Но все становится только хуже, когда мы заходим в балетный зал оперного театра, освещенного огромной хрустальной люстрой и буквально раззеркаленного по всем сторонам света. Я как будто снова попадаю в прошлое, где у меня еще были нормальные, собственные мечты обычной молодой женщины - чего-то достичь в жизни, танцевать, быть Примой, гордиться тем, что смогу внести капельку своего видения в давно известные балетные постановки.

— Ника! - Перед моим затуманенным взглядом возникает размытая женская фигура. Я не узнаю ее лица, но это точно голос Марины.

Олег предупреждал, что мы идем с «нашими друзьями», но я до последнего надеялась, что хотя бы в этот раз обойдется без нее. После тех выходных на даче мы еще пару раз виделись в ресторане и вместе выезжали на какие-то базы отдыха, и каждая такая встреча не вызывала у меня ничего, кроме раздражения и изжоги.

— Ты просто волшебно выглядишь! - кривляется она, на западный манер чмокая воздух у меня за ушами, как будто мы подружки - неразлейвода. - И платье шикарное! Я смотрела на такое же. Но решила, что этот цвет будет меня бледнить. И как удачно не купила, да? А то выглядели бы странно в одинаковых нарядах.

Я что-то невпопад отвечаю, потому что к неприятному присутствию Марины добавляется еще что-то. Не сразу понимаю, что именно, пока не начинаю чувствовать тяжелое давление взгляда в затылок. Медленно, чтобы не привлекать внимания, поворачиваю голову.

У колонны справа, держа под руку какого-то солидного возрастного мужчину, стоит Виктория. И даже поняв, что я ее заметила, не пытается скрыть свой интерес. Наоборот, словно нарочно выпячивает вперед подбородок, напяливая на лицо натянутую улыбку.

Одета она дорого - это первое, что бросается в глаза. Второе - выглядит она плохо, и никакие брендовые тряпки и даже узнаваемый браслет в виде гвоздя не могут это скрыть. Хотя ее спутник (на вид ему крепко за шестьдесят) смотрит на нее с восхищением. Но оно и понятно, учитывая их разницу в возрасте. Всегда подозревала, что даже у девушек древнейшей профессии есть определенная возрастные ограничения партнеров, которую они не готовы переступить даже за очень большие деньги.

— А это там не бывшая Макса? - тут же влезает Марина.

Я зажмуриваюсь, пользуясь тем, что этого никто не видит.

И снова закрываю сердце на ключ. Реветь буду дома, в душе, как делаю ровно каждый день и, кажется, только поэтому до сих пор дышу.

— Разве? - Ее муж активно крутит головой.

— Пойдем, - Олег спокойно подставляет локоть и ведет меня вверх по ступеням. - Все хорошо, Ника? Ты с самого утра выглядишь бледной. Если плохо себя чувствуешь, можем все отменить и вернуться домой.

«И испортить твой триумфальный выход в свет?»

Я слишком хорошо его изучила, чтобы чувствовать разницу между тем, что он говорит, и чего хочет на самом деле, поэтому отделываюсь стандартной для наших будней фразой: «Все хорошо, я рада, что мы можем выходить вместе в свет, просто зима - и я плохо сплю».

Глава тридцать пятая: Венера

У нас места в ложе, откуда открывается самый лучший вид на сцену.

И весь первый акт «Золушки» я каждую минуту умираю и рождаюсь заново, снова и снова, и снова проживая за каждый день, когда могла так же танцевать, делать такие же стремительные виртуозные прыжки, становиться на кончики пуантов и кружиться так, словно в моей танцевальной Вселенной не существует законов физики и силы притяжения.

Все это просто еще один вид пытки для меня. Олег все очень хорошо рассчитал. Пару раз, когда я кошусь на него, он смотрит совсем не на сцену, а только на меня. Потому что ему плевать на балет - он и раньше почти ничего в нем не смыслил, но обожал, когда мне рукоплескали стоя. А потом, когда я оказывалась в свете софитов и под прицелом микрофонов и камер, он всегда был рядом, как будто в моей славе была его и только его заслуга, как будто это он до адской боли стирал ноги в кровь и выворачивал стопы, отрабатывая танцевальный элемент, доводя его до идеальной красоты и грации.

Когда наступает антракт, я буквально пулей срываюсь с места и выбегаю вниз по мягкой ковровой дорожке, проклиная все на свете, а в особенности - свои каблуки, которые тонут в высоком плотном ворсе. Ходить на них - это отдельный вид мучения, но Олег любит, когда я изображаю «почти здоровую», а я дала себе обещание делать все, чтобы у него не было повода поднять на меня руку.

Останавливаюсь в центре холла, задираю голову под самый потолок и щурюсь от слепящего света. Хочется плакать, но тогда обязательно потечет тушь, и Олег увидит, что снова добился своего, снова причинил мне боль, а самое главное - он будет делать это и дальше, до тех пор, пока окончательно меня не сломает.

— Мы сегодня просто обречены встречаться, - слышу хриплый женский голос и, когда опускаю голову, натыкаюсь на стоящую прямо передо мной Викторию. - Наверное, это знак, что мы должны стать подружками.

Разве у нее был голос восьмидесятилетней простуженной старухи? Я плохо помню, но сейчас она «звучит» как плохая озвучка фильма, когда внешний вид героини не соответствует тембру голоса актера. Хотя, когда Виктория подходит еще ближе, и свет со всех сторон освещает ее лицо, я замечаю глубокие заломы морщин и темные круги под глазами, которые не в состоянии скрыть даже очень плотный тональный крем.

— У меня достаточно подруг, - говорю самое первое, что приходит в голову. Расшаркиваться перед ней точно не собираюсь. - Новые ни к чему.

— Какая жалость, - кривит ярко накрашенные тонкие губы Виктория и, тут же сменив выражение лица, добавляет: - Нет.

— Хорошо, значит…

Я собираюсь ее обойти, но Виктория делает шаг назад и бесцеремонно перекрывает мне путь. Стоит и просто изучает меня, словно прикидывает, с чего начать и как рассказать ту правду, которую я и так уже знаю.

Ладно, наверное, самое время испортить ей триумфальное представление.

— Я в курсе ваших отношений, Виктория. Чтобы испачкать меня этой правдой совсем не обязательно было подстерегать меня украдкой, словно паразит. Постановка просто великолепна - ты зря не посмотрела.

Она щурится - и морщины вокруг ее глаз становятся темными в резких тенях света, а лицо желтеет до оттенка старой побелки в общественных туалетах.

— Кстати, прими мое искреннее восхищение, - даже слегка киваю, - тебе каким-то невероятным образом удалось привлечь внимание Олега, потому что, вообще-то, он не любит возрастных женщин. И, извини, ты совсем не в его вкусе. Так что…

Виктория не дает закончить - грубо хватает меня за запястье, вонзая длинные острые ногти прямо в тонкую кожу. Я пытаюсь освободиться, но от ее хватки остаются длинные красные полосы.

— Ты думаешь, что такая незаменимая, - шипит она, притягивая меня, словно непослушную собачонку. Я и так еле стою на ногах, и спазм боли буквально протыкает колени, когда пытаюсь удержать равновесие, чтобы лишить ее повода наслаждаться моим унизительным падением. - Думаешь, что такие как ты - славные сладкие мамины девочки - чего-то стоят. А на самом деле вы все просто разноцветное карамельное драже, которое очень быстро приедается.

— Браво! - Я, наконец, вырываю руку из ее хватки и быстро прячу за спину, чтобы не дать ей радости видеть налитые кровью царапины. - Ты начала осваивать тонкое искусство оскорблений метафорами. Наверное, мой муж действительно вкладывает в тебя не только дорогие побрякушки. До полного соответствия его стандартам осталось только омолодиться лет на десять, а лучше… на пятнадцать. Советую воспользоваться рецептом из Конька-горбунка - кажется, одному дурачку он помог.

Виктория заносит ладонь, чтобы дать мне пощечину, но в этот момент меня снова скручивает тошнота и я, чтобы не дать случится катастрофе, залепляю рот ладонями, пытаясь, как в самолете, тянуть воздух сквозь пальцы тонкой струйкой.

Я позволила себе непростительную слабость - разрешила этой мегере себя ужалить. Мне плевать на их с Олегом «отношения» и на то, почему из всех самых неподходящих женщин он выбрал именно ту, которая когда-то была с моим… Меркурием. Мне просто нужно было выплеснуть накопившуюся внутри злость, а Виктория оказалась подходящим объектом.