В квартире, где я перед отъездом оставил Веру, пусто. И пусто давно. При этом там даже остались некоторые ее вещи, немного одежды, даже ее любимая чашка… которая успела стать ее любимой. Остались ее шампунь и лосьон для волос в ванной, ее зубная щетка в обнимку с моей в одном стакане. Не осталось только ее самой.

И я понятия не имею, где она, потому что номер ее телефона не отвечает ни на мои звонки, ни на сообщения. Не знаю, сколько раз уже звонил. По несколько раз в день, в разное время дня и даже ночи. Надеялся хотя бы на гудок, который скажет, что связь установлена. Но нет, номер просто отключен.

Первая мысль – переехала к родителям. Обиделась, что уехал и пропал, долго не давал о себе знать. И, с одной стороны, я могу это понять, хотя мы же оба знали, что еду не на прогулку – и случиться может все, что угодно. Зачем телефон-то отключать?

И от этого даже немного… обидно, что ли?

Впрочем, не настолько, чтобы я надул губы и посыпал голову пеплом. Нужно поговорить. Нужно просто поговорить и услышать друг друга. Никто не застрахован от непонимания или ошибочных выводов. Мы с Верой прошли слишком большой и тернистый путь, чтобы все вот так ни на чем закончилось. Не верю, что ей плевать, что просто ушла. Возможно, что-то случилось. Какие-то проблемы, неприятности, трудности. Она же ходила с трудом. Даже до магазина добраться – задача писец не тривиальная.

Поэтому я поднял на уши всех своих знакомых и нашел, где живет ее мать.

И ничего. Их семья съехала. В неизвестном направлении. Я даже примерно не знаю – куда. Через квартал или на другую сторону мира?

И это лютый пиздец, потому что вся ситуация все больше походит на какой-то очень хреновый не то детектив, не то триллер, где сорвавшийся с катушек мужик мечется и ищет свою сбежавшую женщину.

Но я ведь не сорвался с катушек.

Я просто в полном сраном непонимании.

Есть и вторая мысль, о которой мне думать совсем не хочется. Да и чушь это все. Не могла Вера вернуться к Олегу. Только не к нему. Только не после того, как он с ней поступал, какой запуганной и затравленной она выглядела, когда разговор заходил о том, что он может ее найти.

В любом случае, с Олегом я не общаюсь с той моей поездки в клинику, где нашел Веру. И пока менять это свое решение поводов нет. А вот найти, куда съехала семья моей Планетки, я все еще пытаюсь.

Правда, признаться, в социальные сети Олега я все же залез. Откровенно боялся увидеть там то, от чего мир перевернется с ног на голову. Но не увидел. Веры там нет, даже намека на нее. И это хоть немного, но успокаивает.

И второй момент, который привез с собой из Африки, - я больше не профпригоден. И этот факт дался для моего понимания легче всего. Причем еще там, в жаркой облупленной больнице. Такие травмы, как моя, не проходят бесследно. Да, я уже нормально передвигаюсь, могу спокойно подниматься по лестнице, переношу поездки в авто. Но при этом каждое утро все еще сижу и разминаю виски прежде, чем подняться. При этом избегаю резких движений, прыжков, даже серьезного бега. Избегаю сильного шума. А во время перелета и вовсе чуть не сдох. И это нормально, этого следовало ожидать.

Пройдет время, и мне станет еще лучше. Но никогда не будет так, как до того злосчастного взрыва. Инвалид? Определенно. Глупо бежать от этого ярлыка. С ним надо смириться и сжиться, чтобы не опустить руки и не заглянуть туда, куда, будем честны, люди имеют обыкновение заглядывать, когда их накрывает серьезным пиздецом – в стакан со спиртным.

И именно поэтому сегодня я здесь, на международной выставке технических средств охраны и оборудования для обеспечения безопасности и противопожарной защиты. Что я имею? Я умею убивать. Пришло время в должной мере научиться защищать и оберегать.

У меня есть существенный стартовый капитал. Есть друзья, которые так или иначе крутятся в смежных с охраной областях. Есть определенные знания и взгляды, на то, как вести подобный бизнес.

Я же все равно хотел заканчивать с полевой работой. Что ж, сейчас для этого самое время.

Хотя от яркого света и гула сотен голосов моя голова начинает трещать по швам. Приходится даже нацепить солнцезащитные очки, иначе резь в глазах такая, что хоть прячься в самый дальний и темный угол.

Я стою возле стенда, на которой демонстрируется новая система видеонаблюдения, когда по спине пробегает неприятное ощущение чужого пристального взгляда. Разворачиваюсь на все еще работающих инстинктах, хотя какая опасность может подстерегать в серьезном выставочном комплексе с хреновой кучей народу? Да тут каждый первый занимается охраной и безопасностью.

— Здравствуй, Максим, - приветствует меня Олег.

Он, как всегда, одет, точно на показ мод, стильно, модно, со вкусом. Невольно пытаюсь найти шероховатости, за которые можно зацепиться, и не нахожу их. Единственное – откровенное удивление на его лице, с которым, правда, он быстро справляется. Ну да не меньшее удивление наверняка застыло и на моей роже, куда как не столь холеной.

— Привет, - выдаю сдержанное.

Он сокращает расстояние между нами и протягивает раскрытую ладонь.

Нехотя, но пожимаю ее.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, - его голос абсолютно спокоен, а уголки губ чуть приподняты в едва обозначенной светской улыбке. Никакого негатива, никакого раздражения с его стороны. – Как жизнь? Выглядишь потрепанным.

«Потрепанным» - это он очень мягко сказал, потому что выгляжу я тупо херово. С момента, когда очухался в африканской больнице, немного, конечно, отъелся, но о прежней форме речи не идет вообще никакой. Да я даже к силовым тренировкам до сих пор не вернулся – опять же, из-за проблем с головой.

— Немного приболел, - не собираюсь посвящать его в детали, - простуды всякие, знаешь, иммунитет ни к черту.

— Простуды – это да, - кивает он в знак согласия. – Ну, надеюсь справишься. Чеснок, говорят, помогает. А еще лимон. Я вот от таблеток почти отказался. Как-то понимание пришло, что ерунда все это, не стоит той рекламы, что в нее вбухивают.

О чем мы вообще говорим? Какой на хрен чеснок?

— Жаль, что все так вышло, да? – все тем же спокойным участливым голосом продолжает Олег. – Но, может, ты все же сможешь за меня порадоваться? На правах старого друга.

Смотрю на него пристально. Мне вообще весь этот разговор не нравится, я банально не знаю, как себя вести. Вот так же рубахой парнем, будто мы и не боролись за любовь одной женщины? Не смогу, даже если буду очень пытаться.

— Я буду отцом, - заявляет с еще более открытой улыбкой. – Ника уже на третьем месяце. Надеюсь, будет пацан. Пора уже вспоминать, как там пинать мяч.

Вера… на третьем месяце…

Автоматически выуживаю из памяти дату своего отъезда в Африку. Да что там выуживать? Меня не было четыре сраных месяца. Проклятая травма головы не позволяла преодолеть раньше эти тысячи километров.

Чувствую, как от собственного лица отливает вся кровь. Я умею контролировать свои эмоции, умею врать. Но его слова бьют в самое слабое место, где нет ни миллиметра защиты, и я явно выдаю свои эмоции.

Олег это видит.

— А я ведь считал тебя своим другом, - говорит уже более серьезно. Сощуривается, как будто собирается проткнуть меня этим взглядом насквозь. – Я верил тебе, Сабуров. Верил настолько, что доверил женщину, которую люблю. А ты решил ее забрать.

Любишь?!

Я почти выплевываю этот вопрос в его холеное уверенное лицо.

— Все эти ваши игры в шпионов. - Теперь он почти снисходительный. - Думаешь, я ничего не знал? Знал, но надеялся, что совести в тебе гораздо больше, чем желания совать член во все, что шевелится. Мало тебе было других баб? Ни хуя святого вообще нет, да, Сабуров?

Он отчитывает меня, как нашкодившего ребенка, а я продолжаю тупить.

Я точно уехал четыре месяца назад. Олег сказал… что Планетка…

Три месяца.

Это определенно уже после моего отъезда.

— Ты никогда не любил ее, - выдаю вопреки собственным мыслям. В подобных разговорах нет смысла, они не могут ни к чему привести, кроме как усугубить конфликт. А мне нужно обдумать, нужно понять, как так случилось.