— Ну ладно уж, покушали, может еще хотите? Я завтра щи в гусятнице хотела сделать, но могу и сейчас.

— Нет, нет, — прервал молчание Семирод. — Благодарим тебя, добрая женщина, за кров и за хлеб. Мы, пожалуй, пойдем, ночлег еще найти надо.

— А так на что вам бродить-то? Девчуньку то на холоде и сквозняке спать укладывать? Оставайтесь, а утром с богами продолжите путь к Высокому хребтру. Ты Корост ложись на печь, девочку за неё положим. Богатыря на лавке устроим, у меня шкуры медвежьи от сыновей остались.

— А ты, хозяйка?

— Я последнее время ночью очень плохо сплю, — улыбнулась она. — Вот и хожу на близкую опушку, собираю чем Мать одарит.

— Не пойдет так, мы еду твою ели, теперь и кровать заберем? — возмутился Пилорат. — Корост прав, думаю нам лучше пора. Не переживай за нас мать, мы не пропадем, а девочку на сквозняке не оставим.

Женщина принялась собирать посуду, как вдруг вскочила Маруська и начала ей помогать. Тут Семирод увидел в её глазах грусть, точнее это то, что могло показаться поначалу. На самом деле эта была тоска, с режущей душу печалью. Старик понял, что она давно перестала плакать, ибо не было больше слез, которые способна пролить одинокая женщина. Рожка положила посуду в бадью, и едва повернув голову произнесла.

— Оставайтесь, отдохните с дороги, а я уж как-нибудь да управлюсь.

Пилорат попытался ответить, но открыв рот он не нашел правильных слов. Что-то в её виде заставляло его остаться. Нет, ни колдовство, ни дух, нечто иное. Когда он смотрел на бедную женщину, то не смог просто так уйти.

В следующие несколько дней, на которые они решили задержаться у одинокой старушки, Пилорат поклялся наладить ей хозяйство, подлатать избу, построить новый забор. Маруська не говорила, но многое делала. Бурка, не привыкшая к маленьким детским ручкам, поначалу брыкалась, а затем и вовсе полюбила девочку. Семирод в благодарность за хлеб и кров, омолодил её скудный урожай и в течение нескольких дней поглядывал на рану Пилората.

Старушка не задавала лишних вопросов, лишь кланялась в пол каждый раз, когда её гости оставались еще на день и помогали ей по хозяйству. Каждое утро, еще до петухов, в маленькой избе пахло свежим хлебом и парным молоком. Она улыбалась всё больше и больше, до тех пор, пока не пришлось прощаться.

В тот момент она не посмела покинуть свою избу и поклялась ждать их к следующему ужину, когда бы он ни настал. Рожка достала из кармана маленький платочек и, утерев единственную слезу, помахала им на прощание. Простым странникам, которым предстоит долгий и тяжелый путь, однако в одном месте их будут ждать всегда свежий хлеб и парное молоко.

36

Сквозь утренний туман вдалеке виднелся пик Вороньего перевала. С каждой каплей ранней росы всё отчетливее становились виды крутые склоны одетые шишковатой броней пестрых от лишайника валунов. Перевал, что представлял собою длинный и широкий мост, украшенный столбцами богов, своего рода разграничивая зоны владения двух Лик.

За спиной оставались густые болота и тяжелый густой влажный воздух, как напротив извилистая горная местность, что желтела песчаником. Вороний пик, вторая по величине скала, где густо обитали нацеленные ворожейки. Высотой чуть больше волкодава эти пернатые птицы с головой молодой женщины и куриными лапами славились своим богатым и легким духом. Однако главная цена его была в том, что он был абсолютно уникален — легкий как лебединое перо и насыщенный горным воздухом. Его применяли как в научном колдовстве, так и в повседневном быту. Не хватило бы пальцев рук и ног, чтобы пересчитать все способы применения, да и Стервятнику это было не к чему. Он никогда не задавал вопросов о цели заказчика. Не потому, что ему было плевать, скорее наоборот, он не хотел знать, так жилось легче. Сборщик успокаивал себя тем, что ничем не отличался обычного кабачника, который лишь предлагал выпить усталому гостю, а принять его предложение или нет, это дело каждого.

Балдур сидел на холодной земле, глубоко впиваясь пальцами в сырую почву. Он любил чувствовать связь с матерью всего живого, словно сквозь ладони он нашептывал ей, что пришел с миром и постарается не причинить вреда её творениям. Также он прощался с болотным Ликом и благодарил, что позволил им пройти через его земли, обещая выказать такое же уважение его каменному собрату.

Стервятник смотрел вдаль, не отрывая взгляда от вершины пика. На самый верх им идти не было нужды, ворожейки гнездились на маленьких лишайниковых равнинах, обычно под крепким и надежным навесом крутых склонов. Однако что-то внутри него отказывалось и вцеплялось в землю сильнее и сильнее. Тряску перед сбором Балдур поборол десятки лет назад, но, к его удивлению, она вновь касалась его кожи, оставляя свои противные следы.

Разум воедино, закрыть глаза, вдох-выдох. Он не позволит ей овладеть его сознанием словно напуганного мальчишку. Стервятник отпустил оковы земли и растер жирный чернозем меж пальцев. Еще один ритуал, так он нёс благословение Матери всего живого и творил её руками. Мало кто верил в такой древний ритуал, который возможно придумали ради заблуждения и оправдания поступков, но Балдур, вопреки всему, не смел оскорблять богов, и старался угодить им как следует перед сбором.

На белой тряпочке были выложены все его инструменты, которые он тщательно проверял. Клинок должен быть наточен, всегда. Револьвер полностью заряжен, а оставшийся барабан запасных патронов в удобном положении на груди. Пустые кристаллы, вместилища духа и те самые несменные спутники каждого сборщика. Один он сразу зарядил в выстреливающий механизм, еще парочку в специальный кармашек на груди. Остальные распихал по плащу и поясу.

Руны по небольшим мешочкам на поясе. Защитные для круга, бронзовые для ослабления и несколько заряженных атакующим заклинанием. Набитый костной мукой маленький мешочек, без которой прокаженные не могли активировать руны. Бронзовая пыль отлично помогала в контроле особого опасного зверя, проникая в нос и легкие, она дезориентировала добычу, помогая избежать прямого контакта.

Всё это было стандартным набором любого сборщика, без которых только самые смелые и глупые ходили в поход. Балдур потер в руке сглаженный словно миллионами волн камешек, и посмотрел на Сырника, что о чём-то беседовал с остальными. Они прекрасно знали, что перед каждым сбором, человек любил уединяться, оставаясь наедине со своими мыслями. За последние несколько дней, плечо Балдура отвыкло без дополнительной нагрузки, из-за этого жалобно поскуливало и ныло.

Стервятник прокручивал в голове возможные пути сбора и развития событий, опираясь на опыт и знания о поведении ворожеек. Он хотел начать и закончить как можно быстрее, в идеальном варианте оставляя их на земле. Сами пернатые были довольно трусливы и нападали лишь тогда, когда, сбившись в стаи, поднимались в воздух. Оттуда приманивать их и «гвоздить» к земле было довольно проблематично. Он смотрел перед собой, слегка играя глазами и пальцами, представляя себя в работе. Фантазия настолько затянула его, что не заметил тяжелых шагов Дэйны.

Женщина осмотрела пояс человека и его оружие, одобрительно кивнув, а затем, сев перед ним, произнесла:

— Ну как ты? Действует?

Балдур инстинктивно поерзал на месте, словно проверяя все ли внутренности на месте, а затем ответил:

— Я в порядке.

— С последнего нашего похода много времени прошло, ты и раньше говорил, что в порядке, даже когда тебе бедро иворги раздробили, только дело в том, что ты был моложе лет на десять, — нахмурила она брови.

— Боли нет, спазмы бывают, но редкие, я держу их под контролем, сознание ясное и чистое. Я в порядке, Дэйна, серьезно.

— Значит готов к работе?

— Готов, пора заканчивать.

— К слову о заканчивать, — сказала она, словно слегка смущаясь, а её взгляд на мгновение дрогнул в сторону. — Что ты планируешь делать дальше? Я понимаю, что сейчас ты настроен на сбор, но на перевале нам лучше не задерживаться. Куда дальше?