Как и полагал Дарк, большую часть его объема и веса составляла броня, но только не тонкие нательные кольчуги, которые обычно носятся под одеждой, а более серьезные доспехи. Прочные стальные пластины, крепящиеся поверх рубах крепкими кожаными ремнями, да наколенники с налокотниками, ничуть не стеснявшие движений и надежно защищающие изгибы конечностей от повреждений при падениях и от рубящих ударов. Сам Аламез обычно этими частями наручных и ножных доспехов пренебрегал, считая их далеко не первостепенно важными, а при некоторых обстоятельствах даже весьма вредными. Что проку, если меч или топор врага не разрубит локоть, но, соскользнув с округлой чашки налокотника, пройдется по касательной и срежет внушительный кусок мышц иль, того хуже, прорубит руку под острым углом и намертво застрянет в расщепленной кости? Что ни говори, а наколенники да налокотники стоило носить лишь вместе с остальными частями пластинчатой брони или поверх гобисонов, бригант, кольчуг. Толстая дубленая кожа иль стальные звенья смогли бы защитить руку от потерявшего большую часть силы, скользящего удара вражеского меча. А так от стальных чашечек, закрепленных на локтях да коленях, было больше вреда, чем пользы – раны получались гораздо уродливей, а страдания раненого более тяжкими и долгими. Уж лучше сразу отмучиться, пережив пару часов острой боли при потере конечности, чем несколько суток кряду изнывать и метаться в агонии с изуродованным, приносящим мучения при малейшем движении куском кровоточащего, распухшего мяса вместо руки иль ноги, который к тому же в любой момент может начать гнить.
Впрочем, эта незавидная участь моррону вовсе не грозила. Наколенников и налокотников было всего два комплекта. Разведчики снова позаботились лишь о себе, не только обделив спутника достойной одеждой, но, как оказалось, и броней. Ему полагалась лишь небольшая, уже неоднократно поцарапанная нагрудная накладка в форме причудливо изогнутой пластины, прикрывающей лишь сердце да половину левой ключицы.
Следом за доспехами на траве появились и остальные предметы походной экипировки лазутчиков. Пара абордажных крюков с прикрепленными к ним тонкими, но прочными веревками, наверняка способными выдержать вес не только одного человека, но, если понадобится, двоих, а то и троих. Множество каких-то мешочков, кулёчков, сверточков, о содержании которых не посвященному в боевые ухищрения агентов герканской разведки Аламезу оставалось только догадываться; и пара внушительных мотков то ли бинтов, то ли иного перевязочного материала. Последними недра опустевшего мешка с неприятным звоном покинули три кирки, конечно же, пока еще без черенков.
– Слышь, Дитрих, пожертвуй три палки из своего запаса. Инструмент наладить надо, – попросил Вильсет, многозначительно кивнув на лежащие возле его ног орудия горняков. – По лесу рыскать неохота, только время даром терять, а те все равно так много без надобности…
Моррон собирался ответить на столь наглую просьбу презрительным молчанием, но неожиданно сам для себя передумал. Хоть и печально было признать, а Крамберг прав. Дюжины дротиков ему бы одному всяко хватило даже для серьезного боя, тем более что он не собирался ими раскидываться, беспечно оставляя в телах умерщвленных тварей. А если Вильсет отправился бы на поиски подходящих рукоятей, то пришлось бы прождать еще с полчаса, если не целый час. Дарку же уже не терпелось отправиться в путь, его утомляло заунывное однообразие ожидания.
– Жертвую, – изрек Аламез, слегка кивнув, и небрежно бросил под ноги Крамбергу три пока еще не обструганных заготовки. – А как дела у нашей портняжки? Скоро готово бу…
Ответом на вопрос также послужил бросок, но только неуважительный, так сказать, с далеко не скрытым подтекстом. Едва закончив работу, Ринва хотела вручить Дарку наспех сшитый мешок, для чего и встала, но, услышав в свой адрес уничижительное и в высшей мере оскорбительное слово «портняжка», с силой швырнула результат своих трудов моррону прямо в лицо. Надо сказать, реакция у девицы была отменной. Обидчик не успел увернуться, и ему не хватило времени, чтобы прикрыться.
– У «портняжки» дела идут хорошо, лучше только у прачек! – с победным смешком произнесла девушка, наслаждаясь обескураженным видом Аламеза, а затем презрительно хмыкнула и, тряхнув копной распущенных длинных волос, величественно прошествовала к Крамбергу.
К этому времени Вильсет уже успел насадить первую кирку на немного тонковатый для нее черенок и даже опробовал прочность собранного инструмента метким ударом в самый центр ближайшего пня. К удивлению Аламеза, торчащий из земли обломок дерева не просто треснул, а раскололся пополам, хоть вовсе и не казался полым или гнилым. Тому, что удар получился столь мощным и эффективным, можно было найти лишь два объяснения. То ли с виду далеко не внушительный спутник скрывал в своих плечах воистину богатырскую силу и был способен на куда более впечатляющие подвиги, например забивать кулаком гвозди или корчевать молодые деревца голыми руками; то ли кирка была изготовлена из особого сплава и к тому же отменно заточена. Впрочем, одно вовсе не исключало другого. В герканской разведке не держали слабаков, да и на инструменты для дела не скупились. Когда Вильсет служил у него в отряде, то просто не выставлял напоказ свои физические возможности. Быть силачом не значит кичиться мощью своего тела и размахивать кулачищами по каждому поводу, а порой и вовсе без такового.
Вдвоем разведчики быстро приладили к киркам рукояти и успешно опробовали орудия горняков на прочность. Поскольку достойных пней поблизости не нашлось (на площадке перед шахтой, как назло, из земли торчали лишь одни древние-предревние гнилушки, спиленные еще в те времена, когда прииск не был заброшен), проверка инструмента и в то же время довольно эффективного дробящего оружия была произведена на каменной кладке входа.
К счастью, Дарк вовремя сообразил, что пустота каменного прохода в шахту, подобно огромному барабану, вызовет сильный резонанс, и заблаговременно зажал ладонями уши. Лесное эхо не только многократно повторило целую череду накладывающихся друг на друга, оглушающих звуков ударов металла о камень, но еще и в несколько раз их усилило. Напуганные пташки мгновенно вспорхнули с деревьев, где-то вдали жалобно завыл волк, к которому через миг уже присоединилась вся стая, а ноги моррона почувствовали легкую дрожь земли.
– Нашумели, болваны! Теперь срочно под землю лезть надо! Того и гляди солдаты заявятся, – проворчал Аламез, вешая на плечо только что сшитый чехол-мешок и собирая в него палки, еще не превращенные в смертоносные метательные снаряды. – Поди, по всему лесу ваша «музыка» прокатилась, да и в городе, возможно, услышали…
Разведчики ничего не ответили, потому что ничего не расслышали. Когда моррон подобрал последнюю палку и наконец-то взглянул на парочку недотеп, то чуть было не лопнул со смеха, по крайней мере, позлорадствовал вдоволь. Побросав инструмент и интенсивно хлопая себя по ушам, Ринва с Вильсетом занимались бессмысленным делом, то есть ругались. Бессмысленным же это занятие было потому, что на время оглохшие горе-горняки не могли докричаться друг до дружки, а по губам читать, видимо, не умели, так что только моррон слышал обильные потоки забористых, бранных слов, льющихся из их ртов. Но это и к лучшему! Пойми они хоть десятую часть тех оскорблений, которыми щедро награждали друг дружку, то непременно передрались бы. Возможно, не обошлось бы и без смертельного исхода.
Не желая ни мирить ругавшихся спутников, ни подсказать, как побыстрее избавиться от монотонного гула в ушах, моррон приблизился к парочке лишь для того, чтобы получше рассмотреть результат проведенного эксперимента. Увиденное его весьма подивило и приятно порадовало. На каменной кладке виднелись два обширных и довольно глубоких скола. Что же касается инструментов, то они вовсе не пострадали: чересчур тонкие с виду рукояти не переломились, а сами ударные части ни капельки не затупились. Выходило, что орудие горняков могло стать достойной заменой топору, дубине иль секире в предстоящих боях с особо толстокожими или покрытыми пластинами костяного панциря тварями. Уж если кирки так разворотили камни, то крепкую кость точно должны пробить.
