«… Его окрестили Патриуном в честь известного когда-то родственника-миссионера. Полное имя звучало немного комично – Патриун Бьерож, поэтому матросы и офицеры филанийского военного фрегата „Пояра“, на котором он служил лекарем третьего ранга, величали его за глаза не иначе, как: „Бей рожи!“, что, впрочем, нередко соответствовало истине. Два года назад ему надоело бороздить моря вместе с командой, не имеющей дурной привычки болеть обычными болезнями, но зато довольно часто попадавшей под пиратские ядра и сабли, и он ушел в отставку.
Жизнь в родном городе протекала довольно приятно, хотя и скучно, поэтому преуспевающий эскулап довольно часто хандрил. От серости размеренной провинциальной жизни ему не позволило окончательно зачахнуть странное письмо, пришедшее от знаменитого двоюродного деда. Преподобный отец Патриун, или, как его называл отец лекаря, Патриун старший и Великий, предложил ему место целителя при церковной больнице в Марсоле. (Фантазия дракона разыгралась, и он вкратце описал далеко идущие планы священника по созданию не только больницы для бедных, но и приюта для осиротевших детей.) Мало кто из умельцев лечить людей способен бросить хорошую практику и сломя голову отправиться неизвестно куда, да еще по зову дальнего родственника, которого даже ни разу в жизни не видел. Однако чувство долга, призывающее позаботиться о родном старике, унаследованный авантюризм и неприятие размеренно текущей жизни подтолкнули бывшего судового врача военного филанийского флота на весьма необдуманное приключение.
Первая встреча двоюродных деда и внука произошла уже в филанийском порту, перед самым отправлением шхуны, привезшей священника в Дерг. К несчастью, путешествовать вместе тезкам помешали бывшие сослуживцы лекаря. Их сильно пострадавший в шторме корабль ремонтировался в порту, а его команда шумной гурьбой кочевала по всем кабакам. Патриун-младший не мог обидеть морских вояк, тем более что со многими из них почти породнился. Он не нашел в себе сил отказать предложению опрокинуть с ними пару десятков стаканчиков, поэтому задержался и прибыл в колонию почти на целых два дня позже занедужившего старика…»
– Складно поешь, – проворчал Аке, выкладывая на скамью довольно большой топор, неизвестно каким чудом уместившийся в его нижнем белье, а затем сам сел напротив внука священника. – Да, вот только, чтобы понять, брешешь ты или правду говоришь, надоть мне со стариком покалякать. Я наверх щас схожу, а ты здеся пока побудь и смотри, не озорничай! Сбегешь или мальчонку обидишь, – квадратный подбородок охотника, обрамленный свалявшейся бородой, кивнул в сторону Ну, хоть и все еще испытывавшего неуверенность, но успевшего прийти в себя от потрясения неожиданной встречи.
– Ага, сходи, сходи, – поддакнул Патриун-младший, – но только обратно не возвращайся! Если порог его кельи переступишь, я тебя в ней и запру на месяц, а то и на два…
– Это чего это вдруг? – удивился Аке не столько самоуверенности лекаря-моряка, сколько необычности постановки вопроса.
– Я ж сразу сказал: занедужил старик. Видимо, взаправду проклятие над священниками в этих землях витает, – из груди лекаря вырвался печальный выдох, сопровожденный отрыжкой. – Я ночью приехал, у дедули жар был, конечности посинели, а глаза навыкате. Сначала понять не мог, в чем дело, а затем вот…
Для более наглядного объяснения старческого недуга Патриун полез в сундук, откуда осторожно достал плотно запечатанную сургучом пробирку. На дне стеклянной тюрьмы вверх лапками лежало какое-то крошечное насекомое, погибшее то ли от нехватки воздуха, то ли еще до помещения в герметичный сосуд.
– Лисий хвост! – пробасил Аке, вспугнув опять отскочившего к стене монаха. – Да это ж уховертка, редкая тварь!
– Я бы назвал этот удивительный экземпляр «беренциус корпиус», – выругался по научному эскулап, – но простонародное название более точно отражает суть процесса внедрения этого паразита в организм человека, кошек и прочей дворовой живности. Я вижу, вы с ним знакомы?
Внук священника попытался пошутить, но Аке не воспринял остроту довольно сомнительного характера.
– Так все ж я понять не могу, почему мне к старику нельзя? – не унимался охотник. – Ко мне, конечно, эти зловредные пакости не заползали, но я ребят знаю, кто с ними долго мучился. Страшная болячка, но не зараза же, мор же не пойдет! – уверенно заявил Аке, даже, пожалуй, чересчур уверенно.
– Не буду вдаваться в сферу высокой терминологии, мой необученный лекарскому делу друг, – с насмешкой произнес Патриун-младший, – но поверь, здоровый организм охотника сопротивляется токсинам, выделяемым подобными букашками, куда активней, чем утомленное годами тело старца. Я со всей ответственностью заявляю, что не исключена возможность мора, к примеру: имперской чумы, серберийского гноения или обычной холеры. К тому же старик пока спит, нечего тревожить его покой. Хочешь убедиться в правдивости моих слов, изволь, прочти! – Лекарь достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок и протянул его недоверчивому ворчуну. – Эту бумажку преподобный отец, а для меня просто дедуля, написал перед тем, как выпить мое лекарство и заснуть.
– Хм-м-м! – просопел Аке после того, как взял в руки исписанный лист, развернул его и уставился на непонятные закорючки.
– Грамоте я не очень обучен, да буковки мелкие… Эй, малец, разобрать, что к чему, сможешь?
Монах кивнул, подошел вплотную к охотнику и беззвучно зашевелил губами, видимо, читая по слогам.
– В общем, все правильно он говорит, – робко произнес раскрасневшийся, как девица, монах. – Преподобный отец просит нас, его внука не только под кров принять, но и во всем слушаться…
– Нет уж, извиняй, мил-человек! Ты, конечно, умный да ученый, но я в закорючки какие-то не поверю, если подтверждения собственными глазами не найду! – прокричал Аке и, поднявшись со скамьи, быстрым, развалистым шагом направился в сторону жилых помещений. – И дверь за мной, лекаришка, не советую запирать, выломаю!
– Не тревожь старика и близко слишком к нему не стой! – выкрикнул лекарь недоверчивому охотнику вслед.
Видимо, Аке не был безграмотен настолько, насколько прикидывался. Патриун мог поклясться, что силач сам прочел письмо, а отдал его недоучке Ну лишь в целях маскировки. Его вспыльчивость, порою граничащая с грубостью, объяснялась довольно просто. Ни он, ни приставивший его к священнику маркиз Вуянэ не могли предположить такого поворота событий и не продумали, как должен себя вести страж.
Аке вернулся довольно скоро. Искусная, хоть и не долговечная иллюзия изуродованного болезнью человеческого тела, на три четверти прикрытая сверху простыней, могла убедить даже самого большого скептика.
– И что же теперь делать-то? – удрученно пробасил охотник, грузно плюхаясь на скамью.
– Пока ничего, – пожал плечами лекарь. – Главное, в комнату деда никого не пускать, да и самим не заходить. Я сильное снадобье дал, оно хворь выведет, да и снотворное дня три-четыре действовать будет. Не бойтесь, проснется наш духовный наставник свежим и бодрым, как малосольный огурчик!
– А как же службы? – робко спросил монах, почему-то до сих пор побаивающийся смотреть новому компаньону в глаза.
– Церковь пока закроем, благо что повод достойный есть, – по-военному четко и кратко стал излагать план действий Патриун-младший. – Ты, вьюноша, порядок пока наведи, грязь кругом и пылища, просто срам! А я господ начальничков из управы проведаю, по-своему с ними поговорю, по-флотски, – усмехнулся приезжий со зловещей ухмылкой на лице, разминая костяшки пальцев.
– Ну а мне-то что делать прикажешь? – спросил Аке, пристально и с долей недоверия глядя внуку священника в глаза.
– Делай что хочешь, – пожал плечами вставший и направившийся снова к «больному» дракон. – Мне дед говорил, у вас с ним уговор был…
– Ну, был, что с того? – буркнул охотник, не стесняясь присутствия постороннего, почесывая то место, которое натер побывавший в панталонах топор.