А когда они собрались там все, из угла поднялся человек. Высокий, крепкий. На широкой груди блеснули стальные полосы. Пурпурный плащ шевельнулся за спиной как сложенные крылья.

— Не надо, — попросил Растус.

Ансельм шагнул к нему, меняясь так быстро, что лицо и тело его струились, как вода.

— Так лучше? — сказал Арзран.

Следующая его личина была Растусу незнакома: заросшая неровной щетиной плоская морда с толстым пористым носом и мешками под глазами. Лицо забулдыги из отребья. Плечи сгорбились, ноги укоротились. И Растусу даже показалось, что от тела забулдыги идет запах перегара, закисших шкур и давно не мытого тела.

— Да что угодно лучше, чем смерть, — пробурчал Растус, садясь на кровати.

Арзран присел рядышком, локоть к локтю.

— Вот как? Разве ты не искал смерти? — он огляделся по сторонам и добавил: — Есть чем промочить горло?

Растус покосился на него:

— А разве ты питаешься не кровью?

— Говорю же: нет. У тебя в дорожной сумке фляжка с вином. Принеси.

Растус и забыл об этой фляжке. Ему стало жалко вина.

— Знаешь где — сам возьми.

Арзран рассмеялся и встал. Растусу показалось, что он не касается пола, но Арзран сделал два вполне убедительных шага, снял сумку с крюка на стене, вынул серебряную фляжку и вернулся на ложе. Отхлебнул сам и протянул фляжку Растусу.

Растус, содрогнувшись, отпил глоток. И только почувствовав вкус вина, окончательно убедился, что это не сон.

— Ну вот, а теперь, когда мы успокоились, давай обсудим дела, — сказал Арзран. — Скажу сразу: ты жалок. Забился в нору, оплакиваешь чужую бабу. Нексума боишься встретить лицо к лицу.

— Ты пришел говорить о Магде и об Ансельме?

— Мне важно всё, что касается моих подопечных.

— Приведи сюда Ансельма, — сказал Растус. — Увидишь, кто из нас боится встречи.

— Может, тебе еще сопли вытирать? Совсем обнаглели…

— А, так ты только болтать горазд? — Растусу было плевать, божество Арзран или нет. Он сейчас грубил бы самому Солнцу.

Арзран отобрал у него фляжку, поболтал ею, словно выяснял, сколько еще осталось вина.

— Забавно смотреть, как ты пытаешься вывести меня из себя. Ты жалок. Хватаешься то за одного, то за другого. Никто не хочет с тобой играть, а заставить их ты не можешь. Уже не можешь, Растус.

— Да замолчишь ты или нет?

Арзран увернулся от удара, вскочил с кровати. Приложил флягу к губам. Скосил глаза на Растуса, прыснул.

— Ну, попыхти! Ты называешь скогарцев варварами, а сам точь в точь как они. Дед из Ольми, бабка вообще из рабов. Кстати, поэтому я и беседую с тобой, а не с Маркусом. Не переношу ромеев, а ты все-таки не безнадежен.

Растус откинулся назад, прислонился спиной к стене. Похоже, Арзран знает о нем все. Ну и пусть куражится. Может, если не отвечать, быстрее отстанет?

— Черный кинжал ты потерял, — говорил Арзран. — У тебя в руках был Убийца богов, кинжал, способный вытянуть силу из наполненного ею предмета — и человека. Здешние колдуны, кто поосторожнее, с помощью заклинаний собирают силу в предмет, творя себе в помощь маленькое, скажем так, локальное божество. Другие тянут силу в себя — и она преображает их, подчиняет и сводит с ума. Но и такой путь доступен лишь немногим, посвятившим себя тайному знанию. А с черным кинжалом любой профан насосется силы, было бы откуда брать. И такую штуку ты выпустил из рук! Всё упустил и решил сдохнуть. Дело твое, но сначала рассчитайся со мной. С моей помощью ты получил больше силы, чем любой нобиль при посвящении. И можешь стать еще сильнее. Мы соберем силу здесь, а потом в храмах империи. У нас будут адепты, мы станем давать посвящение. Всё как ты хотел. Я буду богом, ты — жрецом.

— Угу, — сказал Растус. — Отличная тактика. Хочешь быть поближе к божеству? Вырасти свое. Нет уж, позволь мне самому выбирать, кому поклоняться.

Физиономия забулдыги расплылась в улыбке:

— Брезгуешь, плесень? А кем, как ты думаешь, были твои имперские боги? Из какой щели вылез ваш Солнце? Прежде чем занять место в пантеоне ромейских богов, это солнышко светило в пустыне чумазым дикарям. А у ромеев был свой солнечный бог. Куда он делся? Заменили божком из пустыни, потому что он больше давал? О, я потерся при ваших храмах и знаю больше, чем некоторые жрецы. И я тобой, грязной трусливой скотиной, не брезгую. Ты мне нужен. Сдрыснуть вздумал? А куда? В тебе силы местной богини больше, чем положено смертному. Ты никуда из этого мира не денешься. Сила удержит тебя здесь. И отдаст в полную власть мне. Просто потому, что у меня ее больше. Ясно? Ты в моей власти. Тебя заложил мне твой жрец. Так что будь умницей, Растус, и не зли меня.

— Уйди, — сказал Растус устало. И тут же испугался: а что, если Арзран и правда уйдет? И тогда уже совсем ничего не будет. Вообще ничего. Никто не станет ни пинать, ни угрожать. Его оставят валяться в полном ничтожестве. А сейчас еще есть шанс подняться. Подняться и развернуться — а там он посмотрит, кто будет указывать: дохлый колдун, возомнивший себя божеством, или он, Растус.

— Хорошо, — сказал он. — Что тебе нужно?

Арзран наклонился к нему, обдавая запахом, неожиданным для пропойцы: древесная гниль, прелый лист, влажный мох. Вид он сохранял вполне человеческий, хотя и неприятный, и от этого несоответствия вида и запаха мутило. Кстати же и голос Арзрана не соответствовал виду . Если судить только по голосу и по речи, Растус мог бы поклясться, что перед ним не бывший скогарский колдун, а столичный ромей.

— Сначала я приведу тебя в чувство, — говорил Арзран. — Ты уже почти опомнился. Вино и девки вытянули из тебя ядовитую дурь. Теперь, надеюсь, ты снова сможешь владеть собой. Собой, Растус. Не Ансельмом, не Магдой. Твою проблему с кор нексумом мы решим. Вот увидишь. Божество в силах расторгнуть нерасторжимое. Но сначала займемся основным делом. Раз черного кинжала у нас нет, нам нужна жертва. Человеческая, да. И чем больше она будет, тем лучше.

Растус молчал. Он готовился чему-то подобному с тех пор, как Арзран впервые заговорил с ним. И сейчас прислушивался к себе: готов ли? Пожалуй, да. Он примет планы колдуна одним глотком, как отвратительное лекарство. Работал же он с подлецом Артусом, с ничтожеством Флавием. Сработается и с Арзраном. Если уж не получается умереть.

Арзран поднял фляжку к его лицу и хлопнул по ней. Звук получился звонкий, словно по пустому сосуду ударили не рукой, а деревянной палкой.

— Эй! Очнись! Слушай внимательно. В здешних лесах видели конунга Сверри. Ты о нем что-нибудь слышал?

— Разбойник, — ответил Растус.

— Ну, можно и так сказать. Только этот разбойник называет себя сыном конунга, убитого десять лет назад. И претендует ни больше ни меньше как на целый Скогар. При нем три большие сотни воинов. Он человек молодой и неглупый. Ты найдешь его и поддержишь.

— И что мне это даст?

— А то, что твой Ансельм с кинжалом и амулетом неуязвимости все еще здесь. Ты возьмешь вместе со Сверри усадьбу лагмана, а потом предложишь Ансельму обменять усадьбу со всеми обитателями на кинжал и собранную силу.

— Ансельм не согласится. Он приемную дочь оставил на расправу из-за этого кинжала.

— Приемная дочь Ансельма — его дело. А вот усадьба лагмана, спаленная ромеями …

— Мятежниками.

— Нексумом Ансельма в сговоре с самозванцем, угрожающим скогарскому владыке. Усадьбу сожгли либертины, а Ансельм Плусский это допустил. Твой Ансельм не сложил с себя обязанности полководца вместе с силой. Он не частное лицо, Растус. Он так поспешно бежал за тобой, что прихватил с собой в Скогар и силу, и свои полномочия. Он всё еще полководец на службе у императора.

— Ясно, — перебил Растус. Слышать это было приятно. Действительно, Ансельм, как же это с твоей стороны опрометчиво! Имперский военачальник затевает конфликт в Скогаре, да через голову ольмийского короля!

— Так вот, — продолжал Арзран. — Ансельм отдаст кинжал…

— Не отдаст.

— Тогда мы запалим усадьбу со всеми людьми. И это будет жертва Арзрану Скогарскому. То есть мне. Если же отдаст — всё равно запалим усадьбу и получим и кинжал, и жертву. Я всё возьму на себя. Ритуал проведет Маркус. Я не питаюсь кровью людей, но ритуальная жертва — самый действенный способ восстановить силы. Тогда мало найдется в Скогаре тех, кто сильнее меня. Мы всю округу скрутим в бараний рог. Наберем здесь людей и вернемся в Ольми. Будешь разумен — уведешь в Ольми большое войско и станешь одним из слуг божества во плоти.