Легкий кивок головы бесштанного насильника стал сигналом для нападения. Изобретательный дружок тут же придавил коленками кисти рук спящей к земле, а его седалище опустилось на голову дамы, точнее, прямо на ее уродливое лицо. Такой необычный, но уже не раз опробованный разбойником способ обездвиживания жертвы имел целый ряд преимуществ по сравнению с обычным удержанием за руки. Во-первых, какими бы гибкими ни были кисти жертвы, но им было ни за что не выскользнуть из-под пресса коленок. Во-вторых, тело товарища закрыло от взора насильника вызывающую отвращение бородавку. В-третьих, застигнутая врасплох дамочка не смогла бы закричать, пока дружок сдирал бы с нее платье. При этом тот факт, что барышня могла задохнуться, парочку низких мерзавцев ничуть не волновал. И, в-четвертых, руки удерживающего женщину злодея остались свободными, а значит, он мог не тратить время впустую, пока его товарищ развлекается, а провести его с пользой, например, обшарить украшенную серебром котомку.

Провидение капризно, как придворная красавица, оно не терпит штампов и любых иных повторений. То, что действовало эффективно несколько раз подряд, рано или поздно, но обязательно даст осечку. Насильникам не повезло именно на этот раз. Прикорнувшая на травке дурнушка была явно не согласна с прошедшим без ее участия распределением ролей в лесном спектакле, и ей хватило сил с талантом, чтобы доказать, что она способна на большее, нежели незавидная роль безвольной жертвы. Даже не думая дрыгать плотно прижатыми к земле руками или вертеть придавленной головой, дамочка сделала упор на крепость пухленьких, слабеньких с виду, но на самом деле сильных и необычайно гибких ножек. Надо признаться, она совсем не прогадала.

Первый же удар пятки разбил срывавшему с нее платье насильнику лицо, а второй, не столь точный, но зато куда более мощный, отбросил парня назад на пару шагов, попутно лишив его половины передних зубов. Восседавший на даме разбойник закрутил головой, пытаясь понять, что же творится у него за спиной. Разглядеть он ничего не разглядел, но зато вскоре его нос почуял тошнотворный запах взопревших ног; запах ног, проделавших пешком не один десяток миль или очень давно немытых. Мучиться от смрадного удушья разбойнику пришлось недолго, уже в следующий миг его шея оказалась в плену крепко сжавших ее по бокам ступней. Один резкий рывок вбок, и раздался хруст позвонков, известивший находчивую дамочку, что с сидевшим у нее на голове врагом покончено.

Как пушинку сбросив с себя обмякшее тело, воинственная дурнушка прыжком поднялась на ноги и тут же атаковала согнувшегося в три погибели, выплевывающего из окровавленного рта осколки зубов противника. Серия коротких и резких ударов маленьких дамских кулачков, пришедшихся в живот, по бокам и по жалобно трещавшим скулам, надолго запомнилась бы неудачливому насильнику, если бы он, конечно, ее пережил. Он умер на третьем ударе, а если бы был чуть покрепче и выжил, то до конца своих дней прожил бы в приюте для бездомных калек. Невзрачные с виду ручки дурнушки перемололи его внутренности не хуже мельничных жерновов.

Несмотря на крайне неприятное пробуждение, пребывавший в женском обличье моррон чувствовал себя свежо и бодро. Недолгий, но крепкий сон на лоне природы помог ему побороть в себе ненависть, которую он еще совсем недавно испытывал к Мартину Гентару, поручившему ему ответственное задание и не давшему даже нескольких жалких дней на подготовку. Отдых на траве изгнал из сердца легионера злость, которую он питал к чересчур легкомысленному, по его мнению, собрату, а бойкое начало нового периода бодрствования избавило от сонливости и зевоты, то есть изнуряющих последствий чересчур активного образа жизни.

Все еще разминая затекшие во время дремоты мышцы, дурнушка запрыгала по траве и замахала руками, затем, по-быстренькому завершив привычный ритуал пробуждения, приступила к не очень приятному, но зато весьма полезному занятию, а именно – мародерству. К сожалению, с трупов разбойников практически нечего было взять. Оружие у лесного люда было плохеньким, а на дне кошельков хоть и позвякивало несколько серебряных монет, но добытых с боем денег все равно оказалось слишком мало, чтобы купить на них сносное оружие или броню.

Жалкие результаты обшаривания чужих карманов опять пробудили в морроне бурю негативных эмоций, которую он всю дорогу от Альмиры до самой границы графства Дюар то тщетно пытался глушить, то рьяно выплескивал на старика некроманта, но так и не смог до конца выплеснуть. Претензий к Гентару было множество, и главная крылась совсем не в том, что уважающему свое мужское начало воителю пришлось обрядиться в женские тряпки и вот какой уже день пребывать в обличье некрасивой толстухи. Кстати, внешность уродливой дамы легионер подобрал себе сам, наивно предполагая, что бочкоподобная фигура и мерзкая бородавка вполовину лица, мысленно представленного во время превращения, избавят его от нежелательного мужского внимания. Только что закончившаяся потасовка развеяла это заблуждение. Среди мужеского пола всегда найдется парочка экземпляров, которым без разницы, кому под юбку залезть: к красотке или к дурнушке, лишь бы свершить недозволенное…

В день накануне отъезда из филанийской столицы моррон только вернулся с задания. Он устал, он был измотан и мечтал несколько дней кряду поспать, а затем всецело отдаться веселому гулянью. Однако его вполне естественным желаниям не суждено было исполниться. Вместо мягкой постели, бочонка с добрым винцом и бадьи с горячей водою дома его поджидал злодей-некромант, решивший возложить на его крепкие, но давненько не знавшие отдыха плечи новое, еще более ответственное поручение. Так что с мечтами о заслуженном отдыхе пришлось распрощаться до лучшей поры.

Хуже всего, что заставивший моррона пуститься в новую авантюру Мартин, пользуясь полномочиями, которыми его наделил Одиннадцатый Легион, еще и осмелился выдвигать условия. Первое было хоть и неприятным, но вполне терпимым. Путешествие в образе дамы можно было как-то перенести. Второе сводилось к строжайшим запретам. Запрет брать с собой верных, не раз проверенных в деле людей; запрет на путешествие с оружием; запрет на филанийские монеты. К счастью, Гентар все-таки смилостивился и разрешил подручному по грязным делам прихватить с собой слиток редкого сплава, бывший для знающего человека куда ценнее, чем кошелек, туго набитый золотом. Третье условие миссии было совсем смешным; смешным, потому что почти невыполнимым. В сжатые сроки, то есть практически за три неполных дня, моррон должен был совершить пять убийств, причем все жертвы были людьми благородных кровей, отменно владели оружием, имели большую охрану и проживали в разных концах небольшого герканского графства. Одним словом, будь моррон обычным наемным убийцей, он бы однозначно сказал свое веское «нет» слишком требовательному заказчику преступного дела. Но, к сожалению, зловредный старик был не взбалмошным вельможей, привыкшим избавляться от врагов чужими руками, он являлся членом Совета Легиона и, что гораздо хуже, командиром отряда, в котором моррон состоял. Полученное им задание было заданием Легиона, а следовательно, и отказаться от безумной затеи моррон не мог, хотя и не питал особой надежды на успешное завершение дела.

Сведя ритуал погребения забитых голыми руками да босыми пятками противников к минимуму, то есть попросту оттащив их тела за ноги под куст ракитника, дурнушка сочла недостойным тратить время на пустяки вроде прочтения прощальных молитв. Скупо проворчав себе под нос: «Двумя кретинами меньше», она склонилась над котомкой и принялась бережно извлекать из нее аккуратно сложенную мужскую одежду. Затем, когда с подготовкой походного гардероба было покончено, на траве появился маленький сверток. Толстые пальчики с обкусанными ноготками долго мяли податливый кусок материи, как будто проверяя целостность содержимого, но не решаясь развязать туго перетянувшую ткань тесьму. Затем моррон выругался (как не трудно догадаться, в адрес своего нерадивого командира) и все же потянул за обмусоленный кончик нити. Внутри небольшого кусочка материи не оказалось ни живой гадюки, ни испускавшего из желез смертельный яд паука, ни иного опасного для здоровья существа иль предмета. Там лежала всего лишь крошечная, прозрачная колбочка, герметично закрытая обычной сургучной печатью.