Немного подумав, Цзя Лянь стал читать дальше.

Цы-ши Ли Сяо из округа Сучжоу сообщал, что господа покровительствуют слугам, а те, пользуясь безнаказанностью, чинят беззакония, а один из них даже убил целомудренную женщину. Фамилия убийцы была Ши Фу; на допросе он признался, что принадлежит к слугам господина Цзя Фаня.

Когда Цзя Лянь прочел это сообщение, ему стало не по себе. Он хотел читать дальше, но, боясь, что опоздает на свидание с Цю Ши-анем, даже не стал дожидаться завтрака и потребовал себе одежду.

В это время Пин-эр принесла чай. Цзя Лянь выпил два глотка, выбежал во двор, вскочил на коня и уехал.

Пин-эр стала убирать оставленную Цзя Лянем одежду; Фын-цзе хотела встать, но Пин-эр сказала ей:

– Госпожа, вы ночью почти не спали. Полежите немного! Если хотите, я разотру вам тело!

Фын-цзе ничего не ответила.

Пин-эр поняла, что она не возражает. Взобравшись на кан, она села возле Фын-цзе и принялась растирать ее. Фын-цзе стала засыпать, но тут послышался плач Цяо-цзе, и она снова открыла глаза.

– Мамка Ли, ты что там делаешь? – окликнула няньку Пин-эр. – Успокой девочку. Уж слишком ты любишь спать!

Нянька Ли проснулась и, услышав слова Пин-эр, осталась очень недовольной. Она несколько раз шлепнула девочку и проворчала:

– Дьявол! Чтоб ты подохла! Только и знаешь орать, словно твою мать хоронят!

Старуха заскрежетала зубами от злобы, но тут же спохватилась и начала ласково гладить девочку. Однако девочка еще громче расплакалась.

– Безобразие! – услышав крик дочери, воскликнула Фын-цзе. – Опять она бьет девочку! Пин-эр, поддай хорошенько этой дрянной бабе, а ребенка принеси сюда!

– Не сердитесь, госпожа, разве старуха смеет грубо обращаться с девочкой?! – произнесла Пин-эр. – Может быть, она по неосторожности толкнула девочку. Поколотить старуху, конечно, можно, но ведь завтра все начнут судачить, будто мы понапрасну бьем своих людей!

Фын-цзе ничего не ответила, а только тяжело вздохнула.

– Погляди на меня, во что я превратилась. Если я умру, моя девочка останется на произвол судьбы!

– Зачем вы так говорите, госпожа, – упрекнула ее Пин-эр. – Зачем расстраиваете себя с самого утра мыслями о смерти?

– Что ты понимаешь? – горько улыбнулась Фын-цзе. – Я давно знаю, что долго не протяну! Я прожила на свете всего двадцать пять лет, но за это время мне довелось увидеть и испытать столько, что другому и во сне не приснится. Я обладала всем, чем хотела! И если мне теперь будет отказано в том, что называют «долголетием», мне все равно!..

Пин-эр не выдержала, ей захотелось плакать.

– Не притворяйся опечаленной! – усмехнулась Фын-цзе. – Для вас моя смерть будет только радостью. Все вы заодно! Я знаю, что вы будете жить в мире и согласии, как только у вас в глазу не будет такой колючки, как я! Но мне все равно! Единственно, о чем я прошу, – пожалейте мою дочь!

Пин-эр разрыдалась.

– Ладно, не распускай нюни! – оборвала ее Фын-цзе. – Что я, умерла, что ли? Чего ревешь?! Еще раньше меня подохнешь от слез!

– Своими словами вы совершенно расстроили меня, госпожа! – воскликнула Пин-эр, едва сдерживая слезы.

Пока они разговаривали, Пин-эр усердно растирала тело Фын-цзе, и та наконец уснула.

Пин-эр спустилась с кана, но тут снаружи послышались шаги.

Кто бы знал, что Цзя Лянь опоздает и Цю Ши-ань уже отправится ко двору?! Так и не повидавшись с ним, обозленный Цзя Лянь вернулся домой.

– Что, еще не вставали? – спросил Цзя Лянь, появляясь на пороге.

– Нет, – отозвалась Пин-эр.

Цзя Лянь откинул занавеску на дверях, ведущих во внутреннюю комнату, перешагнул порог и с усмешкой воскликнул:

– Здорово! До сих пор валяются и в ус не дуют!

Он потребовал чаю. Пин-эр торопливо налила.

Случилось так, что, когда Цзя Лянь уехал, девочки-служанки, не рассчитывая на его быстрое возвращение, снова улеглись спать и ничего не приготовили, поэтому сейчас Пин-эр принесла Цзя Ляню едва теплый чай. Цзя Лянь вышел из себя и швырнул чашку на пол.

Встревоженная шумом, Фын-цзе проснулась вся в холодном поту, охнула и, широко раскрыв глаза, увидела рассвирепевшего Цзя Ляня и Пин-эр, собиравшую с пола осколки разбитой чашки.

– Что ты так быстро вернулся? – спросила мужа Фын-цзе.

Не получая ответа, она повторила свой вопрос.

– А ты хотела, чтоб я не вернулся и подох где-нибудь дорогой? – крикнул Цзя Лянь.

– Ну зачем так? – улыбнулась Фын-цзе. – Ты никогда так быстро не возвращался, вот я и спросила тебя. Сердиться незачем!

– Не застал его, вот и вернулся, – проворчал Цзя Лянь.

– Запасись терпением! Завтра поедешь пораньше и, разумеется, застанешь.

– Что, у меня ноги казенные? «Ем собственный рис, а приходится гоняться за дичью для других!» – вскричал Цзя Лянь. – Дома куча хлопот, дохнуть некогда, а приходится тратить время на кого-то! Зачем мне это? Тот, кого это касается, сидит себе дома и знать ничего не знает! Я даже слышал, что он собирается с пиром и спектаклями устроить день рождения! А мне за него приходится бегать как проклятому!

Цзя Лянь зло плюнул и принялся бранить Пин-эр.

От волнения у Фын-цзе пересохло в горле; она хотела возразить мужу, но потом подумала и сдержалась.

– Зачем кипятиться? – заставив себя улыбнуться, проговорила она. – Что ты на меня кричишь с самого утра? Кто велел тебе стараться за чужих? Но раз уж взялся, терпи! Не представляю себе, что это за человек, который вздумал устраивать театральные представления и пиры, когда ему грозят неприятности!..

– И ты еще болтаешь! – вспылил Цзя Лянь. – Сама можешь его спросить.

– Кого? – изумилась Фын-цзе.

– Кого? Своего старшего братца!

– Значит, ты о нем говорил?

– А о ком же?

– Что ж у него случилось, что тебе за него приходится бегать? – поинтересовалась она.

– Будто слепая и сама не видишь!

– Право же, мне ничего не известно! Ведь я совсем неграмотна!

– Разумеется! Как ты можешь знать? – усмехнулся Цзя Лянь. – Об этом ни госпожа, ни тетушка ничего не знают! Я постарался все замять, чтобы дома не знали, так как не хотел, чтобы госпожа и тетушка беспокоились, да и ты все время нездорова, и не хотелось тебя волновать. А вообще история возмутительная! Если б ты не спросила, я не стал бы рассказывать. Нечего сказать, хорошо себя ведет твой брат! Ты знаешь, как его прозвали?

– Нет!

– Не знаешь? – вскричал Цзя Лянь. – «Ван-жэнь» его прозвали!

Фын-цзе прыснула со смеху.

– Разве настоящее имя его не Ван Жэнь?

– Конечно – Ван Жэнь! Но только прозвище его пишут иероглифами «ван» – «забывать», а «жэнь» – «гуманность». Одним словом, этим прозвищем хотят подчеркнуть, что он забыл гуманность, долг и все правила приличия!..

– Кто осмеливается так бессовестно чернить человека? – возмутилась Фын-цзе.

– Никто его не чернит, – возразил Цзя Лянь. – Я сейчас расскажу тебе, в чем дело, ты тоже должна знать, что собой представляет твой старший братец! Знай же, что он устраивает день рождения своему второму дяде Ван Цзы-шэну.

– Ай-я! – воскликнула Фын-цзе. – В самом деле? А я все хотела спросить тебя, разве не зимой день рождения второго дяди? Помню, что Бао-юй из года в год ездил к нему. Когда господин Цзя Чжэн был повышен в чине, второй дядя Ван Цзы-шэн присылал труппу актеров, и я еще говорила: «Второй дядя очень скуп, не то что старший дядя Ван Цзы-тэн, и живут они как кошка с собакой». Если б они жили дружно, разве он отказался бы помочь в устройстве похорон, когда умер Ван Цзы-тэн?! Поэтому я предложила в день его рождения послать к нему труппу актеров, чтобы не остаться перед ним в долгу. Не могу понять, почему Ван Жэнь решил раньше времени устроить день рождения дяди.

– Ты, видно, все еще спишь и видишь сны! – сказал Цзя Лянь. – В первый же день по приезде в столицу твой брат Ван Жэнь под предлогом устройства похорон постарался захватить все состояние своего дяди Ван Цзы-тэна. Он боялся, что мы помешаем ему осуществить его замысел, поэтому ничего не сообщил нам, а потихоньку присвоил себе несколько тысяч лян серебра. Твой второй дядя возмутился его поступком и заявил, что он не имеет права забирать все полностью. Поняв, что все прибрать к рукам не удастся, Ван Жэнь прибегнул к хитрости, решил устроить день рождения дяди, рассудив, что это обойдется куда дешевле, чем отдать дяде присвоенные деньги! Бессовестный! Он даже не подумал, как о нем будут отзываться родные и друзья!.. Но все это пустяки! Ты знаешь, почему я так рано встал? В связи с историей, происшедшей на морском побережье, цензор сообщил мне, что у старшего дяди Ван Цзы-тэна обнаружилась какая-то задолженность, но, поскольку он умер, ее должны возместить его младший брат Ван Цзы-шэн и племянник Ван Жэнь. Вот они оба и переполошились и попросили меня похлопотать за них. Когда я увидел, как они волнуются, я согласился, и то лишь потому, что они приходятся родственниками тебе и нашей госпоже. Я подумал, что цензор Цю Ши-ань сможет все устроить, и поехал к нему, но опоздал – он уже отправился ко двору. Вот и выходит, что я зря бегаю, а они веселятся и пируют! Ну как после этого не сердиться?!