Ирония имеет много личин. Одна из них особенно безобразна: когда ты находишься между двух враждующих лагерей, и в каждом тебя считают врагом. Сановники Церкви продолжали видеть в Убии мага и приверженца темных сил, несмотря на то что не брезговали пользоваться его услугами, особенно в пикантных ситуациях и при чрезвычайно запущенных случаях тяжелых заболеваний. Новая кодвусийская Гильдия поддерживала с ним контакт, но не подпускала близко. Совет Гильдии выдвинул однозначный постулат: «Каждый отрекшийся, несмотря на цвет мантии и прошлые заслуги, должен заново доказать свою преданность и кропотливым трудом смыть позор».
Отсутствие возможности открыто заниматься экспериментами было далеко не единственным неудобством, которым Убий расплачивался за свою жизнь в достатке. В городе его уважали и почтительно раскланивались при встрече, но забывали приглашать на празднества и торжества. Бывший маг уже свыкся, что во время Летнего Оконтора и прочих церковных праздников горожане бьют в его доме стекла и сваливают на порог кучу дохлых крыс, в надежде, что хоть от одной он подхватит неизлечимую заразу. За его врачебной деятельностью пристально следили бездари из Надзорного Совета, которых язык не поворачивался назвать лекарями. Если он излечил безнадежного больного, значит, заключил сделку с темными силами. Если не спас того, чья жизнь, по мнению Совета, была вне опасности, значит, загубил невинную душу. В течение каждого года он месяца два-три проводил в тюрьме, взятый под стражу после очередного навета. Однако как только У одного из священнослужителей, приближенных герцога или влиятельных купцов появлялись симптомы сложного заболевания, Убия тут же освобождали и щедро вознаграждали за причиненные неудобства. В общем и целом, жить в Империи было можно, если, конечно, не воспринимать регулярные аресты всерьез и не обращать внимания на камни, летящие в окна.
Мадериус освоился, привык, притерся, стал более флегматичным и невозмутимым, как житель далеких Шеварийских гор, но тут его скромной персоной заинтересовались люди, далекие от высоких духовных сфер и научных проблем. Имперская разведка взяла его под неусыпный контроль. Дежурившие сутками возле его дома агенты сообщали обо всех подозрительных личностях, переступавших порог, пока в конце концов не насобирали достаточно материалов, чтобы обвинить чуждого как внешней, так и внутренней политике Мадериуса в сговоре с беглецами-оппозиционерами и в сочувствии смутьянам-эльфам.
Убий не успел опомниться, как его взяли в оборот и заставили сотрудничать, конечно же, не сняв при этом тайного наблюдения. По горькому опыту бывший маг знал, что стоило в его дом заглянуть заезжему эльфу, страдавшему от расстройства желудка, как на следующий день к нему приходили из баркатской штаб-квартиры имперской разведки или из тайной канцелярии герцога, хотя последние чаще вымогали деньги, чем мучили дурацкими вопросами.
Не забыли о темном прошлом именитого баркатского лекаря кодвусийские маги и повстанцы всех мастей, пытавшиеся через него получить информацию или принудить к выполнению незаконных услуг. Убий никому не отказывал, но в то же время и не относился всерьез к своим обещаниям хранить в тайне содержание сокровенных бесед.
Маг медленно ворочал ложкой в фарфоровой миске, через силу отправляя в рот давно остывшую и покрывшуюся сверху тонкой пленкой жира пищу. В третьем часу ночи глупо надеяться на хороший аппетит, в особенности после того, как надышался едких паров. Но кормить организм было нужно, хотя бы для того, чтобы не терять сознание от голодных обмороков. Перед глазами мелькали столбцы цифр и наизусть заученные отрывки записей. Однако тревожные мысли Убия были далеки от хода эксперимента. Он прекрасно понимал, что главное в его работе сейчас зависело не от него. Даже если эксперимент удастся, и он подберет верную комбинацию, то всего лишь на маленький шажок приблизится к далекой победе. Ему нужен «Деминоторес», оригинал, а не жалкий, ущербный перевод, подсунутый эльфами. Его не хотели обмануть, но невежество порой хуже самого тяжкого греха.
От Артура по-прежнему не было вестей. Единственный слуга, нет, скорее преданный друг, которому он мог доверять, отправился за манускриптом и до сих пор не вернулся. Настораживал мага и неожиданный интерес к древнему труду со стороны имперской разведки. Три дня назад к Убию пожаловала в гости баронесса Лиор, хитрая молодая дамочка, пользовавшаяся особым расположением самого Корвия.
Столичная красотка промучила его более часа: выспрашивала, ходила вокруг да около интересующего ее вопроса и умело провоцировала мага, пытаясь вызвать на откровение. Знала бы состоявшая на службе в разведке баронесса, сколько таких вот скользких разговоров и «задушевных» бесед довелось пережить Убию на своем веку, наверняка не стала бы попусту тратить время и спросила бы напрямую: «Не обращался ли кто за помощью в работе над манускриптом „Деминоторес“?», «Не собирался ли кто выкрасть запретный труд из Имперской Библиотеки?» Правду Убий, конечно же, не сказал бы, но оба сэкономили бы уйму времени. От жеманства, кокетства, спесивого апломба и изысканного словоблудства агента в юбке у терпеливого мага разболелась голова. Их разговор быстро уперся в тупик, а варьирующиеся по форме, но не по содержанию вопросы пошли по замкнутому кругу. К началу второго часа беседы маг едва удержался, чтобы не закричать: «Не знаю я ни о каком манускрипте! Отстань от меня, вертлявая дура, занялась бы лучше здоровьем!»
Мадериус не знал точно, откуда агенту разведки стало известно о манускрипте. Скорее всего среди соратников Намбиниэля Мансоро был предатель или где-нибудь допустил ошибку посланный в Торалис Артур. Нельзя было исключать и третий вариант, самый страшный и непредсказуемый, который мог привести к ужасным последствиям. Но одно бывший маг знал наверняка: его собеседница была больна.
Обилие румян и прочего макияжа скрывало не только нездоровую бледность кожи, но и красные пятна, выступившие На Щеках, коже и прочих участках тела. Вместо того чтобы целый час толочь воду в ступе, они могли бы потратить время с пользой, тем более что во всей Империи никто лучше него не смог бы помочь даме, ведущей не только опасный, но и чрезвычайно распутный образ жизни. Однако Карина Лиор не обратилась к нему за помощью, а сам же маг никого не лечил против воли, даже никогда не ставил диагноз, боясь обвинений в наведении порчи, сглаза и прочих пакостей, которыми злодеи-маги якобы пытались извести род людской.
«Одним словом, куда ни посмотри, везде… плохо: от Надзорного Совета житья нет, работа не ладится, половина горожан ни с того ни с сего вздумали заболеть, Артур пропал, подопытный сбежал, а тут еще имперская разведка что-то пронюхала! – подытожил свое незавидное положение Убий и, не в силах больше ковыряться в непригодной для потребления еде, отшвырнул ложку. – Радует лишь то, что Намбиниэль давно не появлялся. Других дел, видно, у эльфа по горло, оно и к лучшему. Все сроки прошли, а мне показать ему по-прежнему нечего!»
Мадериус встал из-за стола и, прихватив исписанные мелким почерком черновики, направился было в кабинет, но сильный стук во входную дверь нарушил его планы.
«Наверное, госпоже Форез стало хуже, других тяжелых пациентов у меня сейчас нет, – подумал Убий, по привычке кинувшийся сразу к двери, но вдруг остановился. – А если это стража? Если Лиор все же что-то пронюхала или кто-нибудь из священников опять настрочил донос? Нужно спрятать записи!»
Недолго думая, Мадериус запихнул ворох бумаг под ковер. Основательнее прятать расчеты не было смысла. Если солдаты устроят обыск, то в доме и так полно крамольных вещей. Если же цель ночного визита его работа по «Деминоторесу», то ни священникам, ни университетским ученым все равно было не разобраться в его сбивчивых, отрывистых заметках. Он сам порой не мог вспомнить, как были рассчитаны некоторые цифры и, главное, зачем.
Как всегда, трясясь от страха и осыпая проклятиями головы неугомонных посетителей, продолжавших настойчиво колошматить кулаками по двери, Мадериус спустился вниз, вышел в прихожую и отпер засов. На пороге стояла не стража, а Намбиниэль и еще парочка приближенных к нему эльфов. Последний плюс превратился в минус, Убия ожидал весьма неприятный разговор, возможно, даже последний в его жизни.
