– Ничего ты не понимаешь! – засмеялся Бао-юй. – У нас, как и в буддийском учении, есть свои сокровенные тайны, и посторонним в них не проникнуть!

– Постигая эти тайны, вы переворачиваете наизнанку истину и нас ставите в дурацкое положение! – засмеялась Си-жэнь.

– Когда я был ребенком и она была мала, – объяснил Бао-юй, – стоило мне сказать что-нибудь необдуманное, как она начинала сердиться. А сейчас я стал осторожнее, и она не сердится. Да и в последнее время мы с нею почти не встречаемся, ибо я занят учебой, а она сюда не приходит. Вот между нами и родилось отчуждение, и мы не можем говорить прямо о том, что думаем.

– Так и нужно, – сказала Си-жэнь. – Раз вы стали взрослыми, разве можно вести себя так, как в детстве?

– Я все это понимаю, – кивнул Бао-юй. – И не стоит говорить об этом!.. Я хотел тебя спросить, присылала ли старая госпожа сюда свою служанку и говорила ли она о чем-нибудь?

– Нет, ни о чем не говорила, – отвечала Си-жэнь.

– Ну конечно, бабушка забыла! – воскликнул Бао-юй. – Разве завтра не первое число одиннадцатого месяца? В этот день бабушка имела обыкновение отмечать «первый день наступления морозов», любила посидеть в компании, выпить вина, посмеяться! По этому поводу я и отпросился на день из школы! А теперь я не знаю, идти завтра в школу или нет. Если идти – выходит, я напрасно отпрашивался, если не пойти, батюшка может узнать и скажет, что я отлыниваю от занятий!

– По-моему, следует пойти! – высказала свое мнение Си-жэнь, – иначе успехов в учебе ты не сделаешь. Тебе следовало бы постараться, а потом думать об отдыхе. Вчера госпожа Ли Вань говорила, что Цзя Лань очень хорошо учится – приходя из школы, читает книги, пишет сочинения и ложится спать только во время четвертой стражи, а то и позже. А ты ведь старше его и приходишься ему дядей. Если ты не постараешься успешнее учиться, бабушка будет недовольна. Лучше вставай завтра пораньше и иди в школу!

– Дни такие холодные, пусть он побудет дома. Ведь он отпросился, и если завтра явится в школу, разве это не вызовет разговоров?! – вмешалась Шэ-юэ. – Надо было совсем не отпрашиваться. Ведь всем станет ясно, что он получил отпуск, обманув учителя! Лучше пусть он денек отдохнет. Если старая госпожа даже забыла о дне наступления морозов, мы сами сможем отметить его, немного пошумим и повеселимся!

– Если мы что-либо затеем, второй господин не уйдет! – воскликнула Си-жэнь.

– Вот хорошо, и я лишний денек повеселюсь! – отвечала Шэ-юэ. – Мне с тобой не сравниться – я не домогаюсь получать дополнительно два ляна серебра в месяц!

– Ах ты дрянь! – вскричала Си-жэнь. – Тебе говорят серьезно, а ты мелешь вздор!..

– Никакого вздора, – возразила Шэ-юэ, – все в твоих интересах.

– Что в моих интересах? – удивилась Си-жэнь.

– Если второй господин пойдет в школу, ты опять начнешь ворчать и не дождешься его прихода, – сказала Шэ-юэ, – а когда он придет, у вас начнутся всякие шутки и смешки. А сейчас ты еще отнекиваешься, говоришь, будто ни при чем! Зачем? Ведь я все вижу!

Си-жэнь только собиралась выругать ее, как вошла девочка-служанка матушки Цзя и сказала:

– Старая госпожа велела второму господину завтра не ходить в школу. Она уже пригласила тетушку Сюэ и только беспокоится, что барышни, разъехавшиеся по домам, не успеют приехать. Барышни Ши Сян-юнь, Син Сю-янь, Ли Вэнь и Ли Ци получили приглашение на завтрашний праздник, который старая госпожа называет как-то вроде «наступление морозов»…

– Вот, вот! Этого я и ждал! – обрадовался Бао-юй, не дослушав до конца. – Бабушка сейчас в великолепном настроении! Я не иду в школу и буду делать что мне вздумается.

Си-жэнь ничего не ответила, и девочка ушла.

Надо сказать, что Бао-юй последнее время занимался с усердием и очень мечтал хоть один день провести беззаботно и повеселиться. Услышав, что на праздник придет тетушка Сюэ, он решил, что и Бао-чай будет с нею, и очень обрадовался.

– Иду спать, завтра нужно встать пораньше! – воскликнул он.

За ночь не произошло ничего, о чем стоило бы упоминать. А на следующее утро Бао-юй первым долгом побежал справиться о здоровье матушки Цзя, госпожи Ван и Цзя Чжэна. Цзя Чжэну он сообщил, что бабушка разрешила ему не ходить в школу, Цзя Чжэн не стал возражать.

Выйдя неторопливыми шагами из комнаты отца, Бао-юй почувствовал себя на свободе и стремглав бросился вновь к дому матушки Цзя. Там еще никого не было, кроме маленькой Цяо-цзе, которую привела кормилица, сопровождаемая толпой девочек-служанок, чтобы справиться о здоровье матушки Цзя.

– Мама прислала меня справиться о вашем здоровье и занять вас разговором, – говорила Цяо-цзе матушке Цзя. – Она скоро придет к вам!

– Милая девочка! – улыбнулась матушка Цзя. – Я сегодня встала рано и все ждала, что кто-либо придет, но пришел только твой второй дядя Бао-юй.

– Барышня, справьтесь о здоровье дяди, – напомнила девочке ее нянька.

Цяо-цзе справилась о здоровье Бао-юя.

– Как ты себя чувствуешь, девочка? – в свою очередь осведомился Бао-юй.

– Вчера вечером мама сказала, что собирается с вами поговорить, – произнесла Цяо-цзе.

– О чем же? – удивился Бао-юй.

– Я несколько лет училась грамоте у тети Ли Вань, – сказала девочка, – но мама не знает, чему я научилась. Я сказала ей: «Я все знаю. Если хочешь, я тебе покажу». Но мама мне не поверила, сказала, что я ничего не знаю, потому что целыми днями играю с детьми! А мне кажется, что знание иероглифов – пустяки, так как я свободно читаю «Книгу дочернего благочестия». Мама опять мне не поверила и решила пригласить вас, когда у вас будет свободное время, чтобы вы проверили мои знания.

– Милое дитя, – услышав слова девочки, промолвила матушка Цзя. – Твоя мама неграмотна и только поэтому говорит, что ты не знаешь иероглифов. Позови завтра своего второго дядю, чтобы он в ее присутствии проверил твои знания. Тогда она поверит.

– Сколько иероглифов ты выучила? – осведомился Бао-юй.

– Более трех тысяч, – отвечала Цяо-цзе, – и прочла «Книгу дочернего благочестия». Полмесяца назад я начала читать «Жизнеописание знаменитых женщин».

– А ты все там понимаешь? – поинтересовался Бао-юй. – Если что-нибудь непонятно, я могу объяснить.

– Раз ты приходишься ей дядей, ты и должен это делать, – одобрила матушка Цзя.

– О любимой супруге Вэнь-вана ты, конечно, все знаешь, – начал Бао-юй. – Но известно ли тебе, что Цзян-хоу, которая распустила волосы и, невзирая на грозящую ей казнь, пыталась образумить своего мужа, а также У Янь, установившая порядок в государстве, – были самыми знаменитыми среди всех княгинь?!

– Да, конечно! – согласилась Цяо-цзе.

– Если говорить о женщинах, прославившихся своими талантами, то прежде всего следует упомянуть о Цао Да-гу, Бань Цзе-юй, Цай Вэнь-цзи и Се Дао-юнь.

– А каких женщин можно считать мудрыми и добродетельными? – спросила Цяо-цзе.

– Хотя бы Мын Гуан, которая одевалась в холщовую юбку и закалывала себе волосы шпильками из терновника, – ответил Бао-юй, – или мать Бао Сюаня, которая носила воду в простом глиняном кувшине, или мать Тао Каня, отрезавшую себе волосы, чтобы удержать гостя. Этих женщин не сломила даже нищета, и их смело можно назвать мудрыми и добродетельными.

Цяо-цзе обрадовалась и закивала головой.

– Но были и другие женщины, которым приходилось терпеть много страданий, – рассказывал Бао-юй. – Это прежде всего Лэ Чан, которая носила при себе половинку разбитого зеркала, Су Хуэй, сочинявшая стихи, которые можно читать во все стороны с одинаковым смыслом. Сюда же можно причислить женщин, которые отличались исключительным почтением к родителям, как My Лань, и Цао Э, бросившуюся в реку, когда утонул ее отец. Одним словом, всех перечислить трудно.

Цяо-цзе сидела молча, будто о чем-то думала.

Бао-юй, увлекшись, продолжал рассказывать, как госпожа Цао отрезала себе нос ножом, поклявшись не выходить замуж и хранить верность погибшему мужу, и Цяо-цзе, слушая своего дядю, преисполнилась уважением к этой мужественной женщине.