— Сырник значит? — продолжил мужчина, а на уголках губ затекли слюни, как у разъяренного пса. – Я был не прав, ты не раб, ты хуже. Кто бы тебе не дал это имя, оно явно звучит как кличка. Ты питомец, предмет, что служит своему хозяину, Сырник.

Ярик взмахнул руками, и те тут же насытились пламенем. Двумя короткими движениями он прожег дыру в груди одного охранника, а второму напрочь снес голову, что бесформенным обугленным камнем упала на пол. Мужчина так же не стоял на месте и не собирался покорно наблюдать за казнью. Он стремительно сблизился с Сырником и едва он успел коснуться образа женщины, как поплатился за это частью лица, что поджег ему Ярик.

— Сырник! — прокричал Ярик. — Чего замер?!

Он повернулся и увидел, как по телу начинают бегать десятки маленьких личинок, которые размножались на глазах, затем перерастая в сотни. Сырник пытался стряхнуть их с себя и вернуться в свою форму, только те уже успели вгрызться своим клыками в его плоть. Аури закричал от боли. Он упал и заискрился всеми цветами радуги, однако она излучала агонию и ужас. Рыжеволосый швырнул в след убегающему врагу несколько огненных сфер, но тот успел скрыться за одним из контейнеров.

Ярик тут же принялся сбрасывать личинок с тела Сырника, как тот беспомощно смотрел на него. Действовать стоило быстро, так как послышались голоса и дюжины сапог. К ним явно приближались, причем судя по крикам и приказам, пытались оцепить всё помещение. Ярик достал еще один кристаллик и вложил в маленькие ручки Сырника. Сияние изменилось.

Он встал и прокричал:

— Ну что отец! Пора нам наконец встретиться, и я рад!

Под эти слова выбежала больше дюжины вооруженных охранников, и те, недолго думая, напали на человека. Ярик широко улыбаясь взмахнул руками накаляя ближайшие контейнеры до красна. Он был готов умереть, готов встретиться со своим отцом, но среди всего этого пекла, он ощутил, как волосы на затылке встали дыбом. Легкое дуновение осеннего ветерка, постепенно перерастало в лютую зиму. Мужчина улыбнулся еще шире, и с удовольствием в голосе произнес: «Мама».

Едва успел он пригнуться, как контейнер за спиной снесло недюжинной силой. Казалось, будто стадо иворгов, не менее, вдруг окажутся за его спиной. Вместо этого перед ним, припав на одно колено от высокого прыжка, показалась она, воительница, закованная в клепаную броню с металлическими оплечьями. Дэйна, залитая в крови с головы до ног, медленно встала, тяжело дыша и крепко сжимая покусанный массивными клыками щит и багровый от ярости меч.

— Вставай, Рыжий, мы только начали

.

51

***

Закат отгорел последним лучом, что скрылся за бесконечным горизонтом. Ветер еле слышно шептался среди сосен, а ветви купались в зеленовато-серебряном отблеске полной луны. Среди запаха смолы и освежающий разум черники в сторожке догорала последняя свеча. У стены, потрескивая угольками, томился поздний ужин, что постепенно загустевал и превращался в рагу.

Внутри, кроме Семирода, никого не было. Он сидел за травнечивским столом в избе отшельника, что с радостью согласился приютить на ночь усталых путников. Хоть места едва хватало на пару человек, сам отшельник, узнав среди них такого же мастера одинокого образа существования, отправился на полнолунный ритуал освещения небольшой долины, что он называл своим домом.

Семирод плел маленькие завязочки из разрыв-травы, выкладывая их на тряпичные кулечки. В темноте глаза старика заметно светлели и слезились, под весом тяжелых и густых бровей. С каждой новой завязочкой он нашептывал под нос священные слова на старославянском наречье. Наречье, на котором говорили лишь волхвы, и то не многие.

Дверь отворилась и повеяло ночным лесным воздухом. Семирод все еще скучал по своей избе и тяжелому запаху родного болота. Вернется ли он обратно, и сколько боги отмерили и без того немолодому целителю? Запах вечернего болота, что впускал в своё жилище, прежде чем лечь спать, резко пронесся в его сознании. Семирод делал это каждый день на протяжении десятков лет, и любил засыпать, вдыхая дух природы.

— Нужно еще что-нибудь, старейший?

Пилорат зашел внутрь и, утирая испарину со лба, поставил полное воды ведро возле порога. Ответа не последовало, поэтому меридинец подошел к столу, наблюдая за работой Семирода. Старик вовсе не обратил внимания на него, и лишь когда процесс был закончен, он повязал тряпочку крепким узлом, складывая содержимое в подобие самодельного мешка.

— Ей действительно нужно там быть? Может есть способ провести издалека али на окраине?

— Мёртвые терзают её душу, Пилорат, ты даже не представляешь насколько. Богам было угодно сохранить жизнь девочке, в то время как всё село окунулось во тьму.

— Я понимаю, но… — осекся Пилорат и, тяжело выдохнув, продолжил. — Ей и вправду нужно через всё это проходить еще раз? Ей лишь шесть дней назад стукнуло одиннадцать зим. Мы оба знаем, насколько хрупок может быть разум неокрепшего ребенка.

Семирод жестом указал Пилорату поднести ведро поближе, получив его, он окунул туда руки и ополоснул лицо. Меридинец протянул махровое полотенце и ждал ответа старика.

— Она тебе сказала? Одиннадцать значит? Ты знал с самого начала, что ей придется столкнуться со своим прошлым. Душа, пережившая такое, не найдет покоя, пока не попрощается и не отпустит тех, что связанны с ней. Ритуал пройдет с первыми лучами заката и до полного захода. Ей необязательно появляться раньше, но… — голос старика дрогнул, хотя он и прикрыл это легким покашливанием. — К сожалению, всё это время ей придется пробыть со мной.

— Как скажешь, — опустив голову в смирении с фактом, проговорил Пилорат.

Спорить не имело цели и смысла. Пилорат понимал в ритуалах не больше, чем кухарка в военном деле. Последнее время к вечеру тянущая боль ниже живота беспокоила его с тревожным нарастанием. Меридинец заметно поморщился.

— Мажешь?

— Мажу. Я в порядке.

— Сходи, накипяти воды и принеси мне для заварки.

— Поболит и пройдет, — отмахнулся Пилорат. — Сначала выполним обещание Маруське, а там и займусь собой.

Семирод ответил спокойным голосом:

— Ты её защитник и должен всегда быть готов сражаться, а с такой болью…

— Этого больше не повториться, старейший, — голос Пилората зазвучал с ноткой агрессии и угрозы. — Я не совершу больше такую ошибку.

— Как скажешь, — он не стал настаивать. — Я закончил, можно возвращаться. Она с Закхрой?

— Маруська? Да, сидят на лавочке у входа.

Семирод протянул маленький мешочек и велел:

— Поставь воду кипятиться и позови девочку. Одну. А сам ступай.

Выбора у Пилората особого не было, да и разумом он понимал, что Семирод не причинит вреда Маруське. С другой стороны, ему стало крайне любопытно, о чём собирался разговаривать старик с девочкой. Пилорат снял жаркое с углей и поставил маленький походный заварник. Через некоторое время на пороге появилась Маруська, а меридинец, что-то шепнув ей на ухо, закрыл дверь за собой.

— Подойди, дитя.

Она подошла.

— Присядь рядом со мной.

Она села.

Семирод протянул ей кружку слегка остывшего чая, она взяла, но пить не стала. Маруська держала её в руках и смотрела в густую седую бороду человека. По какой-то причине она всё еще опасалась пересекаться взглядом со стариком, особенно когда рядом не было ни Пилората, ни полюбившейся ей Закхры.

— Если боги позволят, завтра мы доберемся до места. Ты понимаешь, что это значит?

Она кивнула.

— Я всё сделаю сам, но кое-что придется сделать и тебе. Я вижу, ты девочка крепкая, но ушедших стоит проводить слезой. Омыть свой лик от груза, что на себе несешь. Не сдерживай горе внутри себя, оно лишь терзает твоё сердце и не позволяет твоим родным перейти Смородинку. Тебя учили «Славному слову»?