Стараясь не мешать уставшим полотерам, Аламез медленно прошелся по проходу между рядами скамей почти до самого алтаря, а затем быстро устремился обратно ко входу. Дарк не знал, насколько умело у него получилось сделать вид, что он рассматривает расписанные эпизодами из жизни святых стены и разноцветные картинки искусно изготовленных из виверийского стекла витражей. На самом же деле его интересовали лишь посетители храма, среди которых он так и не заметил подозрительных лиц. Большую часть погруженных в свои мысли или просто слушавших музыку прихожан составляли женщины, притом преклонного возраста. Их испещренные морщинами лица уже не прельщали взгляды мужчин, и вполне понятно, почему они именно в церкви проводили свободное от домашнего хозяйства время. А сидевших на скамьях, сложив ручки, представителей противоположного пола почему-то у моррона и язык-то не поворачивался назвать мужчинами. Их всех объединяло одно – отсутствие стремления к жизни. По их отрешенному виду сразу можно было понять, что они устали от хлопотных тягот мирской суеты и только поэтому задумались о высоком и духовном. В выражениях их лиц чувствовались какая-то обреченность и пораженческий дух, совсем не свойственный тем людям, с которыми Аламез привык общаться.

В любой артели, в любом цеху, как, впрочем, и в любом отряде, всегда найдется парочка-тройка хитрецов, бездельничающих, пока их товарищи трудятся в поте лица. Троица монахов, к которой моррон приблизился, была как раз из их числа. Делая вид, что протирают тряпками скульптурную композицию из трех фигур неизвестных моррону святых, монахи бессовестно бездельничали и беззаботно беседовали о чем-то своем. Судя по веселым смешкам и подленьким ухмылкам, тема их разговора была недозволительно пикантного свойства. То ли они обсуждали похождения святых отцов, иногда переодевавшихся в мирские платья и совершавших неподобающие их духовному сану походы по злачным местам, то ли сами планировали посетить сначала винный погреб, а затем ближайший женский монастырь. Моррон точно не разобрал, о чем именно шла речь, поскольку сластолюбцы говорили тихо и практически все сразу. Впрочем, ни похождения высших духовных лиц, ни планы низших Дарка ничуть не волновали.

– Мне бы преподобного отца Арузия повидать, – вполне дружелюбно произнес Аламез, остановившись шагах в трех за спинами беседовавших.

Просьба прихожанина осталась безответной, однако явно услышавшие ее монахи перестали галдеть и, притворившись, что во время работы тихо нашептывают себе под нос молитвы, а не болтают на крамольные темы, нарочито интенсивно заорудовали тряпками.

– Послушайте, милейшие… – решил повторно обратиться к ленивцам Дарк, но был огорошен наглым ответом, во время которого заговоривший монах даже не соизволил повернуться к нему лицом.

– Ступайте с миром, милостивый государь! Сегодня не исповедуем! – пропел тоненький голосок, в котором проявились пренебрежительные нотки.

Аламез разозлился. Из уст монаха «ступайте с миром» прозвучало как «пошел ты к черту под хвост!», если не подальше… Лишь перепачканная, но все же внушающая уважение одежда дворянина да меч на боку благородного прихожанина удержали ленивого служителя храма от более агрессивной интонации и более оскорбительных слов.

– Я с отцом Арузием договаривался, – произнес Дарк, едва удержавшись от грубого физического проявления овладевшего им гнева, но его смирение не было вознаграждено; его слова остались без ответа. – Послушай, дружок, его преподобие будет очень недоволен, когда узнает…

Попытка уладить миром возникшее непонимание не увенчалась успехом. Как будто сговорившись, вся троица дружно затянула псалом, топорно намекая упрямому мирянину, что ему лучше удалиться и не мешать Божьим людям постигать священное таинство единения души с Небесами.

К сожалению, природа наградила Дарка всего двумя ногами; но в этот миг он остро ощутил, что третья ему бы весьма пригодилась. Если люди не понимают слов и уговоры бесполезны, нужно приступать к действиям. Двое певцов жалобно пискнули, а затем одновременно взяли самую высокую ноту, когда на торчащие из сандалий пальцы их ног наступили кованые каблуки моррона. Впрочем, стенания быстро прекратились: чуть не плачущие от боли монахи мгновенно смекнули, что если будут и долее раздражать слух рассерженного прихожанина, то он надавит еще сильнее.

– Отца Арузия позови! – вполне доброжелательно и даже с вымученным подобием улыбки на лице попросил Аламез изумленно таращившегося на него третьего монаха.

На бедного парня было жалко смотреть. Его оскудевший, сократившийся до размера горошины мозг был не в состоянии понять ни причину столь редко проявляемой по отношению к святой братии жестокости, ни что ему делать. С одной стороны, дружков следовало спасать, но ударить или просто толкнуть благородного человека он не решался. С другой стороны, здравый смысл подсказывал растерявшемуся бедолаге, что у мирянина еще остались свободными руки и что он не погнушается ими воспользоваться…

– Щас покличу! – наконец-то произнес что-то членораздельное до этого изъяснявшийся лишь всхлипами да протяжными звуками монах и шустро побежал к боковой двери.

Еще пару секунд после того, как посыльный покинул зал, Дарк размышлял, стоит ли ему убрать ноги с опухших пальцев не проявивших должной учтивости монахов или, наоборот, надавить? Как ни странно, но победило сострадание к ближнему. Моррон осторожно сошел с чужих ног, хотя их владельцы и не заслуживали такого мягкого обращения. Поспешно похватав ведра с тряпками, молодые монахи умчались прочь, весьма насмешив напоследок Аламеза своей забавной походкой.

«Самая лучшая защита – нападение!» – так утверждают и многие великие полководцы, и сварливые жены, сводящие мужей с ума своим занудством, в то время как за самими водятся грешки. Аламезу пришлось расхаживать взад и вперед по церковному залу около четверти часа, прежде чем ему посчастливилось лицезреть явно не спешившему к нему навстречу преподобного отца Арузия.

– Ты что творишь, нечестивец?! Ты в храме находишься, грешник! – грозно, но тихо прошипел священник, сурово сдвинув густые брови, отчего его маленькие глазки совсем скрылись в жировых складках толстощекого лица.

«Нет, преподать урок мерзавцам невозможно! От них свет познания отражается, что ли?! – Аламез искренне удивился наглому обращению священника, вероятно, приемлемому по отношению к обычному мирянину благородных кровей, но совершенно недопустимому с учетом существовавших между ними обстоятельств. – Важный прям, как петух в курятнике. Видать, позабыл подлец, как валялся у меня в ногах, а ведь меньше суток прошло! Неужто синяки с седалища уже сойти успели?»

– Не ори, преподобный! Сам встречу в храме назначил, так уж не обессудь, что грешник в церковь заявиться осмелился, – с той же грозной интонацией и так же тихо прошептал моррон. – Сферу давай, то бишь, ведьмин шар!

Вопреки ожиданиям преподобный отец Арузий не заозирался испуганно по сторонам, но в лице побледнел, впрочем, изменение окраски его пухлых щек ничуть не отразилось на уверенной и даже вызывающей манере поведения перед тем, кто чуть не лишил его жизни.

– Пошли! – прошептал Арузий, едва заметно махнув рукой и собираясь направиться обратно к двери в покои служителей храма.

– Куда пошли? – спросил моррон, сделав вид, будто не понял, что ему сделано редкое предложение пройти туда, куда вход мирянам запрещен.

На самом деле Дарк просто не желал покидать просторный зал для служб и направляться в тесноту коридоров и покоев. Там у недоброжелателей было гораздо больше шансов не только быстро расправиться с ним, но, что еще хуже, внезапно оглушить и взять в плен живым, чтобы замучить пытками, в его случае, к сожалению, только до полусмерти.

– За мной пошли! – вновь зашептал Арузий, остановившись. – Ты что же думаешь, я тебе вещь такую прямо сюда принесу?!