1

Извечная битва одержимости и реальности. Перетягивание каната разума. Отчаянная попытка привести его в порядок, опасаясь сойти с ума. Они рождают уродливые картины своей бесконечной войны, оставляя гниющие шрамы на коже мироздания.

Один. Тот, что представлял собой разум, погруженный в тёмную пучину одержимости, имел слабое тело, израненное десятками порезов разной глубины. Он тяжело дышал, а в глазах темнело с каждым вздохом. Он не хотел сдаваться, но не знал сколько еще продержится его тело.

Тот самый, что прошел длинный путь, который начался когда-то и где-то. В огне схватки двух безумств, он начал забывать имена, места в которых бывал, и что смог сотворить за свою короткую жизнь. Память о его странствиях стиралось всепоглощающим и уничтожающим огнем его собственной ярости.

Где-то вдалеке были слышны знакомые голоса, однако слов разобрать он не мог, лишь видел перед собой цель, которая надменно смотрела на прокаженного. Ярость становилась сильнее, а голоса из вне стали звучать в его собственной голове. С каждым ударом сердца они становились всё громче, сливаясь в какофонию истинного безумства. Настолько сильно, что он позабыл собственное имя, которое получил когда-то давным-давно.

Другой. Тот, что представлял собой одержимость, проявлял холодный расчёт крепкого разума и, казалось, был копией человека. Его тело было крепким, хоть и представляло собой истинный, первородный хаос создания. Он смотрел на него, как и на остальных, для него этот таракан лишь один из миллиардов, у которых он заберет жизнь. Для него всё было просто. Для него не существовало ни правил, ни моральных законов. Даже боги не могли ничего поделать с его душой. Его забавляли жалкие потуги стервятника, который, словно заклинивший механизм, продолжал нападать на него, ожидая другого результата. Истинное безумие больного разума.

Они стояли напротив друг друга посреди гор трупов. Они сжимали оружие и готовы были им воспользоваться. Коридор, залитый тоннами крови и заваленный тысячами обрубками тел. Одержимость против разума. Хаос против порядка. Только как понять разницу?

Тот, что обладал разумом им не пользовался, так как был одержим собственной яростью. Другой, что был самой эссенцией ярости, напротив использовал самое сильное оружие на свете. Как различить их двоих? Где стоит поставить черту? Сколько еще пройдет времени перед тем, как они сольются в нечто невообразимое и ранее не существовавшее. Сможет ли эта эссенция поглотить весь мир или даже сравниться по силе с богами?

Тысячи вопросов, и, как обычно, никаких ответов. Неизвестность была владычицей этой битвы — она выступала в качестве покровительницы, матери и высшего судьи. Никому не дано было понять, как всё закончится, не успев даже начаться. Боги отвернулись от них обоих, проклиная эту битву всеми своими силами. Она не должна была состояться, однако уже поздно что-то менять. Единственное, что можно было сказать с полной уверенностью, только один из них выйдет живым из этого адского сражения.

Стервятник утёр капающую со лба кровь и занес револьвер для выстрела. Последнего выстрела, прежде чем распахнуться кровавые крылья.

Отрывок из сказа Воркута Ан’Раффэна.

«Полёт красного стервятника»

Легкая дрожь прошлась по его телу, как только он остановился возле пятиэтажного здания. Балдур, оставляя за собой мерцающие огни города, подошел к двери, у которой находились два посетителя. Они, переговариваясь о чём-то своём, резко покосились на мужчину, и слегка обнажили пожелтевшие резцы.

Балдур не обратил никакого внимания, и полностью игнорируя их, прикоснулся к металлической рукояти двери. Внезапно рука одного из полуночников легла ему на плечо и заставила обернуться. Перед ним стоял средних размеров человек с заметным брюхом, что выглядывало из-под растянутой рубахи цвета его зубов.

Первое, что бросилось Балдуру в глаза, это заметная складка жира, покрытая сальной щетиной, что заслоняла собой когда-то существующую шею. Тоненькие потрескавшиеся губы, скорее всего от недавней драки, искривились в отвращении.

Он еще некоторое время держал его за плечо, а затем, пренебрежительно фыркнув, вернулся к своему собеседнику. Балдур прекрасно понимал, что это лишь начало. Лицо слегка пошатывающегося человека было ему не знакомо, хотя может когда-то он и слышал его имя.

Мужчина лишь улыбнулся и через мгновение был уже внутри. Запахи дешевого табака и специй, что доносились из дальнего угла, были знакомы ему много лет. Он на секунду ощутил себя словно дома, а все присутствующие были его теплой хоть и не всегда дружной семьей. Однако после он почувствовал пристальные взгляды нескольких посетителей и постояльцев на себе.

Балдур положил руку на пояс, и достав небольшой мешочек из кожи ящера выторгованный много лет назад, направился в сторону приемной стойки, за которой меланхолично исследовал глубины своего носа полноватый коротышка. Он, проходя мимо столов, за которыми посетители ужинали и обсуждали былые походы за пределы полиса, все так же спокойно перекатывал мешочек в руке. Балдур старался не принимать в серьез повышенное внимание в сторону своей персоны. Он насвистывал мотив любимой песни, всячески пытаясь пропустить мимо ушей десятки голосов, криков и шепотов. Балдур старался не слушать то, что ему не положено, или уж тем более то, что может навредить его крепкому, но не бесконечному здоровью.

Вскоре он подошел к стойке, и сжав мешочек в руках, погремел им, как парой старых добрых игральных костей. Низкорослый мужчина сразу отреагировал на знакомый звук, и щелкнув пальцами, отправил содержимое своего носа в полет.

— Балдур? Какого чёрта ты здесь делаешь? — широко раскрыв свои зеленые глаза, раздосадовано пробурчал тот.

Он резко поднялся и вскочил на небольшой парапет, служивший в качестве подставки. Мужчина был невысокого роста, едва выше пояса нормального человека. Он имел слегка красноватый оттенок кожи, да и как у большинства его родичей, волосы на голове отсутствовали, кроме трех ворсинок, что он приглаживал каждый раз по-особому. Вместо густой копны, его голову украшали два маленьких спиральных отростка, что смотрелись как небольшие бугорки. Его нос напоминал орлиный клюв, и он придавал его форме лица заметную остроту. Собачьи ушки стояли торчком вверх и периодически двигались, когда он говорил. В общем, фактический представитель расы Фокрун, что предстал перед Балдуром, выглядел предельно нелепо. Балдур знал его много лет, как главного оценщика и бухгалтера коллегии.

— И тебе привет, Лок, — невозмутимо ответил человек.

— Тебе и твоей ушастой сопле вход в стены коллеги запрещен! Если Адмантур узнает, твой карман заметно полегчает! — противным голосом предостерег тот, и сверкнув взглядом по мешочку, продолжил. — Неужели содержимое твоего мешочка того стоит? Может быть, слава великого Балдура опережает его на десятки шагов, и в этом проклятом полисе не осталось живой души, которая хочет вести дела с профессионалом такого уровня? В любом случае ты очень сильно рискуешь приходя сюда, мой друг. Ты ставишь под удар меня, так что советую тебе выкладывать всё как есть и уносить отсюда свои ноги, пока они еще твои.

— Адмантур здесь? — задал вопрос Балдур, как на его плече появился пушистый зверек.

— К твоему счастью он уехал к хвостатым, но может вернуться в любой момент. Так что ты принес? — прогнусавил карлик так, что показалось он съел очень вяжущий фрукт.

Балдур потянул за завязочку мешочка и высыпал несколько десятков маленьких кристалликов на стол. Все они сияли всевозможными оттенками цветов, некоторые были совсем тусклые и терялись за ослепительным блеском других. Лок тут же наклонился и принялся шуршать своими маленькими сосисочными пальцами.