«Ну, вот и все, опоздали», – тяжело вздохнул Пархавиэль, видя, как цеховой люд испуганно шарахался в сторону при взгляде на разукрашенную в багровые тона физиономию его спутницы. Однако вскоре им удалось скрыться от раздражающих взоров зевак. Флейта подала знак следовать за ней и нырнула в зазор между стенами стоявших по соседству домов. Протиснувшись боком через узкий проход, Зингершульцо оказался на заваленных мусором развалинах. Две стены разрушенного двухэтажного здания мрачно возвышались над грудой обломков кирпича, полусгнивших досок и вещей.

– Помоги! – выкрикнула Флейта, скрывшаяся от глаз гнома за трухлявым каркасом наполовину рассыпавшейся перегородки.

Осторожно перебирая ногами по осколкам битого кирпича, Пархавиэль вошел внутрь развалин. Флейта стояла на коленях и пыталась изо всех сил приподнять массивную дубовую доску, которая, судя по выцветшим расписным узорам на краях, была не так давно чем-то вроде боковой стенки внушительных размеров шкафа. Стоны и всхлипывания через сжатые от натуги зубы чередовались с проклятиями, но тяжелая доска оставалась на прежнем месте.

Подойдя вплотную, Пархавиэль крепко вцепился руками в мокрые, скользкие края и с силой рванул на себя. Доска поддалась и отъехала в сторону. За свою недолгую бытность в наземном мире Зингершульцо встречал только двоих людей, способных в одиночку справиться с подобной тяжестью: лесничего Радобержца и ныне покойного Громбера. На что надеялась Флейта, ухватившись своими изящными ручками за такую махину, для гнома так и осталось загадкой.

За доской скрывался люк. Подобрав валявшийся поблизости железный прут, Флейта ловко подсунула его под крышку и отодвинула железную плиту в сторону. Гном молча последовал за ней в темноту ямы.

– Люк закрой! – приказала девушка, как только Пархавиэль очутился на дне неглубокого колодца.

Железная плита протяжно заскрипела, возвращаясь на прежнее место, и погрузила гнома в кромешную тьму. Неожиданная яркая вспышка заставила Пархавиэля зажмуриться и прикрыть руками глаза. Флейта зажгла фонарь и, не проронив ни слова, направилась куда-то вдаль, по темному и узкому коридору. «Опять подземелья, опять туннели, – обреченно вздохнул Пархавиэль и засеменил вслед. – Нет, все-таки не понять мне людей. Им так повезло: живут под солнцем, кругом зелень да водная гладь, ветер щеки приятно обдувает, а их все под землю, к крысам и сырости тянет!»

Через минуту спутники оказались перед обшитой железными листами дверью. Флейта молча всунула в руки гнома фонарь и принялась возиться с висячим замком. Рука в черной перчатке умело заворочала в скважине отмычкой, и спустя несколько секунд дверь распахнулась.

Путники оказались в маленькой комнатушке, завешанной пыльными коврами. Три кровати, столик с подсвечником и древний, перекосившийся набок шкаф, вот и вся обстановка временного бандитского пристанища.

– Вопросы, переживания, планы и прочая лирика потом, все потом! – устало произнесла бывшая предводительница и, не снимая одежды, повалилась на ближайшую к входу кровать.

Видения накинулись на Пархавиэля сразу же, как только голова утомленного гнома соприкоснулась с подушкой, а отяжелевшие веки опустились. Зеленые сады в лучах восходящего солнца сменялись невзрачными пейзажами городских развалин. Оскаленные пасти кровожадных вампиров чередовались с невзрачными лицами равнодушных горожан, парусами над водной гладью, испортившимися овощами и прочими хаотично всплывавшими в голове всего на долю секунды предметами. Разноцветные картинки быстро менялись перед глазами, так и не складываясь в единое полотно абсурдного сна. Часто одно видение накладывалось на другое, создавая невообразимую мешанину цветов, звуков и расплывчатых очертаний фигур.

Пархавиэль мельком увидел акхра во сне. Его личный мучитель, Оме Амбр, только беззвучно зашевелил губами и хитро прищурился, собираясь преподнести гному какой-нибудь отвратительный сюрприз, как его лицо расплылось, а вместо коротких роговых наростов на голове появились надкусанные соленые огурцы. Отдельные фрагменты бесовской морды еще долго присутствовали на фоне речных пейзажей и городских улочек, но затем исчезли, растворились, как кусочек льда на горячей ладони.

Зингершульцо открыл глаза и, кряхтя, сел на кровати. Было холодно, голова болела, а навалившаяся усталость превратила его сильное тело в бесформенное, дряблое желе. Он хотел заснуть, но не мог. Всесильная панацея крепкого сна не собиралась лечить ни ноющие мышцы, ни перенапрягшийся рассудок.

«Годы берут свое, – подумал гном, массируя толстыми пальцами болевшие виски. – Впервой такое, что и спать хочется, и задрыхнуть не могу. Дает, видать, о себе знать походная жизнь. Во номер будет, коль ни топор, ни меч не возьмет, а от болячки какой загнусь!»

– Не надейся, мы сегодняшней ночью себе смертный приговор подписали, так что чинно и важно встретить смерть в постели нам не грозит, разве что во сне кто прирежет, – неожиданно раздался из-под пледа голос Флейты. – Сдохнем где-нибудь в канаве с перекусанной глоткой иль с ножом в животе, не сейчас, так через пару недель!

Боль внезапно прошла, а по телу пробежала холодная дрожь. Сердце Пархавиэля сжалось в груди. Он точно помнил, что только размышлял и ничего не говорил вслух, откуда же Флейта могла узнать его мысли? Поднявшись с постели, гном на цыпочках подошел к девушке и осторожно приподнял край пледа. Разбойница спала, глаза были закрыты, а грудь размеренно приподнималась. Ни легкое пощелкивание кончиками пальцев перед носом спящей, ни громкие покашливания не смогли нарушить покоя крепкого сна.

Внезапно охвативший разум гнома суеверный страх чуть ли не заставил его кинуться прочь, убежать со всех ног от скрывающейся под ликом обычной разбойницы коварной колдуньи. Однако через пару секунд здравый смысл восторжествовал. Пархавиэля вдруг осенило, что Флейта продолжала безмятежно спать, несмотря на все его душевные метания, и явно не слышала его последних мыслей.

«А может быть, дело вовсе не в ней, а во мне? – посетила голову гнома печальная мысль. – Помнится, сразу после укуса той твари я во сне филанийский язык выучил. Наверняка это яд вампирский по моей крови бродит и всякие фокусы творит. Куда это меня приведет? Ну ничего, там посмотрим, а сейчас надо бы еще с девчонкой поговорить попробовать, авось получится!»

Смелое предположение не подтвердилось. Флейта упорно молчала, несмотря на обильный поток сыплющихся на нее вопросов. Продолжая ломать голову над непонятным явлением, Пархавиэль вернулся на кровать. Внезапно, как удар молнии среди ясного неба, его осенила догадка.

«А что, если способности мои проявляются не всегда, а только при определенных стечениях обстоятельств. Я тогда, помнится, сидел на кровати и… и… тер виски». Пальцы гнома вновь коснулись головы, раздалось легкое гудение.

– Ты спишь? – мысленно задал вопрос гном, косясь на мирно сопевшую во сне девушку.

– А то не видно, придурок, дай отдохнуть! – прошептала Флейта, так и не открыв глаз.

Пархавиэль положил руки на колени и задал следующий вопрос. Ответом было молчание и тихий сап. Гном снова приложил пальцы к вискам и повторил свой вопрос слово в слово. На этот раз он получил ответ и, обрадовавшись, как малое дитя, запрыгал на кровати.

«Значит, точно, значит, могу! – пело сердце гнома, убедившегося, что он обладает чудесной способностью. – Интересно, а если ей что-нибудь предложить, точнее, приказать, исполнит или нет?!» и Д. – Встань с кровати и почеши нос! – зачем-то приняв важный вид, приказал гном.

– Да пошел ты! – рассерженно пробурчала девушка и перевернулась на другой бок.

«Командовать спящими не могу, а если просто поговорить? Помнится, Мартин трепался, что во сне люди не контролируют свой язык и выбалтывают секреты. Порой треплют даже такое, в чем бы никогда не признались в обычном состоянии. Надо попробовать! Интересно, а что Флейта думает обо мне?»

– Гномье ненавижу, а ты… ты… – замялась девушка и отчаянно заворочалась на кровати, – ты забавный и мне нравишься! – к удивлению гнома, призналась Флейта. – Но если сейчас не замолкнешь, то встану и чем-нибудь тяжелым по мордасям пройдусь!