В это время в комнату вошли няньки и мамки, которые привели Цяо-цзе.

На девочке было яркое цветастое платье, в руках она держала игрушки. Увидев Фын-цзе, она подбежала к ней и принялась неумолчно болтать.

– Это моя сестрица? – улыбаясь, спросил Цзя Юнь, вставая и приближаясь к девочке. – Хочешь, я подарю тебе красивую вещицу?

Однако Цяо-цзе неожиданно заплакала. Смущенный Цзя Юнь вынужден был ретироваться.

– Не бойся, крошка! – подбодрила дочку Фын-цзе и подхватила ее на руки. – Это твой старший брат Цзя Юнь. Почему ты его испугалась?

– Какая хорошенькая моя сестрица! – воскликнул Цзя Юнь. – Видимо, ее ждет большое счастье!

Цяо-цзе повернула голову, посмотрела на Цзя Юня и опять расплакалась. Так повторялось несколько раз. Цзя Юнь почувствовал себя неудобно, встал и собрался уходить.

– Забери с собой свои вещи! – напомнила ему Фын-цзе.

– Неужели вы не примете от меня эту мелочь, тетушка? – настаивал на своем Цзя Юнь.

– Если ты не заберешь, я велю все отнести тебе домой! – решительно заявила Фын-цзе. – И не нужно было ничего подобного делать! Ты нам не чужой. Если у меня будет что-нибудь подходящее, я немедленно позову тебя. Но пока я ничем не могу тебе помочь. И дело здесь вовсе не в подарках.

Решительность Фын-цзе привела Цзя Юня в замешательство. Робея от смущения, он произнес:

– В таком случае, тетушка, позвольте мне поднести вам что-нибудь такое, что вам пригодится!

Фын-цзе позвала Сяо-хун:

– Возьми эти вещи и проведи господина Цзя Юня!

Цзя Юнь, следуя за Сяо-хун к выходу, думал:

«Когда говорили, что вторая госпожа Фын-цзе строга, я не верил, но сейчас убедился в этом. Поистине, она непреклонна, и не найдешь ни малейшей зацепки, чтобы поколебать ее! Неудивительно, что у нее нет сыновей! А маленькая Цяо-цзе еще более странная, чем ее мать! Взглянув на меня, она заревела и перепугалась, словно увидела своего врага, с которым встречалась в прежней жизни! Не повезло мне, только зря день потерял!»

Подавленное состояние Цзя Юня подействовало и на Сяо-хун. Неожиданно Цзя Юнь взял у нее из рук узел с вещами, развязал его, выбрал две вещи и протянул ей.

– Не нужно, что вы! – запротестовала девушка. – А если вторая госпожа Фын-цзе узнает!

– Бери, бери! – убеждал ее Цзя Юнь. – Чего боишься? Как она может узнать? Если не возьмешь, значит причинишь мне смертельную обиду.

– Зачем мне ваши вещи? Ну какую они имеют для меня ценность? – промолвила девушка, краснея, но тем не менее приняла их.

– Дело не в ценности! – улыбнулся Цзя Юнь. – Просто мне хочется сделать тебе подарок.

Переговариваясь, они дошли до вторых ворот. Цзя Юнь вынул из узла оставшиеся вещи и сунул себе за пазуху. Сяо-хун стала торопить его.

– Идите скорее! Если будет у вас какое-либо дело, приходите ко мне – я сейчас прислуживаю во дворе второй госпожи, близка к ней и могу вам помочь.

– Вторая госпожа очень строга, – отвечал ей Цзя Юнь, – поэтому я не решаюсь приходить сюда слишком часто! Но ты-то, конечно, поняла, что я тебе хочу сказать? Если у меня будет свободное время, встретимся и поговорим обо всем подробнее.

– Ладно, идите! – сказала Сяо-хун. – Можете приходить ко второй госпоже сколько угодно. Зачем отдаляться от нее?

– Хорошо, понял! – отвечал Цзя Юнь.

С этими словами он вышел со двора. Взволнованная Сяо-хун долго смотрела ему вслед и повернула обратно, лишь когда юноша скрылся из виду.

Между тем Фын-цзе приказала подавать ужин и спросила служанок:

– Рис готов?

Девочки-служанки побежали узнавать и, вернувшись через некоторое время, доложили:

– Готов.

– Принесите две тарелочки маринованных овощей, которые прислали с юга, – распорядилась Фын-цзе.

Цю-тун передала ее приказание девочкам-служанкам.

В это время в комнату вошла Пин-эр.

– Я совсем забыла! – воскликнула она. – Сегодня в полдень, когда вы были у старой госпожи, приходила монахиня из «монастыря Шуйюэ» с просьбой прислать им два кувшина маринованных овощей и денег за несколько месяцев вперед, потому что настоятельница нездорова. Я спросила у монахини: «Что с настоятельницей?» Она ответила: «Настоятельница уже четыре-пять дней болеет. Еще до своей болезни она постоянно напоминала буддийским и даосским послушницам, которые живут у нас в монастыре, чтобы они гасили светильники, когда она ложится спать. Но те не слушали ее. В тот вечер, когда она заболела, во время третьей стражи, она заметила, что светильник у послушниц еще горит, и крикнула, чтобы его погасили. Послушницы уже уснули, и никто ей не ответил. Тогда ей пришлось встать с кана и погасить светильник самой. Когда она вернулась, то увидела на кане каких-то мужчину и женщину. Она окликнула их: „Кто вы?“ – но тут же почувствовала, что на шею ей упала петля. Она стала звать на помощь; когда ее услышали и прибежали с зажженными светильниками, она лежала на полу с пеной у рта. К счастью, нам удалось привести ее в чувство! Сейчас она не может ничего есть, поэтому велела пойти к вам и попросить маринованных овощей». Поскольку в то время вас не было дома, госпожа, я не дала монахине овощей и только сказала ей: «Моя госпожа у старших господ, как только она вернется, я ее попрошу!» Услышав разговор о маринованных овощах, я вспомнила о ее просьбе. Если б вы не завели о них речь, я бы совсем забыла!

Фын-цзе на некоторое время задумалась, затем спросила:

– Неужели у нас мало маринованных овощей? Пусть отнесут. А что касается денег на содержание монахинь, то через несколько дней их привезет им Цзя Цинь.

Вошла Сяо-хун.

– Второй господин Цзя Лянь прислал человека передать вам, что сегодня вечером он занят и не сможет вернуться домой, – сообщила она.

– Хорошо, – отозвалась Фын-цзе.

Вскоре во двор вбежала запыхавшаяся девочка-служанка. Пин-эр и несколько других служанок окружили ее и долго о чем-то с нею оживленно разговаривали.

– Вы о чем там бубните? – не выдержав, спросила их Фын-цзе.

– Девочка очень труслива, – отвечала ей Пин-эр. – Говорит о каких-то привидениях.

Фын-цзе позвала девочку и спросила:

– Ты видела привидения?

– Я только что ходила во внутренний двор сказать людям, чтобы принесли угля, – отвечала служанка. – Подойдя к пустому дому, я в одной из комнат услышала шум. Сначала я подумала, что это кошка или крыса, но потом услышала стоны. Я испугалась и бросилась бежать.

– Что ты мелешь! – проворчала Фын-цзе. – Я не люблю, когда рассказывают о всяких духах и бесах! Никогда не поверю таким россказням. Убирайся отсюда!

Девочка вышла. Фын-цзе приказала Цай-мин помочь ей проверить расходные счета за день.

Эта проверка затянулась до второй стражи; потом все немного поболтали, Фын-цзе отправила служанок спать и сама легла. Время приближалось к третьей страже, но она не могла уснуть. Вдруг ей показалось, что волосы у нее на голове подымаются дыбом. Она вздрогнула и стала звать Пин-эр и Цю-тун, но те не понимали, в чем дело.

Цю-тун прежде недолюбливала Фын-цзе и нисколько не жалела ее. История с Ю Эр-цзе еще более усугубила эту неприязнь. Но поскольку Фын-цзе старалась задобрить Цю-тун, девушка стала держаться без прежней враждебности. Однако чувства ее были лишь показными, не такими, как у Пин-эр, которая искренне любила Фын-цзе.

Видя, что Фын-цзе нездоровится, Цю-тун налила ей чаю.

Выпив глоток, Фын-цзе сказала:

– Спасибо! Пусть со мной останется Пин-эр.

Цю-тун, которая во что бы то ни стало хотела услужить Фын-цзе, предложила ей:

– Если вы не можете уснуть, госпожа, мы вдвоем по очереди будем сидеть около вас!

Фын-цзе незаметно уснула. Когда Пин-эр и Цю-тун услышали, как где-то вдали пропел петух, они тоже легли. Но не успели уснуть, как рассвело, и им пришлось встать, чтобы помогать Фын-цзе одеваться.

После случая, происшедшего ночью, Фын-цзе не покидало чувство беспокойства, но она крепилась, не желая показывать свою слабость.