил тот, копаясь в мешочке.

— Возможно, но только в моем словаре этих слов не существует, по крайней мере не обучили. Преданность, служба, долг, воля, сила, доминирование, смерть. Эти слова я помню с тех пор, когда впервые взял в руки меч.

— Корпини значит, отменные телохранители.

— Не такие уж и отменные, как оказалось. Мальцом я ходил позади высшего сорта меридинского общества. Сливки, бояре, царевичи, их дочери и сыновья. Угрозу видел за версту и реагировал со скоростью гадюки.

Семирод поднял брови указывая на суп, на что Пилорат отрицательно покачал головой.

— Я думал телохранители ходят всегда спереди, закрывают своих господ.

— В основном да, но я не люблю выпускать из виду своего нанимателя, да и многие недооценивают атаку с фланга. В общем, не вдаваясь в подробности, с возрастом гадючья скорость то поизносилась, да и взгляд не был таким резким. Ушел подготавливать, но кровь бурлила, требовала адреналина. Не могу сидеть в четырех стенах, мое место там, где угроза, поэтому и ушел туда, где за неё хорошо платят.

Семирод чувствовал, что не всё так просто было. Корпини не особо нуждались в финансах, так как в меридинских княжествах их ставили на пособие с самого рождения, и пока мальчик тренировался, счет в банке постепенно накапливал неплохую сумму, что с лихвой хватит на пенсию. Что-то Пилорат решил умолчать, а старик уважал его тайны.