– Вот именно поэтому я не мог молчать и рассказал вам все без утайки, – заметил Ли Ши-эр. – Если вы будете делать все, как я говорю, господин, и не добьетесь славы и успеха, можете обвинять меня в нерадивости по службе и в неискреннем отношении к вам!
– Что же, по-твоему, я должен делать? – спросил Цзя Чжэн.
– Ничего особенного – просто позаботиться о себе, пока вы еще не состарились, пока семья ваша живет в достатке и старая госпожа здорова, – отвечал Ли Ши-эр. – Иначе не пройдет и года, как вы растратите все свое состояние, и когда у вас совершенно не будет денег, все, начиная от начальников и кончая подчиненными, будут вами недовольны и в один голос заявят, что вы присваиваете себе казенные деньги. И случись у вас тогда одно-два затруднения, кто согласится вам помочь?! Доказывать свою правоту будет бесполезно, раскаиваться – поздно!
– Выходит, я должен сделаться казнокрадом и взяточником? – возмутился Цзя Чжэн. – То, что я сам буду рисковать жизнью, еще ничего!.. Но разве это не значит, что я тем самым сведу на нет заслуги своего деда?!
– Господин, – не уступал Ли Ши-эр, – вы человек умный и образованный. Неужели вы не помните, как недавно привлекли к суду нескольких знатных господ за злоупотребления? А ведь некоторых из них вы считали своими друзьями и отзывались о них как о самых честных и неподкупных чиновниках! Где же сейчас их слава? Вот у вас есть родственники, о которых вы отзываетесь не совсем лестно. Но все же одни из них недавно получили повышение по службе, других перевели на службу в другие места, и все они на хорошем счету. Прежде всего вы должны знать, господин, что и народ и чиновники требуют к себе внимания. Если же поступать так, как вы, то есть запретить всем чиновникам в округах и уездах принимать денежные подношения, разве они станут выполнять приказания начальства?! Надо только добиться, чтобы у вас внешне была репутация честного человека, все остальное я беру на себя и ручаюсь, что вы не будете в накладе. Ведь я уже давно служу вам. Можете быть уверены, что я вас не подведу.
Цзя Чжэн заколебался, не зная, что возразить Ли Ши-эру, и только произнес:
– Мне еще жить не надоело! Можешь делать что угодно, но смотри, в случае неприятностей меня не впутывай!
С этими словами он неторопливо вышел из комнаты.
С тех пор Ли Ши-эр приобрел необыкновенное влияние. Он установил связи с чиновниками, и они вместе обделывали свои делишки, без зазрения совести обманывая Цзя Чжэна, но тот ни о чем не догадывался, поскольку дела шли на лад, и во всем верил Ли Ши-эру. Старшему начальству поступило несколько доносов на Цзя Чжэна, но, зная, что Цзя Чжэн служит давно и известен своей честностью и бескорыстием, начальство не стало производить расследований.
Наиболее дальновидные чиновники, служившие в ямыне, видя такое положение дел, пытались открыть Цзя Чжэну правду, но тот им не верил. Тогда некоторые из них ушли со службы, а другие, искренне желавшие добра Цзя Чжэну, всячески поддерживали и оправдывали его.
Таким образом, сбор и перевозка хлеба были закончены в срок.
Однажды, когда Цзя Чжэну нечего было делать, он сидел у себя в кабинете и читал книги. Один из служителей принес ему письмо, запечатанное казенной печатью, на котором было написано:
«Градоначальник Хаймыня и других мест приказывает незамедлительно доставить сию бумагу в ямынь начальника по сбору хлебного налога провинции Цзянси».
Цзя Чжэн вскрыл конверт и стал читать:
«Наша дружба в Цзиньлине была искренней и глубокой.
Удостоенный в прошлом году вызова в столицу, я был необычайно рад, что получил возможность часто встречаться с вами. Вы не только подарили мне свое расположение, но и дали обещание породниться, за что я безгранично благодарен вам! Однако вскоре меня назначили на должность в приморские провинции, и я не осмеливался тревожить вас своими напоминаниями. Я только вздыхал о том, что судьба не дала мне счастья окончательно назвать себя вашим родственником.
Ныне, к счастью, вы прибыли в здешние края и вселили в меня надежду, что теперь желание всей моей жизни исполнится.
Уповая на это, я посылаю вам сие письмо, жду ваших указаний и надеюсь иметь честь лично приветствовать вас. Хотя нас разделяет большое пространство, я думаю, вы не оставите меня своей милостью, не погнушаетесь моей бедностью, и нас свяжут тесные родственные узы.
Что касается моего сына, который удостоился вашего благосклонного взгляда, то он давно почтительно взирает на благоуханную красоту вашей дочери.
Если вы подтверждаете данное вами когда-то обещание, присылайте сваху; и хотя дорога ко мне далека, я думаю, ваша дочь сможет доехать без особых трудов.
Я не смею обещать вам, что мы встретим невесту с сотней колесниц, но приготовить все необходимое для ее встречи я сумею.
Настоящим письмом выражаю вам свое уважение и жду вашего драгоценного согласия.
Бьет челом ваш младший брат Чжоу Цюн».
Прочитав письмо, Цзя Чжэн подумал:
«Брачные узы действительно предопределяются судьбою. В тот год, когда мой друг приезжал в столицу, я случайно увидел его сына, юноша мне понравился, и я как бы между прочим сказал, что охотно выдал бы за него Тань-чунь. Но окончательно о сватовстве мы не уговорились, и я до сих пор никому об этом не говорил. А потом он был назначен на должность в приморской провинции, и нам больше не приходилось вести об этом речь! Не ожидал я, что, как только меня повысят в чине, он пришлет мне такое письмо!! Семьи наши примерно одинаковы по положению, и его сын будет вполне подходящей парой для Тань-чунь! Жаль, что со мной нет жены, с ней надо было бы посоветоваться. Придется написать!..»
Когда Цзя Чжэн пребывал в нерешительности, привратник принес письмо, в котором содержалось требование немедленно явиться в провинциальное управление для обсуждения кое-каких дел. Цзя Чжэн тотчас же отправился в столицу провинции и стал там дожидаться приема у генерал-губернатора.
Однажды, когда Цзя Чжэн без дела сидел на казенном подворье для приезжающих чиновников, он увидел на столе целую кучу правительственных вестников. Цзя Чжэн стал просматривать их один за другим, и вдруг в вестнике ведомства наказаний ему бросилась в глаза фраза: «… Доводится до сведения дело уроженца Цзиньлина торговца Сюэ Паня…»
– Вот так дела! – взволнованно воскликнул Цзя Чжэн. – В правительственный вестник попал!
Он стал внимательно читать сообщение. В нем рассказывалось, как Сюэ Пань убил Чжан Саня, а потом подкупил свидетелей, которые показали, будто убийство было непреднамеренным.
– Все кончено! – вскричал Цзя Чжэн и даже хлопнул рукой по столу.
Дальше говорилось:
«На основании сообщения генерал-губернатора столичного округа, стало известно, что Сюэ Пань, уроженец Цзиньлина, проезжая через уезд Тайпин, остановился на ночлег в трактире, принадлежащем семье Ли. С трактирным слугой Чжан Санем он никогда не был знаком. В такой-то день, такого-то месяца, такого-то года Сюэ Пань велел хозяину трактира приготовить для него угощение и пригласил жителя уезда Тайпин, некоего У Ляна, вместе выпить вина. Когда У Лян явился, Сюэ Пань приказал Чжан Саню подать вино. Вино показалось Сюэ Паню разбавленным, и он велел Чжан Саню заменить его. Но поскольку вино было заказано, Чжан Сань не мог заменить его. Сюэ Пань рассердился и замахнулся чашкой, чтобы выплеснуть вино в лицо слуги. Однако он не рассчитал силы. Чашка выскользнула у него из руки, ударила по темени Чжан Саня, наклонившегося, чтобы накрыть на стол, и глубоко рассекла кожу. Открылось сильное кровотечение, и через некоторое время пострадавший скончался.
Хозяин трактира поспешил на помощь, но было поздно; тогда он сообщил о случившемся матери Чжан Саня.
Прибыв на место и увидев труп сына, мать Чжан Саня, урожденная Чжан Ван, сообщила сельскому старосте об убийстве и подала жалобу начальнику уезда. Из уездного управления прибыл следователь, который установил на черепе убитого трещину длиною в один вершок и три доли, а также рану на пояснице. Был составлен соответствующий протокол, и дело передали в областной суд. При рассмотрении дела суд признал, что Сюэ Пань, выплескивая вино, нечаянно выпустил из рук чашку, и вынес решение, что убийство было непреднамеренным.
