Я так и сидела, безуспешно пытаясь что-нибудь вспомнить, вытянув ноги к костру. Смотрела на пляшущие языки пламени, медленно, с хрустом, поедавшие сухие ветки и хворост.

Наш небольшой лагерь погрузился в вечерний полумрак, когда на широкое бревно неподалеку от меня присел Виктор, держащий в руках тарелку с чем-то дымящимся и очень аппетитно пахнущим. Естественно, для себя. О том, чтобы предложить поужинать мне, он и не подумал. Хотя я, признаться, этого от него и не ждала и очень удивилась бы, прояви он подобное благородство.

Встала и сходила к полевой кухне, чтобы тоже взять причитающуюся мне тарелку с горячей и ароматной кашей с мясом. Пришлось даже обернуть емкость в полы плаща, чтобы не обжигала ладони, и теперь она просто согревала их приятным и успокаивающим теплом, а я поспешила вернуться на свое насиженное и еще не успевшее остыть, место у большого костра.

Устроилась поудобней, не обращая внимания на то, что по возращении, Виктор смерил меня недовольным взглядом, но ничего не сказал, а продолжил есть.

Я сдержала желание пожелать ему подавиться. К тому же, каша действительно оказалась на вкус такой же замечательной, как и на вид. Как раз то, что нужно промозглым осенним вечером. Поэтому мы так и сидели у огня молча, нарушая тишину лишь стуком ложек о стенки деревянных тарелок, да неподобающим нам по статусу, шмыганьем замерзших носов.

Сопровождающие предпочли расположиться чуть поодаль, не нарушая покой короля и принцессы. Все знали не понаслышке о нашей неприязни, как и о наших тяжелых характерах и никто не хотел попадать под горячую руку.

— Надеюсь, ты не думаешь о побеге? — Спросил Виктор, закончив, есть, и снова исподлобья глянул на меня.

— Нет, — честно ответила я, потому что о побеге уже успела подумать и сейчас лишь продолжала завороженно глядеть на огонь в костре, весело пляшущий над ним дым и тлеющие угли, то вспыхивающие ярко-алым, то снова гаснущие в темноте.

Он поставил пустую тарелку на бревно рядом с собой и тоже уставился на огонь. Продолжил:

— Это хорошо. Но, на всякий случай, хотел бы тебя кое о чем предупредить. Ты ведь знаешь о Драконьей башне?

Его негромкий вкрадчивый голос заставил меня отвлечься от разглядывания огненных всполохов и замереть. Конечно, я знала о Драконьей башне, да и не было в Терра Вива человека, который бы о ней не знал. И не холодел бы от одного только упоминания о ней.

Королевский замок в Нарог Палласе, как и сама столица, располагался на возвышенности, и сам по себе был довольно-таки высок. А одна из башен была самой высокой. Настолько, что иногда облака оказывались ниже и ее вершина пряталась в них, исчезая в дымке. Эту башню и называли Драконьей, еще с незапамятных времен. На самом верху располагался узкий неогороженный балкончик. Вероятно, древние драконоборцы использовали его для каких-то, одним им ведомых, целей.

Однако уже после исчезновения драконов, кто-то из предприимчивых вивианских монархов придумал сделать из этой башни своеобразную и очень оригинальную тюрьму. Перед ее узниками вставал непростой выбор: сходить с ума от ужаса или прыгнуть с высоты, чтобы гарантированно расстаться с жизнью. Одной Гхаре известно, сколько и в каких муках там сгинуло народу.

Я же точно знала, что Виктор несколько раз помещал в тюрьму особо не понравившихся ему пленников, после чего никто из них оттуда не возвращался. И не нужно было обладать даром видящего, чтобы понять почему.

Вот и теперь, когда король в привычном для него, угрожающем тоне упомянул о башне, я нахмурилась, примерно зная, в какую сторону повернет наш разговор.

— Собираешься угрожать тем, чтобы отправить меня туда? — Спросила я, предугадав, по моему мнению, ход его кровожадных мыслей.

— Было бы неплохо, — ответил он. — Вот только нелогично.

— Почему? — Не поняла я.

— Потому что, если ты сбежишь, то, чтобы отправить тебя туда, придется сначала дождаться твоего возвращения.

— И что же тогда логично?

— Логично было поместить в нее твоего дружка Бэттлера, в качестве гарантий твоего хорошего поведения на встрече в Глиндале. Что я и сделал, — он усмехнулся, довольный собой и ожидая моей реакции.

Все это время мы общались, не глядя друг на друга. Наши взгляды были устремлены на огонь в костре, но эти слова заставили меня повернуться и посмотреть на него, чтобы удостовериться, что он действительно это сказал и переварить услышанное.

Глубоко вдохнула свежий и холодный ночной воздух. Он обжег ледяным дыханием ноздри и легкие, и я чуть было не закашлялась. Сначала внутри словно что-то оборвалось. В следующее мгновение во мне вскипели гнев, отчаяние и ужас.

— Что ты сделал? — Переспросила, не веря.

Пока я думала, не сильно ли Ари задергают в замковых темницах, мой облеченный властью брат обрек его на страдания в Драконьей башне. Кроме того, Виктор дождался нашего отъезда из замка, чтобы я уже ничего не могла в этой ситуации изменить.

Да и что бы я могла предпринять? Разве что уговорить маму как-то повлиять на брата или наобещать ему, что буду подчиняться его воле, только бы он отпустил ни в чем не повинного человека. Но теперь и эта возможность была безнадежно упущена. Что бы я теперь не сделала и не сказала, я никак не помогу Ари Бэттлеру. И Виктор прекрасно это понимал.

— Что слышала, — отозвался он. — Теперь на переговорах с лимерийцами ты будешь убедительно изображать самую очаровательную из принцесс, расскажешь им, в какой восторг тебя приводит перспектива брака с их наследником и будешь улыбаться им во все зубы, поняла?

— Какой же ты мерзкий, жестокий и бесчеловечный! Терпеть тебя не могу, — прошипела я, сжав кулаки от гнева и отчаяния.

Гхаров манипулятор! Как хорошо он все просчитал. И как мне теперь сбежать? Ведь в случае моего побега пострадает невинный человек. А мне потом как-то жить с ответственностью за это.

— А ты глупая, слабовольная и избалованная дрянь. И прекрасно знаешь, что наши чувства взаимны, — ответил король, довольно ухмыльнувшись. От него не укрылась моя реакция на его слова. — Теперь судьба твоего дружка в твоих руках.

— Он ведь ни в чем не виноват! — Простонала я. — Как же ты можешь быть таким несправедливым? Как ты спишь вообще по ночам после того, как принимаешь такие жестокие решения?

Я вскочила с бревна, на котором сидела и сделала пару шагов, чтобы подойти ближе к брату. Сопровождающие не должны были нас слышать, а мне хотелось закричать, и я сдерживалась из последних сил, потому что эмоции переполняли меня и искали выхода.

— Отлично сплю, — спокойно ответил он. — Такова тяжелая доля монарха. И я давно уже с ней смирился. Теперь осталось дождаться, когда ты смиришься со своей. Тогда и от тебя будет, какой-никакой, толк.

Когда Виктор смотрел на меня, его зрачки сужались, а верхняя губа подрагивала, периодически обнажая зубы. У меня не было сомнений в том, что я ему так же отвратительна, как и он мне. Кто его знает, возможно, в Лимерии мне будет спокойнее, чем в родном королевстве, под постоянным надзором деспотичного братца.

Желание со всей силы пнуть ногой короля Терра Вива, или хотя бы бревно, чтобы дать выход эмоциям, возрастало с каждой секундой. Еще очень хотелось сбежать отсюда как можно дальше, прямо сейчас.

Но я не могла позволить себе ничего из вышеперечисленного. Драться с Виктором на виду у толпы сопровождающих нас гвардейцев — государственная измена. Пинать бревно — недостойно высокородной особы, которой я, к несчастью, являлась. Сбежать — теперь значило обречь невиновного человека на страдания или даже гибель. Какой-то гхаров замкнутый круг.

Поэтому я еще раз взглянула на Виктора. Насмешливое выражение все еще не покинуло его лица, и взывать к его совести не было никакого смысла. Как и продолжать этот разговор. И я, не прощаясь, пошла прочь от костра, который почему-то перестал греть, к возведенному для меня одноместному походному шатру.

— Погоди, Ана, — услышала я и остановилась, не оборачиваясь. Неужели у Виктора есть еще заявления, способные добить меня окончательно? Я молчала и ждала, что же он скажет, и он произнес негромко и отчетливо: