7° и, наконец, открытой контрреволюционной политикой поставил под вопрос все завоевания двух наших революций и вверг страну в глубокую смуту».

После чего следуют пятьдесят четыре собранные в спешке подписи, число которых непременно возрастет в течение дня.

Почти в то же самое время, но уже под свою личную ответственность, к председательскому столу поднимается г-н де Женуд и кладет на него в раскрытом виде другой документ; это второе требование о привлечении кабинета министров к ответственности, изложенное в таких выражениях:

«Ввиду того, что министры, отказавшись от реформы избирательного закона, лишающего граждан любого участия в осуществлении политических прав, нарушили национальный суверенитет и, следовательно, являются причиной смут и угроз для общественного порядка; ввиду того, что они сохраняют таким образом во Франции систему, являющуюся безнравственной и разрушительной для внутреннего положения страны, пагубной и унизительной для ее внешнего положения, нижеподписавшийся, депутат департамента Верхняя Гаронна, требует у Палаты депутатов привлечь к ответственности председателя совета министров и его коллег.

Звучит несколько голосов, требующих зачитать два этих предложения; однако г-н Созе отвечает, что они могут быть зачитаны лишь с разрешения президиума собрания, который изучит их на другой день, в четверг 24 февраля. Минуту спустя появляется г-н Дюшатель; не снимая пальто и держа шляпу в руке, он поднимается в президиум, говорит несколько слов председателю собрания, затем садится на министерской скамье и после короткого разговора со своими коллегами покидает зал.

Четыре часа дня.

В половине пятого председатель закрывает заседание.

Пока г-н Одилон Барро и г-н де Женуд подают свои предложения, пока г-н Дюшатель появляется и исчезает, человек тридцать простого народа, вооруженные камнями, атакуют караульный пост на Елисейских полях, залезают на крышу, выбивают окна и разоружают солдат. Затем, бросившись к церкви Успения и к зданию Королевской кладовой, они собственными руками, приученными скручивать железо, выдергивают решетчатые ограды и пытаются строить первые баррикады на Елисейских полях, улице Сент-Оноре и улице Риволи.

Однако вскоре им становится ясно, что они еще слишком малочисленны для того, чтобы наладить сопротивление на этих широких и прямых улицах; они удаляются к центру города, вломившись по пути в магазины Лепажа и Девима, затем устремляются в извилистые улочки кварталов Сен-Дени и Сен-Мартен и в итоге оказываются на трагической памяти улицах Сен-Мерри и Траснонен.

Возведенные баррикады были тотчас же разрушены, простояв ровно столько, сколько длятся первые волны, предвещающие бурю.

А в воздухе уже пахнет бурей, и все чувствуют ее приближение.

Солнце садится позади Дома инвалидов, темный купол которого отчетливо выделяется на фоне двух широких полос цвета крови. Сад Тюильри закрывают, Королевский мост находится под охраной, внушительные войска сосредотачиваются на площади Карусели.

Войска покидают казармы и не возвращаются туда; они рассеяны повсюду в виде рот, взводов и пикетов; их видят сгруппированными на набережных, площадях и перекрестках; целый батальон расположился биваком у Центрального рынка; на каждом углу поблескивает ружье часового.

Настает час, когда даже самые робкие люди решаются выйти из дому, чтобы поинтересоваться новостями.

В полночь становится известно вот что.

Повстанцы одну за другой захватили улицы Тиктон, Бур-л’Аббе и Траснонен; не более тридцати или сорока из них были вооружены, а тот, кто был богаче всех других по части боеприпасов, имел не более десяти патронов.

Самая смертоносная схватка произошла на улице Бобур, у дверей дома, в котором заперли пятерых пленных; товарищи арестованных попытались освободить их, и завязался рукопашный бой между народом и городскими стражниками. Никто не знает ни числа убитых, ни числа раненых, которых, впрочем, не менее десяти или двенадцати.

Арестованные, из-за которых шла борьба, в итоге остались в руках полиции.

Было произведено около двухсот задержаний.

С полуночи до трех часов утра Париж кажется озаренным двумя огромными пожарами.

Отблески первого исходят от костров, зажженных войсками от ворот Сен-Мартен до бульвара Бон-Нувель; отблески второго вызваны пламенем, которое поднимается над пылающей грудой стульев и ларьков, наваленных на главной аллее Елисейских полей.

23 февраля. — Всю ночь войска провели под открытым небом, прямо в грязи. С рассветом костры гаснут и начинается дождь, который идет как из ведра и заставляет кое-кого повторить изречение Петиона: «Идет дождь, сегодня ничего не будет».

Однако они ошибаются; в течение ночи те люди, что скрылись в лабиринте улочек, тянущихся от площади Каира до Королевской площади, сделали свое дело: повсюду возведены баррикады, и занявшийся день освещает бесшумную и грозную работу ночи.

Два генерала командуют двумя родами войск, у которых правительство всегда искало поддержки: генерал Тибюрс стоит во главе пехоты, генерал Жакмино руководит национальной гвардией.

Первый страшится бремени возложенной на него ответственности; он принимает лишь полумеры, он колеблется, ему незнакома эта баррикадная война, правила которой не излагали ни в одной военной школе. Второй, недомогающий, оправляющийся от тяжелой болезни, ощущающий в национальной гвардии скрытое противодействие, которому, видимо, не терпелось разразиться, не предпринимает сам никаких первых шагов и ограничивается тем, что выслушивает доклады, какие ему делают.

В течение ночи были отданы приказы войскам, расположенным вокруг города. Форсированным маршем они прибывают через заставу Пасси и входят на площадь Карусели, углубляясь под арки проезда, железные ворота которого закрываются за ними.

В десять часов утра пехотный полк, впереди которого движется артиллерийская батарея, колонной проходит по левому берегу и занимает позицию возле острова Сен-Луи.

Ближе к вечеру распространился слух, что национальная гвардия созвана; однако в три часа утра всем мэриям был дан контрприказ, и на улицах города не было видно ни одного представителя этой мощной силы, уже трижды склонявшей победу в пользу правительства.

Около одиннадцати часов утра в первый раз звучат сигналы сбора.

По этому зову королевской власти, обращенному к национальной гвардии, становится понятно, что события приняли серьезный оборот. И в самом деле, ожесточенные сражения происходят на улицах Бобур, Кенкампуа, Бур-л'Аббе, в кварталах Сен-Мартен-де-Шан, Мон-де-Пьете и Тампль. Баррикада, устроенная из двух перевернутых и заполненных брусчаткой дилижансов, возведена на углу улицы Рамбюто. 69-й пехотный полк и батальон Венсенских егерей были трижды отброшены у этой баррикады и захватили ее лишь с четвертой попытки, потеряв двенадцать человек из полка и четырех — из батальона.

34-й пехотный полк потерял одного из своих батальонных командиров, который был убит пулей, пущенной из окна дома на площади Шатле.

Во время этих столкновений подожгли заставы, и национальный гвардеец из Батиньоля, которого хотели разоружить именем народа, открыл огонь и убил трех человек, которых отвезли в морг.

Мы сказали, что в одиннадцать часов прозвучал сигнал сбора, обращенный к национальной гвардии. Пренебрежение, определенно проявленное к ней, вначале заставило ее задуматься, но вскоре она поняла, что этот сигнал прозвучал скорее от имени народа, чем от имени королевской власти.

И тогда национальная гвардия начинает появляться на улицах. Однако свое решение она приняла заранее; на этот раз она остановит огонь, на этот раз она выступит посредником между предместьем Сент-Антуан и Тюильри, но свои условия она поставит сразу же: кабинет министров падет, а реформа будет принята.