Она покачала головой в стороны.

— Когда мы придем, ты… — вдруг Семирод замолчал. Маруська посмотрела в глаза старику, но лишь на мгновение. Этого мгновение хватило, чтобы разглядеть в них, то, чего он не ожидал. — Ты уже чувствуешь? Ты всё это время чувствовала?

Она не ответила, потупив глаза в чашку. Ответа и не требовалось.

«Боги», — задохнулся в собственных словах Семирод. Неужели она всё это время не просто ощущала боль и груз потери на своих плечах, так и чувствовала духовную связь? Маруське было всего десять, четыре лета до начала базового обучения духу, да и кто бы стал браться за сельскую девочку, коей на роду написано стать домашней стряпухой.

— Сильно?

Маруська взяла его за руку и сжала как могла.

— И ты всё еще хочешь пойти? Там будет больнее.

Она кивнула и отпустила.

Семирод может и скрывал, но сам опасался столкнуться с болью, ненавистью и тьмой, что поселилась в тех землях. Каждая душа, что наслаждалась жизнью, бьется в агонии мучений, надеясь, что кто-нибудь сможет отпустить их к богам. Он знал, что ему придется разделить их страдания на момент ритуала, но и понятия не имел, что Маруська несет в себе эту боль уже долгое время.

— Ступай, дитя. Позови всех остальных, покушайте. С рассвета и до конца ритуала пища запрещена.

Девочка поклонилась и выбежала. Через мгновение на пороге появилась Закхра, что потирала замершие руки, и Пилорат. Меридинец заметил, что Семирод надевает накидку и берет свой походный посох.

— Ты куда на ночь?

— Искать ответов у богов, — коротко ответил тот, а затем обернувшись на Маруську, положил руку на плечо Пилората. — Иди к ней, она в тебе нуждается. Сделай так, чтобы спала котенком, и сами боги не тревожили её сон.

***

Среди смрада и гниющего заживо металла, все еще теплился огонек жизни, что панически рвался из угла в угол, пытаясь избежать тёмного касания смерти. Воздух постепенно обретал сладковатый металлический привкус, от тел и кусков плоти, разбросанных по округе. Без хозяев, что рвались покинуть своё жилище, некому было заняться уборкой, а количество трупов всё увеличивалось.

Мира привела Балдура и Коклотка к месту, где они с Дэйной наметились встретиться. Женщина до сих пор благодарила богов, за то, как они помогли ей быстро отыскать дорогого ей человека. Были ли они настолько благосклонны к Дэйне? Оставалось лишь гадать.

Они находились посреди очередного полузаброшенного помещения, которых, казалось, в этом месте были сотни. Эвакуация шла уверенным темпом, так как всё меньше и меньше им встречались местные работники или жители, что при виде нежданных гостей бросались под столы.

Мира заметила небольшую комнатушку, из которой прекрасно просматривалось всё окружение. Стоять у всех на виду, ожидая прибытия Дэйны с пропавшими, не имело смысла. Они зашли внутрь, оставив за собой небольшую щелку, только после этого позволили себе на мгновение выдохнуть. Балдур устроился на полу спиной к стене и глазами к выходу. Мира стряхнула листы бумаги и кусочки пищи, только затем села на мягкий стул. Один лишь Коклоток стоял как истукан, периодически вытирая вытекающую жидкость из глазницы.

— Иди сюда, дай взгляну, — приказала ему Мира.

— Да, госпожа, прошу, не беспокойтесь за раба.

— Слишком много говоришь, и не по делу, — рыкнул Балдур.

Мира надавила на зарождавшуюся гематому и содержимое вытекло. Коклоток даже не пискнул.

— Балдур, поищи тряпку чистую, чем перевязать.

Стервятника не особо волновало благополучие карлика, была бы его воля, даже имени не вспомнил. Он достал из обычного домашнего шкафа мужскую рубаху и швырнул Мире, обратно устраиваясь на дозорном месте. Меридинка аккуратно обеззаразила зону и, выскребав остатки глаза прочь, перевязала. Коклоток засиял в счастливой улыбке и попытался расцеловать руки великодушной госпожи, за что получил звонкую пощёчину.

— Ты, как я понимаю, обитаешь здесь, много знаешь об этом месте? — спросила она доминирующим голосом.

— Да, великодушная госпожа, много знаю, — залепетал перед ней тот.

— Не соизволишь рассказать, пока мы ждем наших коллег?

Коклоток словно маленький ребенок судорожно закивал с широкой улыбкой на лице, и тут же замолчал.

— Ну так?

Карлик посмотрел на женщину и виновато произнес:

— Раб не знает с чего начать. У госпожи есть точные вопросы? Я отвечу, как могу.

Мира бросила взгляд на Балдура, и тот дал понять, что вокруг тихо и можно побеседовать.

— Какое имя носит этот комплекс? Я заметила, вокруг не только Бролискую утварь, но и полисовские технологии.

— Третий Край. Так называют это место, как раб мог слышать.

— И сколько всего этих краев? — В разговор вмешался стервятник.

Коклоток почесал рубцеватую голову, собираясь с мыслями, ответил:

— Раб не знает. Рабу приказано не слушать, что раба не касается. Раб послушный.

— Только вот ты слышал, как это место назвали Третьим Краем, так? Значит раб не совсем послушный, — слова Миры прозвучали одновременно хитро и угрожающе. Коклоток поспешил себя поправить.

— У раба есть уши, если госпожа желает, раб избавиться и от них.

Мира поспешила успокоить карлика, в то время как тот потянулся костлявыми пальцами к месту, где должны находится ушные раковины.

— Оставь себе свои уши, лучше слушай внимательно и отвечай на вопросы. Чем здесь занимаются?

В единственном глазе Коклотока поселилась пустота. По его взгляду Мира могла сказать, что он действительно не имел понятия о функционале и роде деятельности этого Третьего Края. Она перефразировала.

— Чем тебя заставляли заниматься, что ты видел, и прошу тебя, избавь от скользких подробностей. Меня не интересует твоя жизнь или жизнь твоих господ, — проговорила Мира, заматывая собственные раны остатками рубахи.

Карлик активно закивал и продолжил:

— К господам гостей много приезжает в одеждах разных. Когда в таких, что будто кожа блестит, переливается. Когда в обносках, почти как у Коклотока. Пьют, кушают, курят дух и рабынь пользуют. Других зовут Зубами, они плоть режут, пережевывают, меняют, плодят и создают. Раб не любит к ним ходить, они раба в железную утробу запихивают. Больно. Кожа лопается. Кровь бурлит.

— Что-нибудь еще?

— Да-да! Как-то раз, госпожа взяла с собой раба в большую комнату. Много ящиков больших, железных с буквами, стальной зверь рычит и лапами их в пасть засовывает. Как зверя зовут, раб не знает. Оттуда мы пошли к Пальцам. Пахло странно, у раба голова кружилась всё время. Повсюду бутыльки и странные непонятные картинки.

Мира взяла лист бумаги со стола и показала Коклотоку:

— Вот такие?

— Да-да! Такие, еще звездой есть и квадратами всякими.

— Алхимия, — догадалась она. — Так же как секс-услуги, наркотики, эманации, в том числе и биологические, и что-то мне подсказывает в тех контейнерах не парфюм.

— Знаю, — сквозь зубы пробурчал Балдур.

— Значит я права, это именно то место, о котором ты отказывался говорить, или одно из трех как минимум.

Балдур ничего не ответил.

— Благородному и всесильному господину приходилось у нас бывать? Какие рабы вас обслуживали, может я смогу что-нибудь сделать для…

— Заткнись, раб! — холодно прервал его стервятник. — С Мирой говори, на меня даже не смотри.

— Балдур! — Мира возразила инстинктивно, однако если она была права, то реакция человека была более чем объяснима.

Коклоток попятился и прижался к женщине, но, вовремя одумавшись, отошел на два шага в сторону.

Балдур встал и подошел к двери, аккуратно выглядывая наружу. Мира видела по его движению и поведению, что стервятника изнутри разрывало от беспокойства. Он мало что рассказывал, однако Мира всё же смогла связать простые факты. Это место тесно связывало Сырника и Балдура между собой. Возможно, даже здесь и лежит тайна их первой встречи.