Тем временем Анри успешно зажал в угол сразу троих бандитов. Смертоносные и на удивление быстрые круги тяжелого двуручного меча не давали убийцам возможности выбраться из западни стен. Они мешали друг другу, спотыкались о хлам под ногами, поочередно нападали и поднимались, комично скользя на обломках и судорожно хватаясь руками за штаны товарищей.
«Таких идиотов убивать даже жалко! – думал Анри, продолжая наступать. – Выпороть бы мерзавцев, да так без штанов, с красными задницами в город и отпустить, но нельзя… Мне нельзя оставлять свидетелей, тем более здесь и сейчас!» Прошедшее вскользь, как будто случайно, острие меча вспороло шею первой из загнанных в угол крыс. Резко отклонившись от удара в спину все-таки нашедшего свой меч юнца, Анри небрежно отпихнул его потерявшее равновесие тело в сторону и полоснул вдогонку мечом чуть пониже затылка.
И тут, когда врагов осталось всего двое, провидение сыграло со старым солдатом злую шутку. Сделав шаг вперед, Анри поскользнулся и упал, выронив от неожиданности меч. Подняться он не успел, обрадованные неудачей противника убийцы тут же набросились на него. Перед глазами Анри появилась оскалившаяся физиономия бандита и быстро приближающееся к его голове лезвие меча. Но в самый последний миг перед тем, как воина должна была постигнуть позорная смерть в куче отбросов, что-то произошло. В воздухе раздался свист, и меч, вместо того чтобы опуститься вниз, полетел к потолку, а кисть растерянно таращившегося бандита изогнулась гусиной шейкой. Через секунду где-то за спиной пытавшегося подняться Анри послышался шум падения тела. Бандит с переломанным запястьем пытался бежать, но вдруг упал, широко, как птица, раскинув на лету руки.
Анри обернулся. Шагах в четырех за его спиной стоял эльф, командир той самой троицы, с которой он дрался в Торалисе. В руке у широко улыбающегося спасителя был длинный кнут, а во второй блестело лезвие метательного ножа.
– Я один, хочу говорить, – произнес Мансоро, мгновенно стирая с лица злорадную ухмылку и пряча нож в складки плаща.
Графская карета ехала впереди на расстоянии семидесяти – восьмидесяти шагов. Сейчас, спустя несколько часов после беседы, Совер уже не казался гному отпетым мерзавцем. По крайней мере, сменив дорогой костюм на поношенное одеяние разорившегося провинциального дворянина, его сиятельство оставил барские замашки и не гнушался тяжелой работы. Совер сам управлял каретой, в которой лежал его раненый друг, а не заставлял трястись на козлах больного Нивела или кого-то еще из компании не оправившихся после штурма замка авантюристов. Возницей он был никудышным, экипаж петлял по размытой дороге, как маркитанская лодка вокруг флагманского фрегата, но надо было отдать графу должное: на обочину он не съезжал и не переворачивался.
Они уже несколько часов тащились по пустынной местности, на которой не было ни пресловутых мятежников, ни солдат легендарного пехотного полка. Правил лошадьми Артур, Пархавиэль сидел рядом на козлах и во время вяло текущей беседы на тему: «Как нам побыстрее избавиться от навязчивой благосклонности графа?», как-то еще умудрялся рассматривать унылый военный пейзаж и думать о своем, о том, как найти друга в чужом городе и как продолжить поиски, если им с Артуром не удастся избавиться от нового работодателя. Флейта сильно изменилась: стала жестче, замкнутее и злее. Сначала Пархавиэль перестал ей доверять, а теперь уже не воспринимал всерьез, как человека, у которого полностью отсутствуют уважение к другим и собственное мнение. На Нивела тоже нельзя было положиться, он был всего лишь ребенком, к тому же с извращенными, чрезвычайно наивными представлениями о жизни.
«Байки это все, глупости, – пришел к выводу Зингершульцо, в очередной раз прокручивая в голове тогдашний разговор у костра с пиратом. – Почудилось Артуру, небось хотел дверь запереть да позабыл, а потом, в суматохе, позабыл, что позабыл… Вот и несет какую-то ахинею насчет хождения через стены. Он бы еще парнишке пару невидимых крыльев приделал бы да по воздуху летать научил!»
Утверждать, что Артур сумасшедший, Пархавиэль не мог. Наоборот, чем дольше он общался с бывшим пиратом, тем больше тот ему нравился. В нем чувствовалась сила, решительность, рассудительность, наличие понятий о чести и многие другие качества, изменившие представление гнома о «лысом бандюге» настолько, что он стал считать Артура своим полноценным боевым товарищем. Этого высокого звания не удостаивался еще ни один человек, даже те, с кем Пархавиэлю пришлось бок о бок сражаться в Альмире.
Разговор о побеге от графа зашел на четвертый круг. Как заговорщики ни прикидывали, а отделаться от службы у Совера им не представлялось возможным, по крайней мере до пересечения границы с Вакьяной. Только у Совера было разрешение на въезд, а без этой бумажки четверых путешественников повесил бы первый же патруль.
– Нисс на побережье самом находится, до него от границы два дня пути. Думаю, именно в это время и стоит бежать, – в который раз повторял Артур, видимо, не до конца уверенный в правильности принятого решения. – До того, как покинем Мурьесу, трепыхаться бессмысленно, а в самом Ниссе уже поздно будет. Если управитель провинции на стороне Лоранто, то за нами весь гарнизон в погоню отправится.
– Ты прав, – кивнул Зингершульцо и в задумчивости зачесал свалявшуюся комками бороду, – если, конечно, нас на границе эскорт поджидать не будет.
– Не думаю, что нас встречать будут. Совер специально без слуг поехал, чтобы шума не поднимать. Помпезная встреча с фанфарами да салютами не в его интересах. Нет, эскорта точно не будет!
– Послушай, а чего ты от счастья своего бежишь? – вдруг спросил гном. – Я-то понятно, у меня дела важные в Ниссе есть, да и на потом планы имеются. Мне служба у графчика, как псу кость поперек горла. А тебе-то, горемыке неприкаянному, чего от хорошего места бежать?
– Есть причины, – отделался дежурным ответом Артур, равнозначным: «Не суй свой нос не в свое дело!», но потом передумал и стал объяснять: – Понимаешь, Парх, я без обиняков скажу, прямо! Вы с Нивелом люди вольные, а у нас с Флейтой обязательства перед одним человеком имеются. Дело такое, что… Ну, в общем, одним возвратом аванса не отделаешься, да и графское предложение-то не очень… слишком опасное. Жизнь таких людей, как Совер, постоянно висит на волоске. Его слуги и компаньоны – разменные монеты, мелочь, которой он от собственной судьбы откупается. Мы получим власть, но не время, чтобы ею насладиться. Мы будем обеспеченными, но не богатыми и без перспектив на будущее. Те, кто влезает в одну авантюру задругой, очень сильно рискуют. Они живут в страхе, что однажды от них отвернется удача, и в конце концов такой момент наступает. Это не армия, в богатом словарном запасе нашего «господина» нет желанных моему сердцу слов «отставка» и «обеспеченная старость».
– В общем и целом понятно, – кивнул гном, – хотя краски сгущать ты мастак. При желании даже из тюрьмы драпануть можно, не то что от… – Пархавиэль многозначительно кивнул в сторону едущей впереди кареты.
– А что тюрьма? Тюрьма только стены да куча скучающих балбесов внутри, – усмехнулся пират, видимо, когда-то часто посещавший казенные гостиницы.
Внезапно Совер натянул поводья, его карета стала съезжать на обочину и останавливаться. Граф что-то увидел, но ни Артур, ни Пархавиэль еще ничего не заметили. Вокруг простирались лишь бескрайние просторы равнин, а впереди виднелась узкая полоска леса.
– Что скажете, господа? – спросил граф, кивая головой в сторону кромки леса.
– А что тут скажешь, граф? – удивился Артур. – Дорога к лесу сворачивает, возле опушки воронье кружит, значит, пожива есть. Тем, кто до нас ехал, не повезло, но сейчас наверняка разбойников в лесу уже нет. Они же не дураки, чтобы новую жертву возле трупа старой караулить, да и запашок там, наверное, не из приятных. Если хотите, можем в поле свернуть, но…
– Ни в коем случае, – усмехнулся граф и, подстегнув лошадей, направил карету точно к месту недавней трагедии.