Боль усилилась. Балдур стиснул зубы. Ощущение было таким, словно кто-то погрузил руку по локоть в его внутренности и принялся вытягивать через кожу. Балдур раскрыл рот, но вместо этого издал сдавленный крик, как на удивление человека, боль начисто исправилась. Мужчина не мог поверить произошедшему, и резко дёрнув за край рубахи, осмотрел живот. Несколько порезов, старые шрамы, невесть откуда взявшаяся и подсохшая клякса пепла. Кровь, однако она не была его, да и наличие багровой субстанции, давно перестало удивлять человека. Помимо вышеперечисленных украшений, плоть была абсолютно чиста.

Исчезла. Подумал про себя человек, значит Регина всё же выполнила часть своей сделки. Коварная встретилась с Серым, ибо лишь именно таким образом, мог был быть выполнен договор. Балдур широко улыбнулся и захохотал. Маленький и выдохшийся аури, оскалился в улыбке так широко, насколько мог. Нельзя было сказать, был ли счастлив он от возвращения Балдура из мёртвых, или того факта, что Лиса сдержала своё слово.

Сырник еще раз с подозрением осмотрел тело стервятника, тот в ответ заметил рану на боку аури.

— Вернулся значит? — заговорил первым Сырник.

Балдур нырнул во внутренний карман и зарядил полный барабан револьвера. Щелкнув им, он покрутил в воздухе своим любимым оружием, и обернувшись на ту, что пряталась за плотью, заверил:

— Вернулся, и я крайне недоволен, — он посмотрел на аури в пол глаза. — Ты со мной?

Сырник ухмыльнулся, и едва заметно скорчившись от раны на боку, запрыгнул на плечо человека, обвивая его шею хвостом. Он хотел сказать, но не смог из себя выдавить. Балдур улыбнулся в ответ, и решил также промолчать. Единственное, что они сказали друг другу, прежде чем Балдур взвёл курок …

— Не смей больше умирать!

— Это в последний раз, обещаю.

57

Насколько может быть извращен разум? Как измерить ту степень, для которой невозможно найти подходящих слов? Когда наступает тот момент, та черта, перейдя через которую, сумасшествие и здравый смысл теряют свою целостность и сливаются в кипящий бульон истерического безумия?

Разум, пронзенный десятками ржавых гвоздей, изнеможенный от боли и высушенный под ярким палящим солнцем. Осколки вросшего в плоть черепа от давней неудачной лоботомии, из-за мясника, что называл себя целителем. Гниющие корни, разросшиеся больной опухолью в мозге, из которого расцветали великолепные белоснежные лепестки девственности.

Погребенное в землю тело, что отказывалось гнить и рассыпаться на множество холодных и отполированных кусочков. Крик. Боль. Вопль, молящий о пощаде и повторном наказании. Плоть пожирает плоть. Плоть рождает плоть. Сливается в сексуальном напряжении танца, от которого невозможно оторвать глаз.

Смерть. Интересная концепция или вовсе лишь увлечение? Запах смерти каждый оставляет после себя таким, каким и жил. Всепоглощающий туман страха перед тем, что является самой прекрасной частью жизни. Смерть проста, в ней нет загадок, никто не ищет ответов. Она проста, как холодное надгробие, и этим же она, так и прекрасна.

Резать плоть. Зашивать. Прогрызать зубами швы, выплевывая горячую кровь полную боли и страданий. Сшивать обратно и резать вновь. Хруст сухожилий и костей на клыках ярости, что разносится симфонией пожирания по бесконечным холлам мрака.

Как изменить степень извращения разума? Как отделить фантазию от реальности, когда больше ничего не имеет смысла. Когда больной разум отказывается воспринимать увиденное, и бьется в агонии нерешительности. Смерть или жизнь? Жизнь или смерть? Как отличить одно от другого?

Балдур чувствовал, как кто-то насильно впихнул эти слова в его голову, и как бы он не старался избавиться от них, ему удалось лишь тогда, когда монолог подошел к концу. Последние слова накрепко поселились в разуме стервятника, ведь за последние несколько часов ему удалось пережить обе стороны существования.

Окружение больше не скрывалось под личиной притворства, и сбросив с себя маску, скалилось огромной пастью наслаждения. Возникало ощущение, что каменному гиганту всё же удалось проглотить их, и они пытались выбраться из брюха чудища. Огни, что раньше освещали помещение, скрылись в тени нового хозяина, однако вокруг было достаточно светло, чтобы видеть.

Отовсюду частило липкое хлюпанье и глухое рычание. Надутые глаза, что выглядывали сквозь стены, быстро хлопали мясистыми веками и кровоточили сквозь нарывы на капиллярах. Воистину создание больного сознания, имя которому — безумие. Стены извивались, образуя собой длинный тоннель, во тьме которого прозвучало чавканье. Балдур более не мог отчетливо разобрать убийцу, что, казалось, скрылась в неизвестном направлении, но он отчетливо слышал скрежет зубов, который выделялся своим яростным позором из остальных.

«Отверженный вернется в колыбель в попытке стать наследником короны древних. Всё, как и предсказывала она. Утопленный в собственной ярости зверь, в поисках священного Сибируса! Он будет рвать плоть и чавкать желчью, пока не найдет упокоения в родных стенах. Ты не отверженный, человек, в тебе нет его ненависти. Мы убьем тебя, пожрём твою плоть, да и развеется она кровавой росой на цветущем побоище будущего. Такова плата за притворство, плата, что ты отдашь нам, прежде чем умрешь».

Эти слова глухим басом, звучали вновь и вновь, оставляя после себя отчетливый металлический привкус. Балдур поймал себя на том, что его десны обильно кровоточили, будто кто-то рвал их намеренно. Человек провел по ним языком, а затем молча выхаркнул кровавую юшку. Сырник, заметив это, покосился на него в пол глаза, однако всё его внимание было приковано к загадочной тьме. Кто или, точнее сказать, что, родиться извне? Куда делась загадочная фигура, облаченная в наряд стервятника?

Балдур нырнул в единственную уцелевшую на поясе сумку и достал патроны. Он медленно откинул барабан и зарядил. «Шесть», — подумал про себя человек: «Не густо». Помимо верного револьвера, у него был наточенный нож, что покоился под дулом оружия. Сырник держал в лапках невесть откуда взявшийся кристаллик с концентрированной порцией духа. Уши маленького аури были поджаты, а чёрные губы, оголяли тоненькие клыки.

Стервятнику приходилось справляться и с меньшим, однако в нынешней ситуации присутствовало весомое «но». При всём своём опыте, энциклопедической памяти, он был готов поклясться всеми богами, что даже примерно не подозревал, что вырвется из тьмы. Чавканье переросло в хлюпанье, после показалась первая фигура.

Вышло существо, которого человек никогда не встречал. Внешне оно напоминало раздувшееся от болезней человеческое тело, что пробыло на дне озера не менее недели. Огромные, размерами со спелую дыню, гнойники вырастали за мгновения и, лопаясь от переизбытка, разливались на холодный пол жидкостью мутно-желтого оттенка. Изо рта, если его так можно было назвать, изрыгались армии тощих и белых червей, а сама пасть кривилась одновременно в улыбке и наслаждении.

Существо медленной шаткой походкой приближалось к стервятнику, протягивая единственную кисть, что сохранилась на месте. Сырник скорчился в отвращении, и по привычке звонко выругался. Балдур же, не терял время на сквернословие, и мысленно поблагодарив противника за медленную атаку, изучал отродье.

Первым он заметил, что Сырник, хоть и морщится, но лишь от визуального отвращения и прелого запаха. Шерсть была приглажена, а значит на духовном уровне тварь не пыталась ни атаковать, ни воздействовать. Балдуру это говорило о двух вещах: существо не контролируется никем и обладает низким духовным уровнем. В обычной ситуации одной пули, хватило бы, чтобы прекратить страдания, однако сейчас это было бы расточительством.

Черви, изрыгаемые из пасти, погружались в гниль на полу, и чувствовали там себя очень даже комфортно, дожидаясь момента, когда смогут вкусить плоть стервятника. Балдур вновь прошелся языком по деснам, и выхаркнул прямиком в одну и таких луж. Черви ускорились троекратно, за мгновение поглощая кровь человека. Когда любой другой бы потирал собственные плечи, пытаясь избавиться от мурашек отвращения, стервятник улыбнулся.