– Ты же мечом совсем худо владеешь, а уж с такой раной и подавно гроша ломаного не стоишь, – не желая обидеть, просто констатируя факт, рубанул правду-матку бродяга. – Отсюда вытекает и второе преимущество. Часовые за домом не следят, а наблюдают лишь за лесом по ту сторону ограды.
– Ну, а в-третьих что? – спросил Семиун, довольно быстро для восемнадцатилетнего юнца совладав со своим гневом.
– Мы в лесу, кругом деревья растут, – хитро улыбнулся Шак, а в его красных, мутных глазах (последствие удара рыцарского кулака) промелькнула безумная искорка азарта.
– Не-е-ет, что ты?! Не-е-ет, я по деревьям лазить не могу. Куда мне с ногой-то да брюхом таким?! – испуганно замотал головой Семиун, на миг представив, каково ему будет карабкаться по стволу и перетаскивать еле живое тело с ветки на ветку.
– А тебе и не надо карабкаться, – обрадовал его Шак. – Значит, так! Сейчас тихо выходим, я – на дерево, а ты кустами к конюшне. Охрана там только снаружи, да и то сонная…в кости перебрасывается, чтоб не заснуть. Запрягаешь пару лошадок пошустрее и ждешь, пока я деревьями к ограде подберусь да ворота открою.
– Так там же часовые!
– Моя забота. Говорю, значит, смогу, – снисходительно похлопал по плечу компаньона Шак.
– Но все же?! Часовые шум подымут, их шестеро возле ограды разгуливает. Остальные тоже проснутся, вмиг набегут!
– Не в такой уж и миг. Если ты с лошадками не замешкаешься, то времени на все хватит: и ворота открыть, и конскими хвостами дурням на прощание помахать!
– А если?..
– Выхода другого все равно нет. Ну, чего нам терять, чего? – снова привел самый весомый, просто неоспоримый в данной ситуации аргумент Шак. – Так мы рискнем или предпочитаешь сдохнуть от ран?
– Черт с тобой, – проворчал Семиун и первым скрылся за дверью.
К сожалению, планы – эта особая реалия, зачастую противоположная действительности. С трудом подволакивая плохо слушавшуюся ногу, Семиун уже почти добрался до конюшни, когда его колено предательски заныло. Слизь на животе постепенно начала умирать или исчерпывать свои силы (лекарь не знал, как выразиться точнее, поскольку так и не разобрался, была ли она живым существом или просто бездушной субстанцией). Она еще могла подавлять боль в тяжелых ранах, но периферийные повреждения уже заявляли о себе. Покрытая снаружи пузырьками масса заметно изменилась и внешне: верхний слой усыхал, съеживался, а местами покрылся твердой коркой. Время играло против раненого, начался обратный отсчет его жизни, остановить который мог лишь Шак, и то при условии, что шарлатан не переоценил правдивости народных сказаний.
Обойти игравших в кости охранников не составило труда для хромого подранка. У конюшни было два входа, а лениво бросавшая костяшки троица собралась у одного. Солдаты кемарили, солдаты устали и не испытывали влечения к азартной игре, а уж до того, что происходило у стойл, им вообще не было дела. Что может случиться с лошадьми, если ни один злодей извне не в состоянии незаметно проникнуть за ограду?
Только благодаря беспечности часовых Семиуну и удалось оседлать двух жеребцов и подготовить их к выезду. Кони ржали, недовольно мотали головами и по-иному противились действиям неповоротливого чужака, но их тревожные сигналы оставались безответными. Охранники трижды громко проклинали нерадивого конюха, «…е давшего клячам попить да пожрать…, но так и не сдвинулись с места, считая, что выполнять чужую работу ниже их достоинства.
Семиун был готов бежать прямо сейчас, а вот его компаньон что-то замешкался. Окошко в стене конюшни было маленьким и находилось почти под потолком, но только через него можно было наблюдать за воротами, поэтому, превозмогая боль в нывшей уже от ступни до колена ноге, Семиун вскарабкался на подставленный бочонок и прижался лицом к покрытому паутиной, давно не мытому стеклу.
Ситуация у ворот изменилась, но отнюдь не в лучшую сторону. К часовым у ворот подошел патруль, и завязалась оживленная беседа. Охранники спорили, громко кричали, а иногда и толкали друг дружку. Спящие возле ближайших костров стали просыпаться; кто ругался и, переворачиваясь на другой бок, пытался снова заснуть, а иные вставали, потягивались и шли вразвалку к воротам. Довольно быстро число спорщиков увеличилось до десяти, а затем и пятнадцати человек. При таком положении дел дерзкий план Шака был неосуществим, а все их старания бессмысленны. Семиун не знал, что делать, и, надеясь получить хоть какой-то знак от компаньона, стал всматриваться в густую листву растущих возле ограды деревьев. Однако расстояние было слишком большим, а его товарищ умел прятаться. Сколько ни щурил глаза лекарь, а так и не разглядел ни слипшейся бороды, ни могучего торса напарника.
«Когда понял, что открыть ворота невозможно, он просто бежал…оставил меня подыхать в этой паршивой конюшне!» – подумал Семиун, но тут же усомнился в верности своего предположения. Не таким был человеком бородач, чтобы резко поменять свои планы из-за дюжины-другой солдатни, решившей холодным утречком согреться дракой.
Если задача не решается в лоб, то всегда найдется обходной вариант, к тому же порой он оказывается намного эффективней и проще. На дереве, росшем в пятнадцати шагах снаружи от ворот, вдруг зашевелилась листва, что привлекло внимание примерно трети спорщиков, затем на землю спрыгнул Шак и, быстро спустив штаны, продемонстрировал горделивому, чопорному служивому люду свой обнаженный зад. Неописуемо наглый поступок бродяги привел к тому, что тут же заскрежетали замки ворот. У мгновенно позабывших о разногласиях солдат не нашлось под рукой арбалета. Да и чего им было бояться? Шак был один и к тому же без оружия, а их – чуть более дюжины. Однако логика логикой, а дисциплина дисциплиной. Один из часовых затрубил в походный рожок, и лагерь мгновенно ожил. Воцарившаяся суматоха стала сигналом не только для врагов, но и для Семиуна, который тут же покинул наблюдательный пост на бочонке и довольно ловко для раненого вскочил на коня.
Взяв второго жеребца под уздцы, лекарь вонзил пятки в бока несущего его животного. Конь рванулся, набрав с места довольно приличную скорость, а торопыга-наездник каким-то чудом избежал удара головой о низкую поперечную балку, едва различимую в темноте. Пригнулся бы он всего на долю секунды позже, и странные приключения бывшего полевого лекаря были б окончены.
Трое игроков в кости, подчиняясь тревожным звукам походного рожка, забросили игру и взялись за оружие, но вырвавшихся из конюшни коней им было не остановить. Двое стражников испугались и мгновенно отскочили в сторону, а третий, хоть и отпрянул назад, но не потерял надежды помешать конокраду. Он попытался вышибить Семиуна из седла древком копья, но его постигла неудача. Юноша своевременно заметил его движение и, превозмогая боль во вдруг занывшем боку, пригнулся к самой лошадиной холке. Копье просвистело над головой буквально в сантиметре от лысой макушки.
Стражники остались позади, а два арбалетных болта хоть грозно и прожужжали над головой, но не причинили вреда. Попасть в мчащуюся между деревьями мишень не так-то и просто, да и перезарядка медлительного оружия всегда занимает много времени, поэтому Семиун больше не боялся стрелков и выпрямил спину. Это позволило ему лучше разглядеть, что творилось вокруг.
Воспользовавшись хоть и довольно простой, но весьма эффективной народной уловкой, Шак выманил охранников за ворота и теперь убегал, уводя их за собой подальше от лагеря. Хитрая тактика, в особенности если учесть, что подбежавшие к открытым воротам по сигналу тревоги солдаты не могли понять, за кем гонятся их товарищи и что же им делать. Скопище вооруженных людей толкалось на маленьком пятачке перед выездом. Им явно не хватало командира: луженой глотки и тяжелых кулаков, способных направить людское стадо в момент замешательства на путь истинный. Но рыцарь-оборотень был убит бродягой, и предоставленные самим себе солдаты повиновались лишь стадному инстинкту: раз их товарищи за кем-то гнались, значит, следовало отправляться в погоню и им.