Хоть список желавших ему смерти по разным причинам был и огромен, но о посещении герканской колонии не знал никто, даже верные, проверенные годами безупречной службы слуги, следовательно, молодые люди шли за ним по пятам по трем возможным причинам. Первая версия, банальный грабеж, была отвергнута сразу поскольку: ранний вечер и центр города – не самые лучшие время и место для нападения; лекарь, в которого он был переодет, – не самая удачная добыча, чтобы проявлять такую настойчивость; и, наконец, сами преследователи не очень походили на любителей заглядывать в чужой кошель, наоборот, на их лицах было написано презрение ко всему низменному, и в первую очередь к плебейскому грабежу. Второе предположение тоже мало походило на правду. По дороге в колонию его никто не мог узнать, поскольку за три дня он сменил более десятка личин, притворялся то странствующим монахом, то старым пропойцей-моряком, списанным с корабля. Третий вариант казался самым правдоподобным. Парочка следила за ним, поскольку он только что общался с Анри. Люди генерал-губернатора, не привыкшего к тому, что чужаки суют нос в дела, обложили его старого товарища, как зверя в норе, и отслеживали все его контакты с Анри.

Что ж, такая версия была Мартину по душе. Слуги генерал-губернатора не будут утруждать себя долгой слежкой, в которой, кстати, они вряд ли сильны. Стоит лишь магу зайти на менее людную улочку, как противники тут же попытаются затащить его в глухую подворотню, чтобы немного «побеседовать». У колониальных властей не так много времени, чтобы играть в сложные шпионские игры, да и не было должного опыта. Придя к такому выводу, Мартин решил упростить молодым людям задачу, тем более что и у него имелось желание их кое о чем расспросить. К чему тянуть время в ущерб дальнейшим планам, когда рандеву в тиши грязной подворотни все равно неизбежно?

Дойдя до перекрестка, Мартин завернул налево, а затем скрылся в дворике маленького, видимо, заброшенного дома. Ситуация складывалась как нельзя подходящим образом для плодотворного общения. Двор был с трех сторон огорожен высокой стальной решеткой, за которой виднелся пустырь, поросший травой в человеческий рост. Когда охотники поняли бы, что сами превратились в жертв, то вряд ли смогли бы спастись бегством. Конечно, было бы лучше перекрыть единственный путь к отступлению, встать между ними и выходом обратно на улицу, но, к сожалению, Мартин был один и не умел раздваиваться. Магу оставалось лишь рассчитывать на собственную быстроту, завидное умение влиять на умы людей и эффект неожиданности, что, говоря откровенно, в любой переделке давало весомые преимущества. Кроме того, в случае неудачи молодчикам просто удалось бы бежать, заговорщик не рисковал собственной жизнью и поэтому был спокоен, как объевшийся поросятами удав.

Бывает так, что даже самые умные и дальновидные люди становятся заложниками самоуверенности, допускают ошибку в цепочке сложных логических расчетов и не учитывают обстоятельств, которыми нельзя было пренебречь. Мартин не понял, где допустил просчет, но только парочка завернувших вслед за ним в подворотню дворян была на самом деле куда опасней, чем выглядела с первого взгляда, и совершенно не намеревалась с ним говорить.

Почти синхронно скинув плащи, молодые люди вынули из заплечных ножен мечи и стали молча обходить с двух сторон пожилого мужчину в одежде лекаря. В арсенале убийц (цель слежки уже стала ясной, как день) не было ни веревок, ни кляпа, ни стальных цепей, а значит, брать живым странствующего мага они не собирались. Короткие мечи, парадные шпаги и по паре длинных стилетов, искусно прикрепленных к подолам камзолов, говорили о многом, хотя бы о том, что убийцы специализировались на ближнем бое, не любили шума и пренебрегали оружием, которое ловкий враг при удачном стечении обстоятельств мог бы использовать против них, например, метательными ножами и прочими хитрыми штуковинами.

Враги не спешили, оценивающе взирали на почти прижавшуюся спиной к ограде жертву и наверняка гадали, какие сюрпризы скрывает зловредный колдун под широкой накидкой лекаря.

«Опытные мерзавцы или, что еще хуже, предупрежденные… В глаза совсем не смотрят, только на грудь пялятся», – с досадой подумал Мартин, который из-за этого не мог применить большую часть своих трюков, называемых несведущими дилетантами колдовскими чарами. Если хотя бы один из пары пышущих здоровьем и силой мужчин посмотрел ему в глаза, Мартин Гентар мог бы создать иллюзию и без труда перебить обоих, пока они гонялись бы за призрачным противником. Он мог бы их усыпить, заставить кровь закипеть в их жилах, внушить нужные мысли или заставить драться между собой, но наемники поедали глазами складки его накидки и не думали поднимать хищные взоры чуть выше.

– Чем обязан, господа? – как-то некстати произнес маг.

Попытка завязать разговор и немного ослабить бдительность противников не увенчалась успехом. Убийцы по-прежнему стояли молча, ожидая, что именно он нанесет первый удар.

«Ведут себя умно, явно предупреждены! Кто ж они такие? Кто их послал? Неужели Живчик осмелился? Но откуда он мог знать? Ладно, об этом позже! – с прискорбием констатировал Мартин. – Если б они ударили первыми, то преимущество было бы на моей стороне. Ну что ж! Если нападать не хотят, придется сыграть по их правилам».

Трое людей на пустом дворе стояли неподвижно, но вдруг пожилой человек резко присел, а из его рук вылетели две маленькие склянки. Убийца справа от жертвы увернулся и тут же набросился на старика, который, в свою очередь, ловко ушел от рубящего удара мечом и быстро оказался за спиной противника. Наемник ударил локтем, метясь Мартину в нос, но маг уклонился в сторону, а затем его тонкие пальцы вскользь коснулись кадыка врага. Мужчина вдруг стал задыхаться и, упав на колени, выронил меч. В течение ближайшей четверти часа он был уже не опасен, Мартин не раз использовал этот удар, точнее, касание, и знал, что может заняться вторым противником, не опасаясь получить удар в спину.

Убийца помладше немного замешкался. Виной тому была склянка, разбившаяся от соприкосновения с его широкой грудью. Брызги кислоты мгновенно проели ткань камзола, но не добрались до тела. Под одеждой убийцы скрывались легкие и гибкие пластинчатые доспехи, они прервали путь смертоносной жидкости. Хоть содержимое склянки и не причинило убийце существенного вреда, но несколько капель все же попало ему на подбородок. Вместо того чтобы сжать зубы, на время позабыть о мгновенно возникшем на коже ожоге и прийти на помощь товарищу, глупый юнец испугался и стал смачивать платок водой из фляги, чтобы стереть с лица остатки губительного раствора. Такое же самое легкое прикосновение пальцев к его кадыку решило исход скоротечной схватки.

– Предупрежденные, но плохо обученные, – подивился вслух Мартин, оглядывая поле сражения, на котором победа досталась ему столь легко. – Интересно, какой же болван послал их на убой?

– Я, – внезапно прозвучал за спиной изумленного мага какой-то неестественный голос.

В затылок Мартину уперлось что-то твердое и холодное, судя по всему – дуло пистолета.

Естественно, только что проделавший путь из Денборга в Гердос генерал-губернатор не был доволен решением Шриттвиннера перенести время и место военного совета. Обычно аристократы, да еще занимавшие высокие посты на королевской службе, не утруждались необходимостью скрывать свое недовольство возмутительными поступками нижестоящих, но, к удивлению Штелера, граф промолчал и не позволил членам своей свиты обсуждать поведение выскочки-майора. Пробыв в крепости Гердоса не долее десяти минут, кортеж из четырех карет и полуэскадрона первого денборгского полка направился к южной границе.

Генерал-губернатор не удостоил полковника чести ехать с ним в одной карете, чему, если быть искренним, Штелер несказанно порадовался. Ему и так надоела вязкая паутина намеков и двусмысленных речей, сводящие с ума пересуды и предположения, выстраиваемые на пустом месте. Вытянув подготовку кампании фактически на своих плечах, Штелер жаждал тишины и покоя. Он ждал того сладкого момента, когда свершится необратимое: батальоны солдат ринутся в бой, и начнется хоть какое-то реальное действие, а не эта изматывающая, изнурительная тянучка, на самом деле не стоящая даже ломаного гроша.