Лица Милии Августин и её ассистенток резко приобрели гримасу отвращения. Хоть механизм сбора был встроен крайне профессионально и не оголял ни плоти ни крови, выглядело это не совсем привычно для глаза обывателя. Балдур это понял, и сразу защелкнул паз обратно. Милия некоторое

время смотрела на руку человека, которая вернулась в своё обычное состояние и сглотнув ком в горле, закатила глаза.

— О боги! Ничего более отвратительного я в своей жизни не видела.

Мясожор с понимаем посмотрел на Балдура, что вновь преподносил ко рту отвратно пахнущий черпак, с капающим содержимым. Он поклонился дамам и Милии отдельно, а затем, хлопнув по плечу стервятника, удалился вместе со своей женой. Уши Сырника прижались, а губы слегка задергались, оголяя тоненькие зубки. Мира попыталась сменить тему, но Милия её опередила.

— Дорогой, Балдур, не могли бы вы предупредить заранее, что мне придется лицезреть подобное уродство, созданное полисами? Это абсолютное зло и падение морали нашего общества. Не говоря, что просто омерзительно для глаз цивилизованных персон. Я очень надеюсь, душенька моя, что, когда твой сборщик занимается своим делом, тебе не приходиться этого наблюдать.

Мира натянуто улыбнулась:

— Я в пол глазика.

Меридинка приняла шелковый платок от ассистентки и приложила его к носу, а затем произнесла то, чего Балдур никак не ожидал.

— Единственное, что сможет смыть этот образ из моей памяти сейчас, это если ты, дорогой, Балдур, покажешь своё ремесло в действии.

Мужчина не стал скрывать своего удивления, он широко раскрыл глаза и покрутил головой, осматривая все помещение.

— Но, госпожа… здесь нет диких животных, как и кристаллов у меня.

— Кристалл я тебе найду, а животное? Ну, твой зверек чем плох? Я не прошу высасывать его досуха, лишь маленькая демонстрация.

Милию Августин и Балдура спас очередной звонок и слова церемониймейстера. Он с полагающимся станом и выражением объявил о том, что этап оценивая окончен, и гости могут занять свои места согласно пригласительным.

Сам же князь, лицо которого Балдуру было слишком знакомым, вместе со своей новобрачной и Варгином сели первыми. Гости поклонились, приветствуя новобрачных у трапезного стола, а затем заняли свои места. Чувство голода у Балдура резко пропало, ведь черпак, с которого он поглощал свою похлебку, был как никогда пуст и вылизан до блеска.

Еще до начала свадьбы, он предполагал, что ему придется выслушивать подобные выражение и снисходительные ремарки в свою сторону. Ведь многие из них были правы, простому стервятнику не место на княжеской свадьбе, по статусу и духовной инвалидности. Он не жалел себя, не жалел Сырника и даже не злился на слова Милии Августин. Она делала то, что ей положено, и в её глазах это было абсолютно обыденной жизнью, словно хищнику вести охоту на свою добычу.

Также как понимал слова и действия Миры. Дворец, тронный зал и эта свадьба — это был абсолютно другой мир, и в нем действовали иные правила, следовать которым приходилось. Иначе слабые погибали, а сильные возвышались. Единственное чего хотел Балдур, это скорее пережить этот день и покинуть Красоград, пока не случилось ничего более скверного.

25

Одинокий покрасневший лист упал под ноги и приковал внимание уставших старческих глаз. Мужчина рассматривал сухие жилки, словно они рассказывали историю, понять которою удавалось лишь ему. Он аккуратно переступил через него и продолжил свой путь, волоча матерчатый тюфяк.

Улицы города были полны жизни, а запахи и звуки смешивались в какофонию хаоса. Солнце стояло в зените, однако, уже как несколько месяцев потеряло свой былой жар. Осень постепенно донашивала свой кроваво золотистый наряд, уступая место белоснежной зиме. Марена своим дыханием не давала забыть об этом.

Старик, шуршал по улочкам разбитыми и заношенными лаптями, что волокно за волокном расслаивались с каждым шагом. На неизвестного гостя никто толком не обращал внимания, а некоторые обходили стороной, опасаясь встретиться взглядом.

Двери Красограда были открыты для всех, но внутри города закон и нормы морали строго контролировались. Столица Красносолнечного княжества была известна на всё царство и полисы, поэтому была обязана держать марку.

Старик не поднимал головы, из-за этого не мог видеть ослепительные шпили и башни из красного камня. Музеи, дворцы, галереи, постоялые дома, богатые лавки и прочее. Многие в этом городе ходили, задрав подбородки, любуясь красотами, а он смотрел себе под ноги и видел лишь камни. Старик опирался костлявыми руками о походный посох, что на самом деле представлял собой лишь длинную палку из березы, которую он нашел у проселочного тракта.

Под ложечкой засосало, и он почувствовал запах грушевого пирога и кислого кваса. Мужчина поднял голову в поисках источника запаха, что потянул его к уличной тележке. За прилавком стояла упитанная древолюдская женщина, которая, растягиваясь пухлыми щеками в улыбке, горланила рекламный лозунг своего предприятия: «Пироги прям из печи! Налетайте молодцы! Ешь бабье и мужичье! Если мало, дам еще!»

Старик подошел, и женщина сразу изменилась в лице. Странник выглядел не лучшим образом. Серебряные, длинные, засаленные в грязи и саже волосы сплетались в комки и пахли морем. На нем была серая мантия с подсохшей кровью и торчащими в разные стороны нитками, ее подол был порван и беспомощно волочился по земле за стариком. Женщина сделала шаг назад и посмотрела по сторонам, словно в поисках стражи.

Пожилой путник, засунул руку в кармашек на поясе и послышался звон медяков. Он, бубня себе под нос, пересчитывал монеты, сгоняя пальцами грязь и подсохшие катышки. В карман вернулось всего одна монета, остальные он протянул тонкими, старческими дрожащими пальцами. Он не смотрел на владелицу тележки, и притупив взгляд, произнес:

— Кусочек грушевого пирога, пожалуйста, юная барышня, да стакан воды.

Она посмотрела на руку старика и вновь покрутила головой по сторонам. Мужчина замер в позе с протянутой рукой, смотрел на дымку, что исходит от хрустящей корочки свежего пирога. У него осталась всего одна монета, но уж больно привлекательно он пах и напоминал об его детстве и матери, что пекла такой же. Это было давно. В другой жизни.

Женщина потянулась к пальцам старика, затем сложила их в кулак. Сразу же перед ним на деревянной тарелочке появился кусок пирога и большая кружка пенистого кваса.

— Кушай, отец. Бери за так. Я вижу путь прошел ты не из легких.

Старик вновь протянул деньги. Она загорланила: «Пироги прям из печи! Налетайте молодцы! Ешь бабье и мужичье! Если мало, дам еще!»

— Кушай, кушай, отец. Пирожочки то свежие, домашние.

Он убрал монеты в кармашек и принял пирог. Старик сделал шаг назад и тяжело дыша поклонился в пояс. На ярмарочной улочке было шумно. Никто не услышал стука его березового посоха. Женщина поклонилась в ответ. Она даже не представляла, что ровно через девять месяцев считая с этого дня, боги подарят ей первого внука.

Пирог оказался настолько вкусным, насколько он пах. Старик захрустел корочкой и запил глотком холодного кваса. Перед тем как уйти, он еще раз поклонился и извинился за то, что не смог выпить всю кружку. Усталость и давняя язва не позволяла ему сделать это.

Он утер выступившую испарину, хоть на улице и было прохладно, и продолжил путь. По воле богов, случилось так, что старик попал на последний день великой ярмарки Красограда. Народ уже вовсю отгулял две недели, однако площадь всё еще была полна любителями легкой наживы.

Торговцы, спекулянты, мастера огня и танцев. Комедианты, актеры, пекари и куховары. Все они отрабатывали и отыгрывали последний день осенней ярмарки, перед тем как вернуться к обыденной жизни.

Старик шел своей дорогой, постепенно ощущая, как чувство насыщения вводит его в легкий транс. Он остановился возле одной из городских лавочек и, присев, тяжело вздохнул. Жители Красограда казались настолько безмятежными и поглощёнными весельем, что мужчине стало легко на душе. Лишь на мгновение.