– Бао-чай странно себя ведет, – заметила тетушка Сюэ. – Что это значит? Раз они теперь супруги, чего ж они не разговаривают и не шутят друг с другом? Неужели Бао-юй никогда не видел, как второй старший брат Цзя Лянь держится с тобой?!

– Зачем вы так говорите? – краснея, промолвила Фын-цзе. – Я просто рассказала шутку, чтобы вас развлечь, а вы, тетушка, меня же начали высмеивать.

– Вот и хорошо, я очень рада, что они перестали стесняться друг друга, – с улыбкой заметила матушка Цзя. – Мужу с женой всегда следует жить в согласии, но, конечно, между ними должно быть понимание. Мне нравится, что Бао-чай с уважением относится к старшим. Меня огорчает только то, что Бао-юй еще не совсем выздоровел. Однако раз уж он так заговорил, значит рассудок возвращается к нему. Ну-ка, расскажи, было еще что-нибудь смешное?

– Вот когда у Бао-юя прибавится семейства и нашей тетушке придется нянчиться с внуком, тогда совсем будет смешно! – улыбнулась Фын-цзе.

– Мартышка ты! – беззлобно выругалась матушка Цзя. – Мы здесь с тетушкой думаем о твоей бедной сестренке Линь, а ты нас смешишь глупыми шутками! Но это еще ладно, а вот бесстыдничать не следует! Неужто ты не хочешь, чтоб мы думали о сестрице Линь? Не слишком радуйся, она тебя ненавидела, теперь берегись ходить в сад одна – утащит она тебя!

– Она вовсе на меня не обижается, – засмеялась Фын-цзе. – Перед смертью она скорее скрежетала зубами от ненависти к Бао-юю.

Но матушка Цзя и тетушка Сюэ сочли ее слова шуткой и пропустили их мимо ушей.

– Ладно, помолчи! – сказали они. – Лучше пойди да выбери счастливый день, когда можно будет разрешить молодым супругам жить вместе.

Фын-цзе кивнула, еще немного поболтала и удалилась. Но о том, как она приказала выбрать счастливый день для церемонии, как занималась приготовлениями к пиру, рассылала приглашения гостям и заботилась о театральных представлениях, мы здесь рассказывать не будем.

Между тем Бао-юй понемногу оправился от болезни. Когда у Бао-чай бывало настроение, она читала книги и заводила с ним разговор о прочитанном. Если речь шла о самых обыденных вещах, Бао-юй кое-что понимал, но его умственные способности были далеко не такими, как прежде. Бао-чай понимала, что этому причиной утеря «чудодейственной яшмы».

Однако Си-жэнь постоянно вопрошала юношу:

– Куда девались твои способности? Что ты избавился от своих пороков, это хорошо, но почему характер у тебя остался прежним и рассуждения твои о моральных принципах стали еще более глупыми?

Слушая ее, Бао-юй не сердился, а только хихикал.

Иногда, следуя порывам своей натуры, он начинал шуметь и скандалить, но благодаря уговорам Бао-чай постепенно научился сдерживать себя. Си-жэнь теперь тоже приходилось тратить меньше времени на убеждения, и она всецело могла заняться исполнением своих обязанностей служанки. Другие служанки, видя, что Бао-чай добра и ласкова, охотно подчинялись ей.

Однако Бао-юй по натуре был подвижным и непоседливым и постоянно рвался в сад. Матушка Цзя и другие не разрешали ему выходить, боясь прежде всего, как бы он не простудился, да и они думали, что хотя гроб Дай-юй перенесли в один из загородных монастырей, Бао-юй при виде знакомых мест может снова расстроиться и заболеть. К тому же сестры уже разъехались из сада: Бао-цинь переехала к тетушке Сюэ, Ши Сян-юнь после возвращения Ши-хоу в столицу тоже стала жить дома и редко приезжала во дворец Жунго. Правда, во время свадьбы Бао-юя она пробыла здесь два дня, но жила в комнатах матушки Цзя. Так как Бао-юй был женат, да и ей предстояло скоро выйти замуж, она уже не осмеливалась свободно и непринужденно шутить с юношей. Она разговаривала только с Бао-чай, а все ее отношения с Бао-юем ограничивались лишь тем, что она справлялась о его здоровье.

Син Сю-янь, после того как Ин-чунь вышла замуж, перешла жить к госпоже Син. Сестры Ли Ци и Ли Вэнь жили со своей теткой вне дворца, лишь изредка приезжая вместе с нею справиться о здоровье госпожи и сестер, а после этого уходили к Ли Вань и, пожив у нее день-два, уезжали домой.

Таким образом, в саду остались только Ли Вань, Тань-чунь да Си-чунь. Матушка Цзя собиралась взять Ли Вань к себе, но, так как после смерти Юань-чунь в доме следовало одно происшествие за другим, у нее не было свободного времени, чтобы этим заняться.

Сейчас, когда дни становились все более жаркими и в саду жить было удобнее, матушка Цзя отложила намерение о переселении Ли Вань до осени. Но не будем забегать вперед, ибо речь об этом пойдет ниже.

Цзя Чжэн вместе с несколькими чиновниками, взятыми им из столицы, направлялся к месту службы. Они ехали не торопясь, день проводили в пути, вечером останавливались на ночлег. Наконец Цзя Чжэн прибыл к месту назначения, представился начальству, затем принял дела и приступил к проверке состояния житниц в подведомственных ему округах и уездах.

Надо сказать, что Цзя Чжэн прежде все время служил в столице и не был знаком с обязанностями никаких должностных лиц, кроме ланчжуна. Иногда ему приходилось выезжать из столицы по делам государственных экзаменов, но это не имело отношения к делам управления. Поэтому, хотя он и слышал, что в дальних провинциях и округах чиновники по сбору хлебного налога занимаются взяточничеством и воровством, он старался держаться подальше от подобных дел и честно выполнять свои обязанности. Он наказывал своим подчиненным быть строгими и неподкупными и обо всех недостатках и упущениях докладывать ему.

В первое время после его приезда мелкие чиновники действительно его побаивались, всеми способами старались выслужиться перед ним, но со стороны Цзя Чжэна встречали полное равнодушие.

Что касается людей, приехавших с Цзя Чжэном из столицы, то они, не имея в столице никаких доходов, насилу дождались, пока их господина назначат на должность в провинции, надеясь, что им тоже удастся разбогатеть. Поэтому перед отъездом они, не стесняясь, делали долги, чтобы приобрести себе одежду и выглядеть поприличнее, ибо рассчитывали без труда возвратить взятые взаймы деньги сразу же по прибытии к месту службы. Однако Цзя Чжэн повел себя не так, как они предполагали. Он тщательно производил расследования и сурово наказывал за злоупотребления. Из того, что подносили ему начальники округов и уездов, он ничего не принимал. Подчиненные Цзя Чжэна думали:

«Если так пойдет и дальше, то через полмесяца нам придется закладывать свою одежду. А что будет, когда настанет время рассчитываться с долгами? Перед нами горы серебра, а нам в руки ничего не попадает».

Чиновники, приехавшие с Цзя Чжэном, тоже роптали:

– Здешним господам не пришлось тратить своих собственных денег, а мы оказались в дураках! Мы растратились, чтобы добиться протекции, а прошло уже больше месяца, и мы не получили ни копейки! Видимо, служа с таким начальником, мы даже своих денег не вернем! Придется пойти к нему и попросить, чтобы он нас отпустил.

На следующий день они собрались и все вместе явились к Цзя Чжэну с просьбой, чтобы он их отпустил. Не понимая, в чем дело, Цзя Чжэн только сказал:

– Вы же сами изъявили желание ехать сюда, а теперь заявляете, что хотите уйти! Впрочем, если вам здесь не нравится, поступайте как угодно!

Недовольные слуги ушли. Осталось лишь несколько человек, приехавших с Цзя Чжэном из дому; они стали советоваться между собой.

– Те, которым можно было уйти, – ушли. Но нам уходить нельзя, нужно что-то придумывать.

Среди них был один наиболее находчивый, которого звали Ли Ши-эр.

– Эх вы, жалкие твари! – сказал он. – Чего испугались? Пока здесь находились эти, с позволения сказать, «старшие», стараться было бесполезно. А сейчас, когда они сбежали, увидите, на что я способен! Не будь я Ли Ши-эр, если не заставлю господина поступать по-моему! Лучше и вы соберите денег да уезжайте домой; если не хотите слушаться, пеняйте на себя – с вами-то я сумею справиться!

– Добрый господин Ши-эр! – воскликнули слуги. – Хозяин тебе верит, и если мы лишимся твоего покровительства, пожалуй, на самом деле передохнем с голоду!