– И долго еще пнями стоять бум?! – недовольно проворчал один из лесовиков, глядя на нового командира с таким же уважением, как солдат взирает на ползущую по его одежде вошь. – Чего ждем-то?! Думаешь, бароша к нам сам прям сюдысь прибежит да голову под топор подставит?!

– Заткнись, дурында, пока рожа цела! – желая избежать ненужных дебатов, грубо ответил моррон, а затем отдал ошеломивший подчиненных приказ: – Отступаем! Живо назад, к лесу!

Не поверившие своим ушам солдаты удивленно уставились на новоиспеченного командира, который, отдав приказ, тут же рьяно принялся сам его исполнять: повернулся спиной к своему непослушному отряду и со всех ног помчался обратно в лес. Такой поступок просто не мог не вызвать растерянности у ветеранов. Какое-то время они молча взирали вслед быстро улепетывающему с поля несостоявшегося боя командиру, а лишь затем решили обернуться и собственными глазами увидеть, что же так сильно напугало опозорившегося чужака.

Их взорам предстал туман, ничего, кроме густых клубов белого-пребелого тумана, быстро выползавших из открытых дверей особняка и трубы запертой охранниками изнутри казармы. Слепящая своей белизной и как будто немного похрюкивающая субстанция всего за несколько кратких мгновений окутала большую часть двора и поглотила уже достигший стен казармы отряд лесорубов.

«Туман в начале ночи?! Да еще из дома валит?!» – одновременно возник вопрос сразу в четырех головах удивленно взиравших на необычное природное действо солдат. «Тикать!» – тут же сменила риторический вопрос более насущная в данный момент мысль, а жуткие крики и стоны, вдруг донесшиеся со стороны окутанной белыми клубами казармы, лишь усилили ее, доведя до степени жизненной важности.

Не желая выяснять, какая же участь постигла сокрытых туманом товарищей, четверо солдат наконец-то решили исполнить первый и последний приказ своего командира. Не сговариваясь, подручные Грабла побежали, но их натренированные сильные ноги оказались не столь резвы, чтобы унести закованных в тяжелые латы тела хозяев от клубов быстро распространяющейся смерти.

Туман как будто был живым, разумным и очень кровожадным существом. Окутав и пленив большую часть нападавшего отряда, он устремился в погоню за пятью беглецами. Четверых нагнал почти сразу, а вот с пятым врагом бестелесному защитнику поместья пришлось основательно повозиться. Низкорослый коротышка обладал очень сильными ногами, да и выносливости ему было не занимать. К тому же моррон грамотно использовал неровности местности и, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, тратил куда меньше времени на преодоление рытвин, оврагов и форсирование полноводных луж. Фора во времени позволила Граблу добраться до конца долины и даже начать трудный подъем на покрытую лесом возвышенность. Вот тут-то его и настиг летучий белый, как саван, туман. Его клубы догнали, поглотили моррона и, тут же проникнув внутрь тяжело дышавшего организма сквозь нос и рот, попытались помешать работе вздымавшихся, словно кузнечные мехи, легких и интенсивно пульсирующего сердца.

Грабл Зингер не почувствовал боли, но страх охватил его разум, когда враждебная субстанция быстро заполнила грудь и как будто сковала, превратила в камень все внутренности. С ужасом моррон осознал, что уже не дышит и что его сердце более не бьется. «Вот и она, смертушка, пожаловала!» – подумал легионер, ожидая, что вот-вот настанет момент, когда его взор помутнеет, голова закружится, а он напоследок испытает спазмы удушья.

Так и случилось, моррон испытал боль, но это были страдания совсем иного рода. Острый носок сапога, с размаху врезающийся в копчик; окровавленный ноготь, который безжалостный палач щипцами выдирает из пальца; змея, заползшая внутрь тела и пожирающая внутренности; все эти мучения ничто по сравнению с той всепоглощающей, жуткой, но, к счастью, кратковременно резью, которую испытывал Грабл в течение трех-четырех секунд. В грудь моррона как будто ударила молния. Она причинила несусветную боль, но зато уже через несколько мгновений остановившееся сердце легионера забилось, а меха легких принялись сокращаться, выталкивая наружу через гортань инородную, вредоносную субстанцию.

Чары богомерзкого колдуна то ли дружного с бароном, то ли скрывавшегося под его покровительством от праведного возмездия Единой Церкви, оказались недостаточно сильны, чтобы сгубить моррона, однако заставили его основательно прокашляться и прочихаться, а заодно и оросить ладони горючими слезами, льющимися ручьями из раскрасневшихся, опухших глаз.

«Ох, кто-то сегодня кровью похаркает! И кажется мне, не только барон! – потешил себя приятными мыслями о скором возмездии Грабл, как только пришел в себя. – Все жилочки по одной из мерзавца вытащу! Собственной кровью заставлю упиться! Колдун мне за каждый плевок ответит!»

Они были живы, но лучше уж оказались бы мертвы! Пойманному лиходею не стоит рассчитывать на пощаду, тем более ожидать милости от того, кого он неудачно пытался убить иль ограбить. На белом свете много гораздо более страшных вещей, чем смерть, например, смерть мучительная, болезненная гибель в руках палача или медленное загнивание в тюремной яме.

Лежа на животе посредине огромной лужи и стараясь оставаться незаметным, когда выглядывал из-за наполовину выкорчеванного пня, Грабл наблюдал, как слуги барона ванг Трелла, подобно стервятникам, воронам и иным падальщикам, живились на дворе, который и местом схватки-то назвать было нельзя, ведь боя никакого и не было. Они появились из домов и сараев сразу, как только колдовской туман рассеялся, и тут же принялись за презренную работу, называемую в народе мародерством.

Лесовики не погибли, но были без сознания и полностью беззащитны. В этом Грабл был абсолютно уверен, ведь охранники и прочая дворовая челядь барона обращались с неподвижно лежавшими на земле телами как с живыми. Сперва мародеры снимали с врагов доспехи, затем, обшарив вещевые мешки и складки одежд, вязали пленников по рукам да ногам и оттаскивали в сарай, где укладывали бессознательные тела штабелями, подобно поленьям. Моррону оставалось только гадать, какая участь ожидает его бывших соратников. Задумал ли вельможа замучить до смерти злодеев, осмелившихся напасть на его владения, а после долгих пыток развесить мертвые тела на деревьях вдоль дороги, или его помыслы были менее кровожадными и ограничивались лишь продажей разбойников в рабство.

Как бы там ни было, а помочь попавшим в плен Зингер не мог. Во дворе поместья работало слишком много вооруженных людей, чтобы пытаться в одиночку отбить бесчувственные тела. Да и что с ними, собственно, было делать: перетаскивать на собственном горбу в лес или приводить в чувство пощечинами? Первое занятие ему вряд ли было по силам, а второе, хоть и казалось менее утомительным, а в каком-то смысле даже приятным, но, скорее всего, не возымело бы должного эффекта. Как ни крути, а прийти на помощь лесовикам Зингер не мог, но зато он почти вплотную подобрался к дому барона и находился лишь в одном шаге, одном решительном шаге от свершения задуманного. Пусть он погибнет, но кровь ванг Трелла должна в эту ночь обагрить его топор, в том была воля пославшего его Легиона. Радовала моррона и возможность поквитаться с колдуном, чьи подлые чары не только сгубили целый отряд, но и подарили лично ему несколько очень неприятных мгновений.

Выждав удобный момент, Грабл взял в правую руку топор и осторожно выполз из-за пня, за которым долгое время прятался. До особняка барона было не очень далеко, всего каких-то сорок-пятьдесят шагов, но если преодолевать их ползком, да еще замирая при каждом шорохе, а порой и с головой погружаясь под грязную стылую воду, то столь краткий путь походил на долгое путешествие. Моррон не знал, сколько времени потратил, чтобы добраться до стены дома, но когда он дополз, двор поместья был уже почти пуст. Притомившиеся слуги разошлись досматривать прерванные ночной тревогой сны, и на всю округу остался всего один часовой, да и тот полез на смотровую башню, а значит, при всем желании не смог бы обнаружить притаившегося возле стены особняка моррона.