Я все вспомнил.

Я, сука, все вспомнил.

Два сраных месяца!

Я должен позвонить ей! Немедленно. Должен сказать, что все еще жив. Даже подумать страшно, что Вера может думать.

Сука, а ведь мне реально страшно.

Два месяца!

И теперь я знаю, куда еще звонить, к кому обратиться здесь, на месте. У меня будут деньги. У меня будет билет обратно.

Глава тридцать четвертая: Венера

Я стою перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя со всех сторон.

Сегодня Олег выводит меня на балет, куда мы пойдем вместе с его друзьями, и по этому случаю он снова «наряжает» свою любимую игрушечку. Или, скорее, аксессуар.

Платье из тонкой шерсти от известного итальянского дома, как обычно, длиной в пол - сколько времени прошло, но Олег до сих пор не может смотреть на мои ноги и делает все, чтобы на них так же не могли смотреть другие. Я немного задираю подол, проверяя, хорошо ли сидят компрессионные чулки, которые приходится надевать практически каждый день. Но если раньше это не доставляло мне особого дискомфорта, то в последнюю неделю у меня так сильно отекают ноги, что над широким резинками появляются некрасивые наплывы кожи, как будто я прибавила сразу много килограмм веса.

Хотя, кажется, все-таки прибавила.

Если я хотя бы приблизительно посчитала верно, срок моей беременности приблизился к двадцати неделям - отметке, после которой мне уже давно пора стоять на учете у хорошего женского врача и получать рекомендации по здоровью, чтобы не причинить вред малышу. А вместо этого я вынуждена устраивать целые цирковые представления с несуществующими месячными, нарочно прося Олега покупать мне женские принадлежности. Даже пару раз испачкала простыни «ночными подтеканиями», чтобы у него точно не было ни тени сомнений. Каждый раз, когда случается что-то подобное, он смотрит на меня как на царевну-лягушку, которую клал в постель красоткой, а с восходом солнца получил взамен скользкую безобразную гадину.

Я провожу ладонью по животу под мягкой белой тканью. Там есть округлость. Совсем небольшая - и если пытаться втягивать живот, то она точно не будет бросаться в глаза. Пробую проделать все это, и желудок тут же отзывается неприятными тяжелыми толчками. Господи, я надеялась, что со временем эта постоянная тошнота уйдет или хотя бы станет не такой болезненной, но все случилось с точностью до наоборот - утренняя тошнота и правда стала почти терпимой и не такой интенсивной, но в течение дня приступы только усилились. Иногда меня бросает в холодный пот, иногда в такой ужасный озноб, что в дополнение к желудочным спазмам появляется сильное головокружение. Уже понятно, что рано или поздно организм меня пересилит - и я обязательно грохнусь в обморок при Олеге. Он, конечно, обязательно потащит меня в Абрамову - еще не дело, чтобы его любимая игрушечка начала барахлить до того, как ему надоест с ней забавляться.

И тогда…

— Тебе не нравится? - В отражении в зеркале всплывает его темная фигура, уже напомаженная, надушенная и запакованная в представительный темно-серый костюм. Наверное, так задумано, чтобы мое светлое платье оттеняло его образ.

— Нравится, - спокойно отвечаю я, радуясь, что научилась предугадывать его внезапные появления и перестала дергаться. - Спасибо.

Олег подходит ближе, протягивает запястье, чтобы помогла ему с запонками.

На это уходит буквально пара секунд, потому что теперь ему интересно, чтобы я делала это каждый день - застегивала запонки, завязывала галстук, взбивала руками волосы, создавая «растрепанный ветром лоск». Иногда мне кажется, что ему доставляет особенную радость видеть, как из роли любимой жены олигарха я превратилась в его любимую горничную.

— Можешь позвонить матери, - милосердно разрешает муж, протягивая свой телефон.

Право иметь собственный я до сих пор так и не заслужила. И вряд ли это случится в ближайшие миллион лет. Смешно сказать, но в моей реальности двадцать первого века я уже несколько месяцев живу без телефона, интернета и любых других устройств для связи с внешним миром. Собственных денег у меня тоже нет. Как и банковских карт.

Наверное, поэтому я искренне благодарна хотя бы за то, что Олег дает мне поговорить с близкими. Ну как, с близкими - только с родителями. Он никогда не передает мне трубку, если они звонят сами, но всегда находит повод сказать, что я перезвоню как только появится возможность. Видимо, боится, что там может быть Алёна - и мы снова «споемся» у него за спиной.

— Алло, мам? - я прикладываю трубку к уху, запрещая себе даже думать о том, чтобы наболтать лишнего. - Извини, что не сразу перезвонила - сейчас столько забот с этим ремонтом, и еще мои физпроцедуры. Я самая ужасная дочь на свете.

— Я уже привыкла, - тяжело вздыхает она и тут же переключается на свое.

У нас с Олегом существует легенда о вечном ремонте в нашей квартире и о том, что я регулярно посещаю врача, чтобы поскорее восстановиться и вернуться на сцену. Мама, как обычно, несильно вникает в тонкости - ей, как и многим матерям в наше время, достаточно знать, что я одумалась, вернулась к любящему заботливому мужу - и мы, пережив это потрясение и простив другу друга, двигаемся дальше.

— Сегодня привезли кровати! - восторженно хвастается она. - Они просто огромные, представляешь?! И деревянную беседку во двор - отец сейчас там с рабочими что-то монтирует!

Я немного морщусь от высоких тональностей ее голоса.

— Это же чудесно, - говорю одной из заученных на этот случай фраз.

— Олег такой… щедрый, - она издает почти религиозно восторженный вздох. - Даже не представляю, что бы мы все делали. Ты там, пожалуйста…

— Как Костя? - Нарочно не даю ей закончить фразу. Она не упускает случая напомнить, что я была плохой женой и что Олег просто ангел во плоти, терпение в тысячной степени и все такое прочее. - Медсестра приходит? Регулярно? Ты возила его на диагностику?

Его выписали неделю назад - и последний раз, когда мы виделись в больнице, он уже был похож на мальчишку своего возраста, а не на оживленного зомби. Предстоит еще долгое сложное лечение и несколько операций, но врачи говорят, что он будет в порядке.

Ровно до тех пор, пока «в порядке» будет наш с Олегом брак.

Мы обмениваемся еще парой дежурных фраз, я «хвастаюсь», что Олег ведет меня на постановку и что у нас запланирован интересный вечер. Делаю этакий мостик между смотрящим на меня в упор мужем и моей счастливой матерью. Кажется, Олег только поэтому и поддерживает нашу связь, чтобы каждый разговор был для меня напоминанием, какой глупой и взбалмошной я была, и каким великодушным спасителем оказался он.

Все для его блеска.

— Мам, мы уже опаздываем, - нахожу пробел в ее словесном потоке, чтобы закончить разговор.

Последние несколько минут она только то и делает, что рассказывает о щедром подарке Олега, о том, что хотя бы на старости она сможет жить спокойно, что теперь и Катя сможет, наконец, вернуться и быть рядом с детьми. В ее картине произошедшего я в этом процессе не участвую - Олег осыпает их благами, естественно, исключительно из доброты душевной, и потому что мы все теперь одна большая семья.

— Никогда даже толком с матерью не поговоришь, - вздыхает она.

«Я очень хочу с тобой поговорить, - мысленно отвечаю я, - только ты не хочешь слушать о моей жизни».

— Извини, - поджимаю губы, чтобы голос звучал пристыженным, - в следующий раз обязательно! Целый час!

— Я пришлю Олегу видео из дома! - кричит вдогонку она, но я уже передаю телефон Олегу, даже не нажимая на кнопку отбоя.

Отворачиваюсь к зеркалу, поправляю прическу и иду в коридор.

Как запрограммированная машина обуваюсь, позволяю Олегу накинуть мне на плечи шубу, выхожу до лифта.

Если научиться «выключать» внешнее реагирование, пережить весь этот театр абсурда становится легче. Но мне это, увы, пока дается с огромным трудом. Даже в машине, когда Олег вроде как занят своими делами и снова дает нагоняй по телефону, фокус моего внимания постоянно соскальзывает с внутреннего сосредоточения на его присутствие. Хочется отодвинуться, увеличить расстояние между нами, чтобы на поворотах мы не прикасались бедрами. Но я послушно отыгрываю роль - ту, за которую он так щедро платит.