— Мы никуда не уйдем! Выйдем через лаз и тут же вернемся. Найдем способ, а до тех пор не смей помирать, уяснил Красный?

— Да, моя госпожа.

Балдур сорвался с места, а Мира отвернувшись, направила заклинание на расчистку лаза, как вдруг прошептала:

— Оба.

Стервятник несся со всех ног, на звуки голосов и криков, как заговорил Сырник.

— Справимся?

Балдур достал револьвер и, приготовившись к битве, ответил:

— У меня есть он и ты, как-нибудь прорвемся.

53

***

Аккуратные женские пальчики прошлись будоражащим сознание прикосновением по мускулистой спине, изуродованной пульсирующими сиреневыми венами. Фигура, напоминавшая мужчину, скорчилась в позе зародыша и истерически забегала руками в области пояса. Он издавал сомнительные стоны, напоминающие садистскую смесь удовольствия и отчаяния, чавкая собственными губами.

Перетянутый собственной кожей, словно дырявой простыней, он поглядывал маленьким глазом на ту, что держала его в клетке. Однако могло показаться что тюрьма была спасением и наслаждением для мужчины, нежели оковами. Он явно прибывал в экстазе от её прикосновения, и глухо рычал, когда оно дарилось таким же как он.

Трон под ней вдруг зашевелился и в её взгляде промелькнула искорка недовольства. Такая, что могла вызвать войны, болезни и проклятья. Дурман разума, ядовитый глаз, в народе ходило много названий этому явлению. Женщина, огорченно выдыхая, словно кто-то посмел разбудить посреди ночи встала и взмахнула рукой.

Гротеская картина в виде переплетенных меж собой частей плоти лопнула как наполненный жидкостью шар. Кровь, что разлетелась по всему помещению, на удивление не посмела коснуться тела хозяйки. Она вальяжно отпихнула в сторону ногой, того, что принялся слизывать алую жидкость с пола и истерически дергал руками у пояса.

— Госпожа! — раздалось в стороне. Она обернулась и увидела фигуру, облаченную в поношенный чёрный плащ в пол, с выглядывающими лаурэнами из-под вельветовых волос. — Всё готово, прикажете выступать?

— Прикажу, — прозвучал её мягкий голос повелительным тоном. — Отправляйтесь через Железные Тоннели, вас должны встретить представители Кропоса и Меджья.

— А как же вы, моя госпожа?

Женщина, шевельнув пальцами, играючи притянула к себе стекавшую по полу кровь, ответила. — Рсун проснулся слишком рано, меня ждут в колыбели. Спасение Третьего Края — это приоритет. Я доверяю его тебе.

— Тогда я буду вас сопровождать, моя госпожа! Я не позволю себе оставить вас одну для такого далекого путешествия. Тем более учитывая факт, что Хропшинцы показались у южных земель Бролиска. Нам нужно быть осторожными и не показать своё присутствием им.

Пальцы внезапно перестали двигаться:

— С каких это пор моей воли недостаточно для тебя?

Фигура оцепенела и, опустив голову в давящей вине, произнесла:

— Я не… госпожа, прошу меня простить. Я пекусь о вашем здравии.

— Это всё?

— Да.

— Иди.

— Нет.

Женщина обернулась, и казалось она вот-вот вновь взмахнет рукой и окропит стены новой порцией горячей крови.

— Нет... То есть да, я пойду, только это не всё. Госпожа, по пути к вам ко мне приходили отчеты о тех нарушителях.

— Они еще живы? — с удивлением в голосе спросила она.

— К сожалению, да, но расколоты.

— Убить.

— Да, но…

Пальцы задрожали.

— Среди них Отверженный.

Взгляд женщины резко изменился. Огни запылали пламенем в её глазах, как она подошла к вестнику на расстояние вытянутой руки.

— Повтори?

— Среди них Отверженный, мне так кажется. Его заметили в компании низкословного раба, имя которого мне неизвестно. Человек, мужчина средних лет с аури, по отсутствию духа — стервятник.

Женщина задумалась:

— Сегодня? Ровно через двадцать лет, Рсун просыпается и… это точно он?

— Он прокаженный и смог убить зверя. Нет полной уверенности, но…

— Санне, на что ты пойдешь ради меня? — внезапно спросила она.

— На всё! Только прикажите! — фигура достала клинок и приставила к собственному горлу, — Даже прекращу свою жизнь, если прикажете.

Женщина отвела клинок в сторону и продолжила:

— Тогда отправляйся и узнай: Отверженный ли он или очередной стервятник, открывший не ту дверь. Я буду ждать твоего возращения. Обрушь на него всю свою мощь.

— Да, Великая Мать, а если он не окажется им.

— Убей, мне плевать.

***

— Боги! — единственное, что смогла произнести Закхра.

— Боги здесь не причём, — ответил Пилорат, аккуратно переступая через останки.

Смерть, пустив свои корни глубоко в почву, уже перестала отравлять своим присутствием. Каждый, кто заходил в поселение, не чуял ни ужаса, ни отвращения изнанки жизни, на которую обычно смотрели сквозь пальцы. Единственное, что витало в воздухе этого царства отчуждения, самая обычная и слезливая печаль. Печаль, от прикосновения которой на глазах наворачивались слезы, стекая сожалением за души тех, кто раньше мог смеяться.

Истинная картина, когда две противоположные силы сталкиваются друг с другом, в бесконечной борьбе за место быть. Борьба, что кажется всё еще происходит, только глаза живых не в силе этого увидеть. Лишь душа, одна душа обливалась кровью, в попытке понять то, что способно сотворить такое, в своей извращенной форме, превращая смех и радость, в клетку полнейшего безумия ярости.

Семирод первым ступил за грань, в которой больше не существовало жизни. Он ощутил, как души погибших тянуться к нему, в отчаянной мольбе на спасение. Старик почувствовал сильную дрожь в ногах, а на сморщенном лбу выступила испарина борьбы.

— Такое место не должно существовать! Кто, что способно на подобное? Как священное Лико и боги смогли допустить?

— Ты удивишься, насколько кроваво красочным может быть мир, да и ты сама успела убедиться. — Пилорат сделал паузу. — Иногда лучше придаться реальности книги и закрыть глаза на происходящее.

Меридинец понимал, из коротких рассказов о себе, что Захкра большинство своей жизни провела в строгом учении божественным песням и гор доступной глазу литературы. Для молодой древолюдки мир, который зачастую описывался в книгах как волшебный и прекрасный, в тот момент заметно помутнел и помрачнел. Она, закрыв рот ладонью, помахала рукой и убежала в кусты.

Пилорат её не винил. Даже ему, что идёт рука об руку со смертью всю свою жизнь стало не по себе. Выжженная дотла деревня уже перестала дымиться и навеки замерла в холодном касании мёртвой петли времени. Тела местных жителей необычайным способом замерли в предсмертной агонии истерики ужаса. Обугленные, казалось, внутри всё еще бились живые создания, заключенные в толстую оболочку угля и сажи.

Маруська прижалась к руке Меридинца и поглядывала на старика, что медленно, но уважительно перешагивал через чёрные статуи, словно опасаясь нарушить создавшийся баланс смерти. Семирод шептал упокойные, хоть и знал, без нужного обряда они не сработают. Он остановился, утёр испарину и огляделся.

Издалека не было видно, так как все тела смешивались в гротескную чёрную фреску уничтожения, но среди местных жителей, старику удалось разглядеть загадочные куски плоти. Другой бы не стал тревожить мёртвые кости и, плюнув через левое плечо трижды, отправился вон. Только вот хлеб и вода Семирода было изучение, и наука коей одарили его пытливые умы Бролиска.

Он не сильно удивился, когда узнал в них тех, что теперь покоятся в той самой деревне у его болота. Чтобы то ни было, здесь провели свою последнюю битву два мощных врага. Изуродованная плоть, в которой он узнал запретный дух и существа совсем неизвестные. Они были похожи на людей, но с гораздо более широким черепом и удлиненной шеей. По тому, что осталось от их тел, и торчащим тройным пористым костям, мало чего удавалось сказать, поэтому Семирод двинулся дальше. Он помнил из рассказов девушки, что сумел выходить от таинственной напасти, пришедшей с юга. Помнил, как изменилось лицо Ратомира Солнцеликого, когда он ему поведал. Помнил Семирод и своей судьбе, на путь которой наставили его боги, когда отказали в переходе через Смородинку. Он обязательно вернется на него и найдет храбрецов, что не закроют глаза, но это потом. Они проделали этот путь ради одной цели, и настало время её исполнить.