— Я видел, как собирается Ансельм, — сказал он. — Говорили — к колдунье. Я за тобой куда захочешь, но точно ли тебе туда надо?

Хельга задумалась: что ему сказать? Что так решили боги? Он сочтет ее хвастуньей. Ишь ты, боги ею занимаются, маленькой Хельгой!

— Мне туда… надо. Спасибо, что поддержал. Нам бы поторопиться. Уже сейчас бы и пойти дальше. А то не догоним.

— Отдыхать тоже нужно, — возразил Аксель.

«Да, надо дать им поспать», — подумала Хельга.

— Скажи, — начала она, помедлив. — Расскажи, что с усадьбой? Как ты выбрался, что случилось с остальными?

Он зевнул, с силой потер лоб.

— Не знаю. Я ту старуху, что меня открыла, тряс, спрашивал, где наши. Она — ничего. Всё горит, все мечутся, еще скотину выпустили… Я метаться не стал, через стену и бежать. Там уже нечего было делать, некому помогать.

— А что за старуха-то? И почему она не ушла с тобой?

— Не знаю, почему, — сказал Аксель, и Хельге почудилось, что он сердится. — С тобой-то тоже не все ушли. Может, она как-то по-другому бежала. Может, нет.

Он говорил не совсем в своей обычной манере: более отрывисто и с сердцем, забывая о вежливости. Впрочем, обстоятельства к тому располагали, и она охотно простила ему его горячность.

— А что подожгли?

— Большой дом и несколько сараев.

— С людьми?

— Да, похоже, с людьми. — Он снова потер лицо ладонями — такой знакомый жест! — Я… перепугался, госпожа. До смерти перепугался. Прости. Стыдно мне, госпожа!

— Нечего тебе стыдиться. Ты нас спас. Счастье, что ты выбрался. Баура много плакала по тебе.

— Спасибо тебе, госпожа, за мою Бауру, — отозвался Аксель, и Хельга смутилась под его взглядом — очень уж он был ласковый. Аксель вроде и сердился, и винился, но… Никогда мужчины так ею не любовались. Разве что лысый колдун… Хельга вздрогнула. Нет больше лысого. Убит и обезглавлен. А все же почему здесь пахнет, как в доме у колдунов? Не рыбой, нет: зверем. И в шатре так же пахло. Потому ей и приснился медведь?

Наверное, какой-нибудь зверь подходил близко к костру, и запах остался. Воздух неподвижный, даром что холодный. Деревья застыли вокруг поляны, а сверху, с темного неба, смотрят звезды. Хельга подумала о зверях, которые бродят под этими звездами в ночных чащах.

— Интересно, каково это — быть лесом? — спросила она.

— Что, госпожа?

— Колдунья. Она получила силу, рассеянную по лесам. И сама стала лесом.

— Колдунья, к которой мы идем?

— Да. Асдис.

Аксель взял лежавшую обок палку, потянулся с ней к костру, поворошил угли.

— Асдис? Это Ансельм ее так называл? — спросил он каким-то странным, напряженным голосом. Хельге показалось, что и лицо его раскраснелось, словно от стыда. Но когда она принялась рассказывать о колдунье, Аксель слушал спокойно. Кивал, поддакивал, но ни о чем не спрашивал.

— Что ж, госпожа, — сказал он, дослушав. — Если эта колдунья так опасна, нам к ней нельзя. Ты говоришь, она потеряла человеческое разумение. Как с ней договариваться?

— Ну, а вдруг пробьюсь? Вдруг она что-нибудь вспомнит?

— А вдруг! — повторил он, и Хельга показалась себе маленькой и глупой.

— Я уже все решила, — сказала она неуверенно. — А что еще делать-то?

И с тоской ждала, что Аксель сейчас отговорит ее от замысла. Ему это легче легкого, она и сама понимает, что занялась не делом. Но он сказал:

— Ансельм хочет говорить с колдуньей — вот пускай и говорит. Он сам как колдун. А мы будем рядом, но вперед не полезем. Вдруг пригодимся?

Хельга кивнула. Она почти жалела, что ее не стали отговаривать.

— Буди Рагнхильд, госпожа, — сказал Аксель. — Ты права: времени терять нельзя.

После скудного завтрака залили костер водой и вышли в темноту. Перед рассветом поднялся ветер, и Хельга продрогла. Но ветер прогнал воспоминания о застоявшемся запахе зверя, и все ее сомнения развеялись как-то сами собой.

Шли быстро, но нагнать Ансельма не получалось. Зато и двойной след не терялся.

Ближе к полудню случилось несчастье. Они пробирались через низкое топкое место, где ураган повалил множество елей. Часть стволов лежали на виду, но другие утопали под толстым слоем мха. Идти здесь следовало осторожно, и все прощупывали почву палками. Первыми шли проводники, за ними Хельга, за Хельгой Рагнхильд, а за Рагнхильд Аксель. И вот Хельга услышала, как Рагнхильд сзади охнула, и мох влажно ухнул под упавшим телом. Обернулась с тревожным предчувствием — так и есть, Аксель тянет Рагнхильд вверх, а та болезненно кривится:

— Погоди! Погоди! Оставь! Дай присесть!

Аксель усадил ее на еловый ствол, преграждающий путь на уровне колена. Хельга позвала проводников. Рагнхильд одной рукой держалась за стопу, а другой показывала на вывороченный из земли еловый комель шагах в ста слева — черный, огромный, выше человеческого роста, он напоминал чудище из детских страшилок.

— Что это там?

— Где?

— Там. Вроде человек. Ох! Косматый.

Аксель снял с плеча охотничий лук, наложил стрелу и пошел к комлю. Один из проводников присел перед Рагнхильд, снял с нее сапог и обследовал ногу.

— П-похоже, ушиб, — говорила она, кусая губы. — П-просто ушиб.

Аксель вернулся и сообщил:

— За комлем никого. И следов нет.

Он тоже ощупал ногу Рагнхильд и покачал головой.

— Ушиб, — сказал он уверенно. — И жилы потянула. Как же тебя угораздило?

— Примстилось, значит. Но видела же ясно! Лохматый весь, и глаза белые!

Аксель нетерпеливо махнул рукой и повернулся к Хельге:

— Что делать, госпожа?

— Как ты, Рагнхильд? — спросила Хельга.

Рагнхильд сосредоточенно терла лодыжку.

— Сейчас… Сейчас…

Поставила ногу, чуть оперлась на нее и вскрикнула.

— Н-нет, не пойду. Не могу.

Хельга переглянулась с Акселем. Теперь она ясно видела, что дальше идти не получится. Но Аксель сказал проводникам:

— Одному из вас придется остаться с ней.

Хельга поразилась стремительности и хладнокровию, с какими он принял решение — за нее.

— Мы, получается, бросаем их в лесу? — спросила она растерянно.

— Мы дадим им шатер, поделим припасы.

— Да я не пропаду, госпожа, — сказала Рагнхильд. — Но лучше бы и тебе вернуться.

— А ты сможешь идти?

Рагнхильд шевельнула стопой.

— Доковыляю как-нибудь. Но тебе надо бы со мной — ради себя, госпожа.

— Ради себя мне надо дальше, — сказала Хельга.

Больше рассуждать не стали. Быстро переложили припасы. Рагнхильд настояла на том, чтобы оставить шатер для Хельги. Сама она, мол, не раз ночевала в лесу у костра. Простились.

У Хельги было тяжело на сердце, но продвигались они теперь быстрее. Хельга почти бежала, однако силы у нее кончились задолго до заката. Аксель заметил это раньше нее:

— Надо бы отдохнуть и поесть, госпожа.

Они как раз выбрались на высокое сухое место, в сосняк. Солнце жарило по-летнему, разогретые сосны пахли так, что голова кружилась. Хельга взмокла, и внутри у нее всё спеклось. Она замотал головой: мол, не время отдыхать. Но ноги как нарочно подкосились, и пришлось сесть, чтобы не упасть. Села она удобно, на ковер сухого изумрудного мха, и только тогда почувствовала, как сильно устала.

Проводник и Аксель возились, собирая хворост для костра. Хельга следила глазами за Акселем и думала: как уверенно он определил ушиб! А ведь раньше оставлял такие дела лекарям. Той же Рагнхильд. Да Аксель никогда не сунулся бы к Рагнхильд со своим мнением насчет того, в чем она дока. Странно на него подействовал удар по голове.

Хельга подумала о том, каково человеку, которого сильно ударили по голове, поддерживать такой темп, и устыдилась. Впрочем, она скоро забыла об Акселе. Мысли сменяли одна другую, не задерживаясь: как догнать Ансельма и что делать, если не догонит? Идти к Асдис? Выжидать? Но дойдет ли она вообще? Поспать бы.

Она пересилила себя и поднялась. Позже поспит, ночью. А пока неплохо бы осмотреться.

Аксель и проводник сложили костер на вершине пологого холма. Подножие холма омывал ручей. Хельга спустилась, потрогала воду. Ледяная, чистая. На дне видно каждую песчинку. На воде дрожит сеть, сплетенная из солнечных лучей. Ополоснуться бы! Жаль, мыла и мочалки нет, не подумала она о них, отправляясь в путь. Но можно хотя бы смыть пот.