— Вероника Александровна, вам нужно пройти на УЗИ.

Он кивает санитарам - и один из них протягивает ко мне руки.

Одергиваю плечо и, когда здоровяк пытается сцапать меня за локти, отхожу в сторону.

— Не надо обращаться со мной так, будто я и правда невменяемая, - огрызаюсь в ответ.

Выпрямляю спину, насколько это вообще возможно в моем положении. В памяти всплывает прочитанная когда-то давно биография об одной английской королеве, которая тщательно продумала гардероб даже на собственную казнь. Надела под красивое платье темно-красную нижнюю рубашку, чтобы, когда ей отрубят голову, кровь не смотрелась так безобразно на белой ткани.

Я не королева, конечно, но у меня свой собственный эшафот - и я не собираюсь выглядеть как овца, которую будут втаскивать туда за ноги. И блеять тоже не буду. Я уже попробовала, но жизнь явно дала понять, что ничего путного из этого не получится.

Мне делают УЗИ.

Потом собирают новый анамнез.

На часах, которые попадаются мне на глаза то тут, то там, уже почти полночь, но лично для Олега здесь готовы устроить даже всенощную дискотеку, лишь бы Его Величество щедрый меценат был доволен и не передумал давать деньги на очередное дорогостоящее оборудование или лично в карман своему Доктору Менгеле. У него, похоже, таких много: Абрамов, Тамара, молодая медсестра, которая периодически приходит к нам домой, чтобы делать мне уколы. Наверное, у этого монстра особый вид зависимости от людей в белых халатах. Хотя, они просто очень полезны, в особенно, когда случается нечто, выходящее вон из спокойных и привычных рамок повседневности.

Только спустя какое-то время, когда даже всех моих мобилизованных внутренних ресурсов недостаточно, чтобы продолжаться держаться на ногах, Абрамов снова заводит меня в кабинет. Но на этот раз не в свой, а в какую-то крохотную комнатушку, в которой из всей мебели - только одна кушетка и пара стульев.

У окна стоит Олег.

Курит.

Я уже очень давно не видела его за этим занятием. Но, судя по дыму, которым затянуто все пространство, это далеко не первая его сигарета.

Интересно, что будет дальше?

Абрамов, меняя тон с пренебрежительного (которым говорил со мной) на заискивающий, отчитывается о результатах. Называет мой срок, и я замечаю только, как напрягается и краснеет шея Олега, а сам он резко тычет окурок прямо в пластиковый подоконник. Еще бы, он ведь хозяин, ему можно даже на головы наделать всем присутствующим по очереди - и никто ничего ему не скажет. Может, даже будут просить добавки.

— Рекомендации? - коротко интересуется муж, доставая из пачки новую сигарету и закуривая ее уже с совершенно невозмутимым видом.

Я не ждала от него никаких эмоций, но почему-то этот подчеркнутый холод неприятно подбивает поры моей, с таким трудом выстроенной, уверенности.

— У нее поздний срок, - говорит Абрамов и бубнит еще что-то, но часть его слов тонет в платке, которым он промокает то мокрый от пота лоб, то трясущиеся губы.

Олег поглядывает на него через плечо - и докторишка продолжает пересказывать весь анамнез. И про мой резус фактор, и про обнаруженные в крови какие-то антитела, что указывает на наличие у ребенка положительного резус-фактора. Я мало в этом смыслю, но помню, что, когда Алёна ходила беременная, она очень переживала, что у них с Сергеем разные резусы, и доктора специально держали ее на контроле, пару раз за всю беременность делая соответствующие анализы. Потому что разный резус матери и плода может грозить либо выкидышем, либо очень сильными осложнениями для женщины.

— Не надо, пожалуйста, - говорю шепотом, хотя ни на что уже не надеюсь и ни во что не верю. - Это же просто… ребенок. Он ни в чем не виноват. Я буду… Я сделаю все, что ты скажешь, только, умоляю…

Картинка английской королевы, которая поднимается на эшафот с гордо поднятой головой, стремительно покрывается рябью и испаряется из моей головы.

— Можно быстрее? - раздраженно поторапливает Олег - и Абрамов, откашлявшись, продолжает.

— Учитывая все возможные осложнения, а также угрозу жизни матери, я предлагаю сделать медикаментозный аборт. Необходимо будет оформить все документы и еще раз проверить, но…

— Пожалуйста, Олег. - Я опираюсь на стену, потому что ноги подкашиваются, словно из меня вытащили все до единой кости. Если бы мое падение ему в ноги хотя бы что-то решало - я бы давно это сделала. Я бы слизывала пыль с его обуви, если бы это помогло сохранить жизнь ребенку. Но Олега все это только разозлит. - Я буду всем, чем ты захочешь. Только, умоляю, пощади… ребенка.

Олег разворачивается так резко, что Абрамов отскакивает от меня, словно ужаленный.

Мне же хватает выдержки даже не шелохнуться, когда муж сжимает мои щеки в ладони, нарочно вдавливая пальцы так глубоко, чтобы я чувствовала, как под напором зубы рвут тонкую кожу слизистой рта. Несколько долгих секунд мы просто смотрим друг на друга. Я почти физически чувствую его липкий взгляд на своем лице, как будто он пытается отыскать лазейку, чтобы проникнуть внутрь меня самой, отыскать там мои истинные намерения.

— Ты так дорожишь эти ребенком? - тихо спрашивает он.

Даже странно, что назвал его ребенком, а не выродком. Кажется, именно это слово он безмолвно пробовал на вкус.

Какой ответ он ждет, если правильного ответа нет и быть не может? Если я скажу, что жизнь маленькой жизни внутри меня стоит всей моей - Олег отберет ее. Если скажу, что не стоит - он поступит точно так же.

Это тупик.

Грамотный и коварный.

— Я никогда тебе не прощу, если ты его отберешь, - говорю в открытую. Некоторые ситуации требуют идти ва-банк. - И ты меня потеряешь. Неважно, как и когда, но я все равно это сделаю. Откушу себе язык и захлебнусь кровью, если понадобится. Но меня ты не получишь.

— Снова шантаж, Ника? - Тьма в буквальном смысле пеленой ложится на лицо Олега, но выглядит он так, будто только сейчас, наконец, снял маску. - Я уже и так тебя купил. И явно переплатил. Самое время подумать, во сколько мне обойдется скрытый брак. А как тебе такое предложение: я просто продам тебя в какой-то подпольный турецкий бордель и верну обратно хотя бы часть своих вложений? Говорят, есть особенный сорт клиентов, которые готовы платить очень много за беременных проституток. Или… за младенцев.

В глазах темнеет.

Пальцы окончательно теряют хватку, и я обессилено оседаю на пол, превращаясь в податливую лужу прямо у начищенных до блеска туфель этого монстра.

— Я очень тебя прошу. - Хочется плакать, но слезы закончились еще в прошлой жизни. - Прояви милосердие. Последний раз.

— Милосердие, девочка? К тебе? - Олег кладет ладонь мне на макушку и гладит по волосам примерно так же, как он гладил бы свою провинившуюся борзую. - Милосердие… В обмен на тебя? Опять?

— Навсегда, - бормочу липкими от страха губами. Я готова пообещать ему абсолютно все, если это только сохранит жизнь моему ребенку. - Все, что захочешь. Клянусь.

Олег делает пару поглаживающих движений, а потом резко сжимает в пятерне мои волосы, заставляя вскрикнуть от боли. До отказа задирает назад голову, чтобы у меня не осталось выхода, кроме как смотреть ему в глаза. На секунду жмурюсь, потому что выглядит он так, будто собирается плюнуть мне в лицо.

А вместо этого спокойно говорит:

— Хорошо, девочка, аборта не будет. Не могу остаться равнодушным к твоим слезам.

Глава тридцать седьмая: Меркурий

В огромном выставочном комплексе полно народу. Я не люблю подобные столпотворения, но сегодня вынужден не только присутствовать, но и держать глаза открытыми настолько, насколько это вообще возможно. Потому что со всем этим мне, возможно, придется так или иначе работать. Потому что я пытаюсь жить дальше, пытаюсь поставить свою расхераченную в клочки жизнь хотя бы на какие-то корявые рельсы.

Африка осталась за спиной, все произошедшее там тоже осталось за спиной. Кроме двух моментов.