— Подожди, я боюсь оставаться тут одна…
Он ничего не ответил, но я сочла молчание за согласие и протиснулась в лаз в скале следом за ним.
— … и темноты тоже, — закончила я, оказавшись внутри и поняв, что свет снаружи в пещеру почти не поступал.
Наверное, он был готов высказать мне собственные соображения насчет тех, кто и почему является обузой в его путешествии, которые не могли не возникнуть в его голове. Но промолчал, поразив меня тактичностью.
Впереди темнел узкий коридор, конца которому не было видно.
— Идем. Я могу видеть в темноте.
И моя рука снова оказалась в его руке, нетерпеливо тянущей меня в эту непроглядную черноту, но с ним я готова была пойти туда, не раздумывая.
Апатия и политика невмешательства
Стасилия Рейн Ана Вива Терра Вива. Нарог Паллас
♫ Annelie — Lost
Мне постепенно становилось легче. Физически. В груди перестало клокотать при каждом вдохе и выдохе, я реже кашляла, глаза перестали слезиться, а голова становилась более ясной. Осталась лишь сильная слабость, однако поскольку я все еще лежала в собственных покоях, не собираясь их покидать, она не причиняла мне больших неудобств.
Зато в эмоциональном плане внутри зияла все та же черная дыра, и каждая новая мысль только подталкивала меня к этой бездне отчаяния.
Новость о том, что Виктор планирует напасть на Терра Арссе тоже не добавляла оптимизма. Он, конечно, и раньше об этом упоминал, но в отсутствии моста эти разговоры казались лишь невыполнимой мечтой. А вскоре могли стать ужасающей реальностью.
Я не хотела войны, с кем бы то ни было. К тому же, поскольку столетия назад наши государства были побратимами, арссийский Сарн-Атрад и наш Нарог-Паллас находились совсем рядом, разделенные одним лишь Инглотом. Поэтому боевые действия в любом случае коснутся столиц в первую очередь. Я искренне жалела город, в котором родилась и жила, и его жителей.
Нарог Паллас и без того был измотан и нищ, а люди думали лишь о том, чтобы сохранить собственные жизни, подлатать прохудившиеся крыши домов, да накормить голодных детей, какая им, к Гхаре, война?
Король считал правильным впустить к нам лимерийцев, чтобы те воевали на нашей стороне, но это лишь больше истощило бы Терра Вива.
Я, конечно, была далека от военной стратегии, но и без нее видела, что желаемая Виктором битва, лишь доконает наше королевство окончательно. А я безгранично любила Терра Вива, надеясь, что добиться его возрождения можно иным, более гуманным способом.
К обеду в окна заглянули редкие солнечные лучи, и горничная раздвинула шторы, впуская свет в мои покои. Небо затянуло серыми тучами, которые ветер принес со стороны Терра Арссе.
— Ваше Высочество, вам нужно поесть, — участливо произнесла вошедшая в покои горничная.
— Спасибо, не хочется, — отозвалась я.
Аппетита не было. Не хотелось ни о чем думать и ничего делать, никуда идти и ничего предпринимать. Я смотрела на, раскачивающийся надо мной, полог кровати и в голове было пусто, как на поле перед разрушенным мостом.
Наверное, Ксандр был прав. Виктор хитрее и сильнее нас всех, вместе взятых. И союзниками мы, дети Елеазара, никогда не были, каждый всегда был сам по себе. Разве что Блэйд заступался за меня, но и его король вовремя отправил к Гхаре на кулички. «Разделять и властвовать» — было одним из его жизненных принципов.
Скрипнула дверь. Это горничная, перестав охать и причитать обо мне, наконец, покинула покои, оставив меня одну, наедине со смирением, пришедшим на смену торгу и депрессии.
Нужно выйти замуж не пойми за кого — да, пожалуйста! Хоть за тигра, хоть за вивианского волка, хоть за лунарийского верблюда. Плевать.
Виктор хотел развязать войну, не имея достаточной силы, чтобы противостоять сильному врагу? Арссийцы разгромят столицу нашего королевства? Ну и пусть. От Терра Вива и без войны скоро останутся рожки, да ножки.
Хотите надеть на меня какой-нибудь артефакт? Неснимаемый, блокирующий магический резерв, закрепляющий помолвку не пойми с кем? Дайте два!
Какая теперь, к Гхаре, разница, если я стала изгоем в собственном королевстве? Если я, пусть и косвенно, была виновна в смерти того, кто никому не причинил вреда? Если Блэйд не вернется, а вернувшись, погибнет от руки Виктора?
И когда мне казалось, что нет в этом мире никого, кто мог поддержать меня, не дать захлебнуться в этой бездне отчаяния, в дверь постучали.
Слуги обычно входили без стука, а члены семьи не стали бы стучать, да и приходить бы тоже не стали. Я не стала ничего отвечать, решив, в случае чего, притвориться спящей, потому что разговаривать ни с кем не хотелось.
Дверь тихо скрипнула, и мне пришлось прикрыть веки, слушая шелест осторожных шагов.
Прогнулся матрац под тяжестью гостьи, аккуратно присевшей в ногах кровати. Она коснулась моей, лежащей поверх стеганого покрывала, руки. Я вдохнула аромат лаванды и сразу узнала вошедшую.
Лавандой всегда пахло от матери. Это был запах спокойствия, безмятежности и детства. Уверенности, твердости и защищенности. Всего того, чего мне сейчас так не хватало. И слезы потекли прямо из-под моих плотно сжатых век, а сухая рука, на моей ладони, сжала крепче.
— Почему ты сразу не пришла, мам? — Всхлипнув, спросила я. — Почему отправила ко мне Ксандра?
— Прости меня, Стэйси.
Голос матери был тихим и надломленным. Кажется, каждое слово давалось ей с трудом, она подбирала их очень тщательно.
— Я была с тобой непрерывно первые сутки, а потом ушла, чтобы немного отдохнуть, а его попросила подменить меня на время, чтобы ты не была одна, когда проснешься.
После этого повисло недолгое молчание. Но я его нарушила:
— Хорошо хоть не Виктора.
Тот, наверное, только обрадовался представившейся возможности меня добить
— Прости, — повторила мама тихо, не отпуская моей руки. — Помнишь, когда вам было лет по пять, вы попросили меня не вмешиваться в ваши склоки?
Я помнила. Это предложил Блэйд, но я была с ним согласна. Казалось, что мы сможем разобраться с нашими проблемами без вмешательства взрослых. Что мы сами достаточно взрослые. Оказалось, недостаточно.
— Да. Видимо, тогда мы были более благоразумны, — прошептала я и снова всхлипнула.
— Наверное, с моей стороны было ошибкой довериться вашему благоразумию, но я считала, что так вы вырастете более самостоятельными, и каждый из вас будет готов, при необходимости, занять отцовский трон.
Мама не сдержала полного печали вздоха, а я — горестной усмешки. Ее слова выудили из-под, терзавшей меня, апатии, уйму неожиданных эмоций.
— Для чего, если в нашей семье и королевстве, сколько я себя помню, властвовал Виктор, для которого каждый из нас лишь пешка в политических играх?! Он все решает…
— Ана… — попробовала прервать меня мама, но я продолжила, уже громче:
— Виктор решил, чтобы Блэйд отправился к арссийцам, на верную гибель — и Блэйд сделал, как он сказал! Виктор решил, что я должна выйти замуж на наследника дома Даэрон, потому что ему так выгодно — и не слушает никаких возражений! Решил, что нужно убить меня — и убил! Решил лишить жизни Ари Беттлера и обвинить меня — сделал! Гхара! Да даже когда он приказал завесить тканью портреты отца во дворце ты не возразила!
— Он король Терра Вива…
— Он — мерзавец! И никто не может ему противоречить! Даже ты!
Я разрыдалась в голос, не в силах сдержать, переполнивших меня, эмоций.
— Он убил Ари, мам! Ни за что! — всхлипнула я. — Он же был ни в чем не виноват! И меня убил!
Мама молчала, поглаживая меня по руке, а когда мои рыдания стихли, она осторожно заговорила:
— Виктор сказал, что не хотел причинять тебе вред. И пообещал, что подобное не повторится.
— И ты ему веришь?
— Я больше не позволю ему никоим образом тебе навредить, обещаю.
Коротко и зло выдохнула.
— А если в следующий раз он захочет убить не меня, а Блэйда или Ксандра? Или еще кого-нибудь?