— Сколько людей, столько и мнений, — улыбнулся мужчина. — А вариантов одной истории еще больше.

— Значение лишь имеет всего одна, та, что настоящая, — произнес Балдур.

— Не могу не согласиться.

Они вновь слились чарками.

— Я уверен, потому что и сам слышал, кабачник вам жути нагнал, приукрасил так, что хоть в басни с ходу. Страшно было, но не так. Холодным потом меня прошибло, а я под парусом хожу, скажи, что с пеленок, но только ни волн, ни ураганов не было. Тишина как на кладбище и дымка серая над водой. Штиль полный стоял в тот день, даже певчий управление потерял. Видел я женщину, нет, не то, чтобы женщину, скорее силуэт или нечто похожее.

Подозрение Балдура подтверждались всё больше и больше о прошлом корабельщика. В отличии от холопов и многих зажиточных персон в том числе, он аккуратно подбирал слова, когда дело касалось важной информации. Он замечал, как мужчина всё чаще хмурится, словно копаясь в памяти пытаясь отыскать отчетливое изображение, чтобы передать всё до мелочей.

— Не верещала она и не кричала, лишь парила над водой как дух или как утопленница, да шептала, только я слов разобрать не мог. Со мной тогда было десять человек экипажа и гражданских двенадцать. В основном торговцы да женщины с детьми. Они как увидели её, за головы похватались и носиться стали, как крысы по палубе.

— Дух? Утопленница? — перенял инициативу разговора Сырник. — Существуют истории и даже записи, как дев насильно топили, а затем они становились призраками озер и морей. Заманивали моряков в штиль, и они помирали от жажды и голода, постепенно сходя с ума. Иногда позволяли вернуться, но только лишь тогда, как мужики совсем с ума сходили. Месть своего рода или жестокая игра.

— Быть может, но мы пробыли там недолго. — Продолжил корабельщик.

— Да? Как вернулись раз штиль стоял, да певчий приливы не подчинял?

— Отпустила она нас, но прежде певчий несуразицу какую-то шептал, а затем привязал бочку к шее и за борт. Я хотел нырнуть за ним, да парализовало как ребенка, до сих пор чувство не могу забыть.

— Значит проклятье есть и нет его одновременно, — Сырник спрыгнул с плеча Балдура и сел на стол. Корабельщик угостил и его водой.

— Если это утопленница, то паршиво дело, среди нас нет тех, кто на их языке говорить умеет, и уж тем более расколдовать может. Единственное, что можем это амулетов и рун заготовить, но вряд ли они сработают. — Стервятник вновь бросил взгляд на щит и булатный меч. — Только вот одно «но» не складывается история.

— О чем ты, Балдур?

— Кабачник говорил, что вы и раньше дары преподносили.

— Да, всегда через певчего, он ритуал проводил и вопросов много не задавал. — Отрезал мужчина.

— Именно, только ты говоришь, что впервые её увидел несколько месяцев назад, и с тех пор ни судно, ни дары не покидали берега.

Корабельщик вновь улыбнулся:

— Разные варианты одной истории. Холопам не нужно видеть монстра, чтобы его боятся.

— Так как было всё на самом деле?

Корабельщик почесал бороду, опуская глаза, а затем ответил:

— Единственное что могу сказать, раньше было всё хорошо, а сейчас госпо… Балдур, всё очень хреново.

Он осмотрел своё жилище, и на его лице появились легкие лучики тоски. Мужчина явно скучал по былой жизни, хоть и не хотел это признавать открыто.

Секреты да некоторые раны лучше не теребить, иначе они раскроются кровавым лотосом агонии и боли. Балдур понимал, он понимал, как никто другой, что может значить всего одна рана, оставленная на дряхлой плоти или на бессмертном разуме. Ему было приятно пообщаться с корабельщиком. Их беседа была легкой и непринужденной, словно два старых приятеля собрались после долгого расставания. Ему хотелось посидеть и поговорить еще, но в тот момент, ему пришлось признать и произнести.

— Это ничего нам не даст. Значит озеро не перейти без певчего. — Заключил Балдур.

— Так.

— И даже если веслами грести, ты не пойдешь без него? — Решил поинтересоваться человеку.

— К сожалению, так.

— А на обход мы потратим несколько недель.

— Месяц, не меньше, — добавил корабельщик, почесывая бороду. — Вокруг Янтарного сопки да скалы, и опасные территории.

— Опасные, — подтвердил Балдур. — Особенно для нас.

— Как раз наоборот, — Сырник запрыгнул на плечо Балдура, оплетая хвостом его шею, и указал на выход.

— Сырник, обойти не получится, я уже…

— А? — вырвался из своих мыслей аури. — Не обойти, как раз наоборот, что это нам ничего не дало. Скажи нам, корабельщик, если певчего в чувства приведем, ты пойдешь под парусом со сборщиком и его отрядом?

— Сочту за честь, — не колеблясь ни секунды, ответил тот.

— Тогда жди, спасибо тебе за воду и рассказ. Балдур, нам срочно нужно найти Миру и Дэйну.

Балдур поморщился. — Мы не будем расколдовывать утопленницу, мы не…

— Помолчи, Балдур, никто и не собирался.

16

Облако в форме испуганного зайчика пробежало над избой, скрываясь от зловонного преследования. Очередной день прошел незаметно для обитателя этих земель. Семирод, как обычно, упаковал дары природы, что можно раздобыть на болоте и его окрестностях, и прихватив с собой березовый посох, вышел наружу.

Многие отшельники, волхвы и другие обитатели земель Лика, предпочитавшие уединение, часто торговали с близлежащими деревнями, для этого они обычно использовали пони или особо крепкие масти лошадей, но при этом, хоть Семирод и был слишком стар, чтобы носить мясо, яйца, хлеб и прочую провизию на себе, но все же от животного отказывался. Ночью было слишком опасно и несмотря на то, что местные звери уважали старца, бывало, что и к его избе наведывались хищники. В свое время он потерял двух прекрасных коней и зарекся: лучше помереть самому, нежели добровольно оставить животное на съедение волкам. Старик пользовался самодельными санями, которые прекрасно показали себя в болотной местности. Он закруглил каркас на боках и оббил выдубленной кожей. Также по краям он развешивал сильные травы, что отпугивали особо голодных хищников и маскировали запах дичи.

Семирод вышел из избы, убирая длинные седые волосы и приглаживая густую бороду. Он поднял голову к небесам и восславил богов, надеясь на добрую дорогу. Он делал это каждый раз и пока боги хранили его от опасности. Через плечо человека привычным ощущением свисала тканная сумка, что позвякивала мензурками. Лекарство от диареи, мазь от геморроя, сонные экстракты, бодрящие эликсиры, тонизирующие бальзамы и многое другое. Все эти отвары он готовил сам, и только из того, что могла предложить природа.

В санях лежала парочка аккуратно упакованных мешков с травами: крапива — против сил нечистых, осот — в качестве амулетов, перелет — для заговоров и приворотов, которыми иногда баловались деревенские девушки, одолень и чеснок — для борьбы с болезнями и всевозможными её проявлениями.

Старик перекинул через плечо веревку, и поднатужившись, отправился в путь. Как обычно, он прошел через три дерева, обогнув вырытую аспидом канаву, на которой замерзли в бесконечной картине следы его когтей. Прошел мимо удалой сопки, свернул налево на заячью тропу.

Над его головой по стволам деревьев и веток зашуршали рататоски, что жадно пялились на сани человека. Семирод сплюнул от бед и показал огромный шиш, на что рататоски немного похихикали и засеменили в свои дупла. Он почувствовал, как на лбу выступает испарина. Слишком жарко, слишком душно и липко, слишком старый стал Семирод.

В первый год было совсем тяжело, особенно вдали от благ цивилизации. Юный доктор, окончивший престижную академию, решивший познать тайны и прелести знаний волхвов, отучился еще несколько лет, а затем и подался в отшельники.

С годами он всё больше стал понимать болото, оно стало его домом. Пока человек строил себе избу из остатков предыдущей, казалось, сами боги и Лико смотрят на него. Смотрят и защищают, от чего его тяга к познаниям дикого духа становилась еще сильнее. Он учился, изучал, помогал всем, кто натыкался на его избу, жил славно и по законам божественным. С каждым днем он познавал нечто большее, открывал для себя целый мир, но главное правило жизни, она идёт. Старый стал Семирод, не чувствует он болото как раньше, тяжело ему дышать воздухом спертым, болит его кожа от влаги бесконечной. Учится Семирод лишь потому, что ничего другого не может, стало это для него естественно, как воздухом дышать тяжелым, спертым. Помогает Семирод, ведь это единственное в чём он видит свою цель. Помер Семирод, остался лишь дряхлый старик, что живет в своей дряхлой избе на старом болоте.