Убедившись, что его не видно, открываю дверь и издаю вздох облегчения. Абсолютно идеально сыгранный, как будто я ожидала увидеть там огнедышащего дракона, а не рыцаря в сверкающих доспехах с трофейной рогатой башкой наперевес.

— Что это за фокусы? - хмурится Олег, пристально сканируя взглядом комнату.

— Журналисты, - издаю еще один вздох и нарочно пренебрежительно поднимаю букет, чтобы швырнуть его на маленький диванчик. Почетное место в вазе только для букета от Олега.

Он недоволен - это легко угадать по раздраженному прищуру и нервному тику в уголке рта. И я даже легко могу угадать причины: во-первых, я сбежала до того, как он успел вручить мне неприлично богатый букет и запечатлеться рядом в свете фотокамер, а во-вторых - он терпеть не может когда я запираюсь. Любая преграда между им и мной действует на него как красная тряпка на быка.

— И поэтому ты сбежала и заперлась тут… одна? - Олег останавливает взгляд на зеркале.

На мгновение мне кажется, что он видит Меркурия даже сквозь стену.

Мне нельзя дергаться и любым образом показывать, что на меня плохо действует его появление. Поэтому делаю то, что всегда выручает в таких ситуациях - занимаю руки любой мелкой работой, а в голове включаю норвежскую детскую песенку про рыб. Делаю вид, что перебираю пальцами бутоны роз, но голова уже максимально забита бессмысленной песенкой про рыбное филе и рыбалку.

— Почему ты меня не дождалась? - Олег перестает принюхиваться и снова переводит на меня взгляд. - Мы же договаривались.

— Я просто… растерялась.

Кстати, это правда. Здесь, на главной сцене Оперного театра, перед полным залом публики и буквально на последнем вздохе, я думала только о танце и о том, что еще одно феерическое падение мне точно никто не простит и уже никогда не забудет. Когда все закончилось, мне нужно было спрятаться ото всех и выдохнуть, не боясь, что ушлый фотограф поймает мое лицо как раз в тот момент, когда оно перекошено от судорог в ногах. Как создать красивую картинку для триумфа Олега, я совсем забыла.

— Завтра, - я притрагиваюсь к его локтю, изображая послушную, очень раскаивающуюся жену. - Прости, мне очень жаль, что все так получилось.

— Ты меня расстроила, - говорит Олег, но его голос уже смягчился.

— Я правда не хотела.

Подхожу и, превозмогая отвращение и боль, тянусь, чтобы поцеловать его в щеку. Именно этот жест он почему-то очень любит. Возможно, потому что мне приходится прилагать усилия, чтобы преодолеть нашу разницу в росте и дотянуться до него. Подождав немного, он, наконец, решает смилостивиться: притягивает к себе и целует. Каждый раз, когда его губы прикасаются к моим, я чувствую себя так, будто из меня вытягивают капельку жизни. Но терплю и постоянно напоминаю, что нужно увести его отсюда, пока не случилось одна из тех случайностей, которые в самый последний момент все портят.

— Может, поедем домой? - предлагаю максимально умоляющим тоном. - Хочу в ванну. Нужно смыть с себя все это.

Забираю его букет и выразительно прижимаю цветы к груди, показывая, что не готова прямо сейчас. Олег снова окидывает взглядом мою гримерку, но на этот раз ни на чем особо не задерживается. Берет меня за плечо и выводит, как нашкодившего ребенка.

Надеюсь, Меркурий подождет хотя бы пару минут перед тем, как выйти из укрытия.

И, надеюсь, наша встреча была последней.

Еще один контакт лицом к лицу я точно не выдержу.

Глава пятьдесят четвертая: Меркурий

Поверить не могу, что все это происходит на самом деле.

Из того укрытия, куда Вера запихнула меня как любовника, которого может застукать не вовремя вернувшийся муж, мне их не видно, но хорошо слышно. Наверное, если бы я до этого не видел ее собственными глазам, то запросто поверил бы в то, что женщина, которая так мило воркует с этим ублюдком - кто угодно, но только не Планетка.

Но я видел ее собственными глазами.

Видел ее зеленые глаза - такие же яркие, странного малахитового отлива, как и у моего Волчонка.

Блядь, она правда поздравила меня с рождением сына?

Как она там сказала? «Поздравляю с отцовством?»

Когда они, наконец, уходят, я выбираюсь из пыльной засады и быстро стряхиваю с брюк пыльные пятна. Взгляд падает на букет, который я для нее принес. Он валяется на диване как никому не нужный веник. Я не рассчитывал, что она будет спать с ним в обнимку и засушит пару роз на гербарий, но, блин.

Цветы Олега она забрала.

Подарок от драгоценного любимого мужа?

Мне становится не по себе от бешенства, которое накатывает сильной душной волной и не дает толком вздохнуть. Приходится расстегнуть еще пару пуговиц на рубашке, чтобы набрать побольше воздуха в легкие и медленно, как учили на реабилитации, выдохнуть его через сжатые в трубочку губы.

Черта с два оно помогает, хотя раньше срабатывало безотказно почти всегда.

Бросаю взгляд на часы - положенное время, за которое Вера и Олег должны были уйти, уже прошло. До выхода можно было добраться даже черепашьим шагом. Но все равно прислушиваюсь к звукам в коридоре, чтобы вычленить знакомые голоса. Там явно только какие-то незнакомые мне люди.

Выхожу, натыкаюсь на стоящую за порогом девушку в балетной пачке.

Извиняюсь, говорю, что она просто слишком маленькая, а я уже старый и слепой.

Выхожу через черный ход - в таких местах его нетрудно найти. Обычно это самый узкий и темный коридор, в котором даже двоим будет проблематично разминуться. Выхожу прямо под мелко моросящий дождь и иду на шум голосов. Хорошо, что освещение тут херовое - и в том месте, откуда хорошо просматривается центральный вход, меня надежно скрывает тень.

Олег выводит Веру к машине.

Держит ее под локоть и широко улыбается журналистам - братия с фотоаппаратами, камерами и микрофонами тут же налетает на них со всех сторон. Я рискую выйти ближе, чтобы еще хотя бы на мгновение запечатлеть выражение лица Планетки.

В гримерке, где я застал ее врасплох, на долю секунды мне показалось, что и не было этих лет, не было… хуй знает чего между нами, и что только вчера я вышел из квартиры, а сегодня - вернулся - и она там, потому что дождалась меня.

Что вообще происходит?

Впервые в жизни я вообще не в состоянии разобрать этот ребус.

Ноль идей. Или я просто не хочу принимать на веру очевидное, потому что оно никак не вяжется с той Верой, которую я знал. Потому что она никогда бы не отдала своего ребенка. Вцепилась бы в него зубами и когтями, но не отдала бы.

Но это могло быть условие Олега: или так, или она может валить на хер и пытаться выживать без его денег и протекции. А его деньги решали очень многое - один дом для ее семьи чего стоит. Тогда, два года назад, я смог бы обеспечить им тот же уровень только через год или два. В том, что Волчонок мой я не сомневался ни на секунду - мы с ним абсолютно одно лицо. Олег никогда бы не смирился с мыслью, что ему придется воспитывать чужого ребенка. Тем более - моего. Так что…

Впервые за два года жалею, что под рукой нет сигареты. Это не успокаивает, но хочется запихнуть в свои легкие порцию горькой отравы, чтобы перебить противный вкус всей этой истории.

Вера разворачивается к камерам, широко улыбается.

Она стала такой красивой за эти годы, что даже издалека пробивает сердце насквозь.

Я как будто пес даже отсюда чувствую запах ее духов - что-то такое, как будто созданное специально для нее. Как заледеневшие цветы на колючках.

Усмехаюсь. Она всегда делала меня до смешного романтичным. Сколько времени прошло, но ничего не меняется - только увидел и в голове сразу сладкий кисель.

«Посмотри на меня!» - посылаю ей мысленный приказ, когда Планетка что-то говорит на камеру. Олег стоит в пол-оборота, спиной ко мне. Да даже если и увидит - не похуй ли?

У нее такая улыбка, блядь.

Одним только этим разрезает сердце надвое и выковыривает наружу чувства, которые я похоронил в тот день, когда Олег сказал, что ее больше нет. До сих пор не знаю, как пережил все это. Кажется, в башке столько раз шарились мысли о том, не послать бы все на хер, что шансов дотянуть до этих дней у меня вообще никаких не было.