Республиканская партия начала с выбора нового вождя. На сей раз, дабы никто не мог упрекнуть ее в легкомыслии, она отыскала себе вождя на самой высокой ступени, какой только может достичь человеческий гений. И в этом был большой расчет: не демократия должна была посредством грубых усилий поднять своего вождя на уровень самых высоких судеб, а вождь, уже стоящий на самом верху, должен был протянуть демократии руку и без всяких усилий, без всяких толчков, без всяких споров поднять ее до себя.

Этим вождем был г-н Франсуа Араго, то есть человек, чье имя было известно во всем мире и повсюду вызывало восхищение и уважение.

Наряду с г-ном Араго республиканцы приобрели г-на Лаффита и сохранили в числе своих руководителей г-на Дюпона (из Эра).

Следует согласиться, что господа Араго, Лаффит и Дюпон (из Эра) составили грозный политический триумвират, способный действовать даже сам по себе; но, когда этот триумвират сплотил вокруг себя избирательный комитет, куда, помимо него, вошли господа Моген, Матьё, Лараби, Эрнест Жираден, маршал Клозель, Гарнье-Пажес, Корменен, Сальверт, Тьяр, Шатлен, Кошуа-Лемэр, Бер, Луи Блан, Фредерик Лакруа, Дюран, Тома, Дюбоск, Гудшо, Виардо, Дорнес, Непомюсен Лемерсье, Ростан, Феликс Депорт, Мари, Ледрю-Роллен, Дюпон, Сарран, Гильбер и Давид д’Анже, это было уже целое правительство вне правительства, это была демократическая сила, противостоящая буржуазной силе и вызывающая ее в этот раз на поле битвы куда более смертельной, чем прежде, поскольку в этот раз она объявляла ей не ту материальную войну, в которой убивают материальными пулями или погибают от них самих, а, напротив, ту искрометную войну, которая рождается от столкновения идей, от развития теорий и которая, вместо того чтобы быть видимой глазам и доступной слуху лишь отдельных людей и ограничиваться более или менее значительным пространством, ослепительно вспыхивает по всей земле, не имея других пределов, кроме тех, какие сам Господь Бог положил миру.

Именно тогда г-н Одилон Барро, этот упрямый председатель совета министров Республики в 1849 году, заявил, что, будучи главой конституционной оппозиции, он обязан отложиться от комитета, где свое знамя развернула республиканская партия.

Создание этого комитета, делавшее существование рядом с ним любого либерального или конституционного комитета невозможным, поскольку он объединил в себе самые уважаемые имена оппозиции, нанесло страшный удар королю.

Как раз в это время умер князь де Талейран, на протяжении сорока шести лет игравший столь великую роль в делах Европы, роль, которую в каком-то смысле можно было бы сравнить с ролью гётевского Мефистофеля.

Рамки нашего сочинения не позволяют нам дать здесь точную оценку этого человека. Это был дьявольски могущественный, но вместе с тем пошлый второразрядный демон, которому все умные люди той эпохи приписывали дух безнравственности и цинизма, не имея смелости иметь его сами.

Находясь на ложе смерти, г-н де Талейран, подобно Вольтеру, отрекся от своего прошлого. Вне всякого сомнения, оба они, знаменитые материалисты, для которых любой пример был хорош, опирались на пример святого Петра, трижды отрекавшегося от Иисуса.

Это так, господа, но святой Петр, отрекаясь от своего бога, не отрекся от самого себя.

Господин де Талейран умер 17 мая 1838 года, произнеся очередную остроту, что было его любимым занятием на протяжении всей жизни.

Аббат Дюпанлу повторил ему слова, сказанные г-ном де Келеном: «За господина де Талейрана я отдал бы свою жизнь!»

— Он мог бы найти для нее лучшее применение, — произнес в ответ умирающий.

И испустил дух.

Эта последняя острота явно была в его духе.

Год 1838-й стал вершиной могущества короля Луи Филиппа. Именно в этом году преуспеяние его семьи достигло апогея, что произошло в момент рождения графа Парижского, а уже с первых дней следующего года начались ее несчастья, первым из которых стала смерть принцессы Марии.

Граф Парижский родился 24 августа 1838 года.

Принцесса Мария умерла 6 января 1839 года.

Безусловно, земля, которую в промежутке между двумя этими датами попирал ногами король, должна была казаться ему достаточно прочной для того, чтобы возвести на ней новую монархию, такую же прочную и долговечную, какой была монархия Валуа и Бурбонов.

Два письма одновременно пришли в Тюильри: одно, с красной печатью, было доставлено из Мексики, другое, с черной печатью, — из Пизы.

Их доставили 10 января 1839 года, когда королевская семья садилась за стол завтракать.

Первое письмо извещало о захвате крепости Сан-Хуан-де-Ульоа принцем де Жуанвилем.

Второе извещало о смерти принцессы Марии.

По странной случайности мне попали в руки письма нескольких членов королевской семьи, написанные в связи с утратой, которую она понесла.

Письмо Луи Филиппа написано с целью утешить мужа принцессы, герцога Вюртембергского. Это делает короля нисколько не похожим на библейскую Рахиль, которая не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет.

Господь наделяет принцев и королей особыми сердцами.

Все знают, каким восхитительным талантом обладала принцесса Мария, ученица Шеффера, а скорее, собственного гения. Единственная завершенная скульптура ее работы находится в Версале.

Это скульптура Жанны д'Арк.

Трогательная и благочестивая попытка восстановить честное имя юной героини-пастушки, осуществленная юной принцессой.

В ходе 1838 года имел место судебный процесс Юбера, один из самых страшных и самых скандальных процессов эпохи царствования Луи Филиппа.

Основой обвинения послужил бумажник, который выпал 8 декабря 1837 года из кармана пассажира, прибывшего из Англии, и был найден на пристани Булони таможенником по имени Поше.

В бумажнике оказались: листок бумаги, исписанный по-немецки; записная книжка с длинным рядом чисел, который свидетельствовал о каком-то подсчете, но никаким итогом не заканчивался;

и письмо, содержащее следующие слова:

Владелец бумажника, задержанный два часа спустя в одной из гостиниц Булони, имел при себе паспорт на имя Штиглера; однако этот паспорт недолго служил тому, чтобы скрывать личность арестованного. Было выяснено, что мнимый Штиглер — это Луи Юбер, один из самых пылких республиканцев, проявлявший себя во все роковые и кровавые дни, в которые республиканцы вписали свое имя.

Более того, в подкладке шляпы Юбера жандармы обнаружили раскрашенный чертеж механизма, который был сочтен новой адской машиной.

Следствие велось очень активно, и по решению прокуратуры, которой содействовали доносы негодяя по имени Валантен, понесшего ранее наказание за подделку документов, в мае 1838 года перед судом присяжных департамента Сена предстали мадемуазель Лора Грувель и господа Луи Юбер, Якоб Штойбль, Жюль Арман Мари Лепру, Венсан Жиро, де Воклен, Леон Дидье Валантен и Анна́.

Как жаль, что в этой книге, рамки которой нас строго сдерживают, мы не можем пуститься в подробный рассказ о проявлениях людской самоотверженности и поведать о человеческих характерах! Мы рассказали бы, каким чудом добродетели, самоотверженности, милосердия, веры и мужества была несчастная Лора Грувель, которую я знал лично и которая в одиночестве своей тюремной камеры сошла с ума.

О свобода! Так дорого купленная, так часто отнятая, как много тебе придется сделать для своих детей, если ты пожелаешь вернуть им хотя бы половину того, что они сделали для тебя!

Юбер был приговорен к депортации.

Лора Грувель, Штойбль и Анна́ — к пяти годам тюремного заключения.

Венсан Жиро — к трем.

В тюрьме Штойбль перерезал себе горло и умер.

Когда после трех лет тюремного заключения Венсан Жиро вышел на свободу, его волосы были седыми, как у старика.

Тем временем короновали английскую королеву, принцессу Викторию, и маршал Сульт, победитель сражения у Тулузы, присутствовал на коронации в качестве представителя Франции.