Он поправил веревку, что скатывалась с плеча, и закряхтел. Остановился, оглянулся и достал фляжку с водой. Тяжело Семироду пить, сухо в горле и вода еле пролазит. Он вытер испарину со лба, и глубоко выдохнув, продолжил свой путь, как перед ним выскочило животное.

Маленький, совсем юный олененок, что смотрел на него безобидными и наивными глазами. Он перебирал копытцами на месте и крутил головой по сторонам, не убирая взгляда от него. Мужчина полез в небольшой мешочек на поясе, и в его ладони появилась горсть сушенных грибов.

Олененок тут же уловил запах, и едва сделав шаг вперед, осекся. Его нераскрытые, но всё же животные инстинкты предостерегали об опасности перед неизвестным существом. Семирод хрустя суставами и костями присел на колено, и улыбнувшись, протянул ближе. Олененок медленно подходил.

Над головой вновь зашуршали рататоски. Мокрый нос коснулся ладони человека, и олененок довольно зачавкал. Семирод позволил себе погладить животное, на что тот отдернул морду, но затем спокойно вернулся к трапезе, позволяя человеку касаться своей тоненькой шеи. Он мигом все проглотил и прожевал, что предложил ему старик, затем осмотрел его изумрудными глазами.

— Голодный? У меня еще есть, — улыбнулся Семирод.

Не успел он достать добавку, как появился второй зверь. Огромный, мясистый, с шикарной короной из рогов. Он показал свои зубы, что очень были похоже на человеческие, только без клыков, и на кончиках его рогов появились огоньки духа. Семирод узнал самца, как и тот узнал Семирода.

Они не были знакомы и встретились впервые, однако оба узнали эту неподдельную старость в глазах, привычную рутину, помимо которой ничего не знают. Олененок тут же вернулся к самцу, и спрятался за его телом, периодически выглядывая.

— Не желаю зла я вам. Дороги наши лишь на время переплелись. Иди себе старой дорогой, да и я своей потопаю, — слегка поклонившись, проговорил старик.

Что-то он почувствовал в этом олене, словно он пытался что-то ответить человеку. Может указать дорогу? Предостеречь от беды или вовсе словами бранными ошпарить? Семирод знал одно, что пожилой зверь смотрел очень долго на человека и не отрывал взгляда. Огоньки духа играли на кончиках его рогов, переливаясь радугой природы. Могло показаться, что человек услышал пару слов, но он был стар, чтобы воспринять это как следует.

Семирод поклонился, и зачерпнув из закромов своей души, выписал в воздухе рунический знак защиты. Короткая вспышка, и зверь кивнул в ответ, после чего удалился вместе с оленёнком. Старик оперся о свою березовую палку и тяжело задышал. Старый стал Семирод, совсем старый. Он достал фляжку и сделал еще несколько глотков, после чего забросил веревку на плечо и потащил за собой сани.

Впереди его ждала опушка, где он обычно останавливался перед последним спуском, что вёл к деревне. Опушка, на которой можно было перевести дух, проверить целостность припасов, и отправится дальше.

Он вышел на неё гораздо позже, чем рассчитывал, и не сразу почувствовал изменения в воздухе. В носу всё еще царила застоялая прелость болота, да и глаза уже были не те. Ему понадобилось время чтобы добраться до того самого пенька, у торчащих корней которого, он прятал еще одну фляжку с водой.

Семирод трясущимися руками отвинтил крышку, и жадно принялся пить. В момент, он оторвался, сохраняя несколько капель, лишь тогда он смог почувствовать воздух, который резко ударил ему в сознание. Пахло гарью, плотью, а из-за крон деревьев витиевато тянулась струйка дыма. Мужчина проглотил ком в горле, и протерев уставшие глаза, потащил за собой сани, прибавляя ход.

Он миновал небольшую опушку, всё сильнее и сильнее чувствуя запах копоти и гари, и наконец увидел перед собой деревню. Деревню, в которую он ходил столько лет и зим, что сам давно сбился со счету. Деревню, в которой он лично знал каждого по имени, и его знали, и встречали с особой теплотой.

Вместо оживленного хутора, перед ним показались сожжённые дома, залитые кровью дороги, и тела, много тел. Семирод, что есть сил, бросил сани перед собой, которые кубарем скатились с холма, и отправился за ними. Он часто дышал, но уже не болотом, однако от этого становилось еще хуже.

Перелезать через частоколы и заборы не было нужды, их больше не существовало. Старик шел по улочкам, то и дело ступая в лужи крови и оторванных конечностей, если бы ни его прошлое, мужчину бы вывернуло на месте.

Отвратительный запах гнили, разложения и предсмертного испражнения. Семирод шел, переходя на бег, и надеялся найти хоть кого-нибудь в живых. Он всё чаще натыкался на созданий, монстров, как он описывал их в своей голове на тот момент, потому что иначе их назвать было нельзя.

Изуродованные и к счастью мёртвые куски плоти, внешне крайне отдалено напоминающие нечто живое, заполонили хутор вместе с телами когда-то здесь живущих. Маленькие и совсем огромные, пронзённые неизвестными мечами, размноженные неизвестными молотами. Здесь произошло настоящее побоище, но никто из жителей не смог бы оказать такое сопротивление.

Хутор насчитывал добрые две сотни жителей, что покоились в братской могиле. Семирод шел трусцой по улочкам, его губы дрожали, а на глазах наворачивались слезы. Он не мог поверить тому, что показывали его глаза. Он кричал, окликивал имена, звал по фамилиям, родам деятельности, пока наконец не услышал женский стон.

Он подбежал к дому, где лежала молодая девушка, лицо которой было залито кровью. Она часто и прерывисто дышала, из-за массивной балки на её груди. Семирод упал на колени, осматривая её тело, а затем дыхнув в сложенные кульком ладони произнес заклинание.

Боги его услышали, ему так хотелось думать, ведь не смотря на усталость старика, заклинание удалось ему. Он тяжело дышал, с морщинистого лба выступила испарина, и тоненькие пальцы дрожали. Вдруг Семирод почувствовал страх. Не за себя или свою жизнь. Он всей душой ощутил страх тех, что пали под натиском зубов и клинков. Ненависть тех, кто пронзали невинную плоть этими зубами и клинками. На мгновение он словно перешагнул за грань времени, и оказался посреди побоища.

Он не видел лиц, не слышал их криков. Картина не блистала насыщенными красками резни, однако старик чувствовал каждую нить духа, что покидала тела, и присоединилась к вечному потоку богов. Такое количество эмоций разом, он не ощущал никогда. Семирод закрыл глаза, стараясь не обращать на них внимания, и прошептал конечные слова заклинания.

Из земли полезли корни, что оплетали балку и подняли с тела девушки. Она закричала, чувствуя, как кровь возвращается в онемевшую плоть. Вдруг корни становились слабее, опуская балку всё ниже и ниже. Семирод почувствовал головокружение и выпив один из своих эликсиров поднатужился.

Он, не смотря на крики боли девушки, продолжал концентрироваться на заклинании, пока злосчастная преграда не освободила её. Старик положил её голову на свои колени, и она закашляла кровью.

— Семиродушка, миленький ты наш. Беги отсюда скорей, скрывайся во лесах, беги, миленький, — слабо пробормотала она, схватившись за его рукав.

Старик откупорил еще одну мензурку, и протянул к губам девушки, та отринувшись, продолжила:

— Беги, Семиродушка! Лихо, беда здесь поселилась. Беги пока можешь.

— Что? Что произошло?

Она завизжала от боли, крепко сжимая его руку. Семирод заметил как её тело сковала судорога, и женщина тяжело закашлялась. От ног бедняжки практически ничего не осталось, кроме перетёртых в труху смеси кожи, плоти и костей. Разум старика забегал, в попытке найти нужное знание, однако наблюдая за последними моментами его жизни, всё что он смог, это обронить одинокую слезу.

Она смотрела на него глазами полными ужаса и боли. Ему оставалось лишь гадать, через какие муки проходила женщина, и грош ценой была её жизнь. Кто же был способен на такое? Какой зверь не убивает, а лишь калечит, и оставляет умирать в терзающих плоть пытках?! Она пыталась заговорить, но разбитые в кровь губы, лишь безмолвно двигались, одаривая его слух предсмертной хрипотой. Он нащупал фляжку, и накапал последние остатки влаги ей на губы. Женщина закрыла глаза, а затем всё же смогла проплакать.