Договорить он не успел, потому что я, разозлившись, одним взмахом руки сшибла его со столешницы. Однако оказавшись на полу, среди вороха бумаг, он продолжил вещать уже оттуда:

— Если хочешь что-то изменить — иди туда сама и меняй! А пока пррячешься тут, в Гваэлоне, вечно будешь рразрываться между прошлым и будущим, вместо того, чтобы жить в настоящем!

— Я вот не пойму, ты вообще чей фамильяр, мой или Руса?! Будешь еще подслушивать чужие разговоры — ощипаю как курицу и запеку с яблоками на ужин.

— Кто же тогда будет письма твоему своенрравному кррестнику носить, а? Пушистого заставишь?

Кажется, мои угрозы не возымели на ворона должного эффекта. Он снова взгромоздился на столешницу и уставился на меня своими блестящими черными глазами-бусинками.

— Голубя призову[1], — буркнула я. — Неприхотливого и, главное, молчаливого.

— И с ума тут сойдешь вместе с голубем в одиночестве, — произнес он тихо и серьезно.

Я понимала, что, несмотря на всю свою язвительность и постоянные жалобы, Люциус всегда был на моей стороне.

— И сойду, — так же тихо согласилась я. — Ты Руса давно видел?

— Со вчеррашнего дня он не появлялся, ушел куда-то далеко. Но, знаешь, я пару рраз видел его в лесу… — тут он замялся, словно думая, нужно ли вообще сообщать мне информацию, которая с большой долей вероятности вызовет мое недовольство.

— Говори, раз начал.

— Мне иногда кажется, что с каждым годом в нем все больше зверриного, и все меньше человеческого.

Я вздохнула. Люциус озвучил то, что было на уме у меня самой. Чем больше времени Рус проводил в зверином обличье, тем меньше становился похож на человека, которым был когда-то. Он все чаще бывал в лесу и все меньше со мной. Мог подолгу не разговаривать, думая о чем-то своем. Перестал верить в то, что мы сможем добиться исполнения нашего плана. Перестал надеяться. Смирился.

— Я все исправлю, — почти простонала я, устав уже повторять эту фразу снова и снова.

Он промолчал. Хоть большую часть времени клюв моего фамильяра не закрывался, иногда Люциус знал, когда лучше ничего не говорить.

«Вспомни, как я просила тебя не соваться в Авенир. Вспомни, как не стал меня слушать и сделал все по-своему. Вспомни, что из этого вышло. Как только узнаешь, где меч — поспеши за ним…» — продолжила я письмо, на строках которого мне было сложно сосредоточиться.

Скорее бы Рус вернулся. С ним рядом мне было гораздо спокойнее. Не казалось, что я схожу с ума, запутавшись в воспоминаниях и видениях.

За много лет, прожитых вместе, мы почти никогда не ссорились, но в последние годы разногласий между нами становилось все больше. И, не смотря на это, я не хотела его потерять. Боялась, что однажды он уйдет и не вернется, оставив меня совсем одну.

Из груди вырвался всхлип, но я заставила себя собраться.

— Люц? — позвала я погрузившегося в молчание ворона.

В ответ он промычал что-то нечленораздельное, но давшее мне понять, что он готов меня слушать.

— Могу я попросить тебя об одолжении?

— А до этого столько лет, что это все было? Не одолжения рразве? — фыркнув, отозвался ворон.

— Прекрати! — Оборвала я его сарказм, призывая к серьезности. — Мне нужно, чтобы ты не только отнес Дэю письмо, но и не пустил его в Сарн-Атрад.

— И каким это, интерресно, обрразом? — Проскрипел фамильяр недовольно. — Если ты не заметила, у нас с ним немного рразные весовые категоррии.

— Не знаю. Попробуй его убедить как-нибудь.

— А сама чего не убедишь?

— Ты же знаешь, меня он не послушает. А не позволить ему попасть в столицу для меня очень важно.

— И с чего ты взяла, что он послушает меня? Он не слушает никого и рруководствуется исключительно тем, что взбрредет в его бедовую голову.

— Ну, пообещай мне, что ты хотя бы попытаешься, — попросила я Люциуса, понимая, что он прав.

Однако иных вариантов решения проблемы не видела. Могла лишь предпринять все, что от меня зависело и надеяться, что хоть что-то сработает.

— Хорошо, попытаюсь, — поняв, что иначе я не отстану, согласился Люциус.

— А если не сможешь, сразу прилетишь и сообщишь мне об этом.

— Угу. И ты сама отправишься его переубеждать.

Я вздохнула. Ну, хотя бы так, все лучше, чем ничего. Оставалось только дописать письмо.

«…Вспомни о том, что ты всегда боялся повторить ошибку своего отца. Отправившись в Сарн-Атрад ты сам загонишь себя в ловушку, как он когда-то. Помни о своих обязательствах перед семьей и народом Терра Вива. Помни о возложенных на тебя надеждах и ответственности…»

Вряд ли упоминание об ответственности сможет остановить Дэймоса от необдуманных поступков. И все же, я должна была использовать все имеющиеся у меня аргументы, чтобы отговорить его рисковать собственной жизнью.

Закончив с письмом и заручившись обещанием Люциуса проконтролировать действия Дэя, я отправила ворона в путь и осталась совсем одна.

Рус так и не пришел. Я выпила горячего молока с медом, надеясь немного поспать, но сон тоже не шел.

В голову лезли непрошенные воспоминания, которые я отгоняла от себя. Их место заполняла тревога перед неопределенностью будущего. Рус был прав, я разрывалась между прошлым и будущим, а настоящим была недовольна. Но что я могла сделать? Я пыталась всё изменить, но с каждым днем все больше теряла надежду.

Смотрела на пустое место на своей кровати, которое обычно занимал тигр. Одеяло было смято и все еще хранило его запах. Он пах не зверем. Он пах ветивером и кедром. Как холодная зима и жаркое лето в тех местах, откуда он родом. Закрыла глаза и полной грудью вдохнула этот аромат.

— Я все исправлю, — снова прошептала я, в который раз давая себе обещание, будучи не вполне уверенной в его выполнимости.

________________________________________________________

[1] Сильный маг при помощи специального ритуала может призвать фамильяра в виде удобного ему животного или птицы, в которого вселяется душа умершего много лет назад волшебника

Стасилия Рейн Ана Вива

Терра Вива. Дорога Нарог Паллас — Глиндал.

♫ Joep Beving — Beving: Ab Ovo

Всему хорошему суждено когда-нибудь закончиться. Так и теплые осенние деньки подошли, кажется, к концу, а холодная зима подбиралась с каждым днем все ближе и ближе. Дышала в спину ледяным ветром, хмурилась темно-серыми тучами, пугала надвигающимися ливнями.

Начинало смеркаться, когда мы, наконец, остановились на ночлег неподалеку от большого озера, расположенного между Инглотом и Друаданским лесом. К этому времени погода испортилась настолько, что я пожалела о том, что не взяла с собой подбитый волчьим мехом зимний плащ. Ветер, задувавший с севера, пронизывал, казалось, до самых костей и заставлял то и дело ёжиться и не отходить от большого костра.

Виктор большую часть времени проводил с одним из своих военачальников, обсуждая какие-то тактико-стратегические вопросы. Я же была предоставлена самой себе и собственным невеселым мыслям, большая часть которых была о планирующемся побеге.

Когда-то в детстве где-то в недрах библиотеки мне попадались отчеты отца о его поездке в Лимерию. И я даже пролистала эти записи, заинтересовавшись несколькими моментами, но потом, отвлекшись на что-то другое, отложила в сторону.

Отложила на столь долгий срок, что совсем позабыла о них. Надо сказать, что в тот момент Лимерия и все что в ней происходило, ни капельки меня не интересовали.

Сейчас мне, как никогда, хотелось выведать о лимерийцах как можно больше, потому что врага нужно было знать в лицо. Однако найти эти записи снова мне так и не удалось. А уклончивый ответ короля на вопрос об их нынешнем местонахождении говорил о том, что он прекрасно осведомлен, где они, но не намерен делиться этой информацией со мной.

Пыталась вспомнить, что именно я в них прочла, но память выдавала какие-то отрывочные фрагменты о том, например, что в Лимерии летом очень жарко, а зимой — жутко холодно. О живописных песчаных пейзажах столицы — Форлонда, невысоких домиках с остроконечными крышами или о растущих там повсеместно высоченных кедрах. О добываемых там кристаллах и оксеиновой руде. Или о шаманах, с которыми лучше не связываться. Кажется, было что-то еще, что-то важное, но вспомнить, что именно, никак не удавалось.