— Ложись, пожалуйста. Я сейчас. Ты только лежи.

Она сбегала за тряпкой, опустилась перед ложем на колени и затерла вонючую лужу. Кьяртан смутился, натянул покрывало на нос и лежал тихо, стараясь не привлекать внимания. В Скогаре женщины вели себя свободнее, чем в Ольми, так что он не слишком удивился поступкам лагмановой дочки. Она снова убежала и вернулась уже без тряпки, с широкой медной чашей в руках. Пришлось приподняться, следя за покрывалом: Кьяртан был под ним полностью голым. В чаше оказался теплый травяной отвар. Кьяртан пил осторожно, маленькими глотками. Во рту оставалось неприятное приторно-горькое послевкусие, но он выпил всё, чтобы не обижать хозяйку. И сразу захотел есть.

Голова гудела, и болел раненый бок, но теперь от боли можно было отвлечься на разговор, за что он был благодарен Хельге.

Он никогда не видел ее так близко и рассматривал осторожно, боясь показаться нескромным. Простое лицо в веснушках, острый подбородок, чуть раскосые темные глаза — здесь, похоже, не обошлось без крови Старого народа. Взгляд хорош: строгий, честный. Рядом с такой и находиться страшно: не осквернить бы словом, неосторожной мыслью. И еще хороши густые русые волосы с рыжинкой, свободно падающие на плечи. Сколько ей сейчас, интересно? Лицо детское, а фигурка уже вполне женская. Статная, пусть и угловатая. Полные плечи и грудь — про таких говорят: «мясная телочка». Изящества в ней маловато. Простушка. К средним годам станет толстой.

— А я знаю, кто ты, — сказала Хельга.

Кьяртан вернул ей пустую чашу, вытер губы и улыбнулся.

— Кто же?

— Ты полубог из-за моря, — сказала она убежденно. — Другие этого не понимают. Я тоже не сразу догадалась. Но я ведь права, верно?

Кьяртан не знал, что ответить.

— Почему ты так решила?

Она тряхнула головой:

— Да уж решила. Я раньше думала, вы такие… Высокие, как столетние сосны, а руки и ноги у вас серебряные. А вы с виду как люди, но другие.

— И много у вас рассказывают о великанах из-за моря? — спросил Кьяртан.

А сам подумал: «Эх, девочка! Если уж ты догадалась, то лагман с его советниками и подавно».

Кьяртану стало неуютно. Интересно, как давно здесь догадались, что Кьяртан с Уиркой — имперские нобили? А Хельга смотрела на него своими честными глазами и улыбалась.

— У нас их раньше не видели. Но я никому не расскажу. Я просто… чтобы ты знал: здесь у тебя есть друг.

Он улыбнулся ей в ответ:

— Спасибо, фантазерка. Прими и ты мою дружбу.

Он ждал, что Хельга скажет еще что-нибудь, но она только смотрела на него, вертя в руках чашу. Поэтому Кьяртан, пользуясь привилегией больного, без лишних объяснений и извинений вытянулся на ложе и закрыл глаза. Незаметно для себя он уснул.

Проснулся он не скоро. Очаг горел ярче, чем в прошлый раз, и на постели его сидела Рената.

Сегодня она была удивительная. Во-первых, в платье. Скогарском, льняном, с расшитым воротом и тоненьким плетеным пояском. На плечах едва держался темный платок. Кьяртан разглядывал округлую твердую шейку, тоненькие ключицы. Впадинку между ними так и хотелось поцеловать.

Рената тронула его за плечо, с тревогой вгляделась в лицо:

— Ну, как ты?

И столько нежного беспокойства почудилось Кьяртану в ее голосе, что он чуть не умер от блаженной истомы. Он прикрыл глаза и сглотнул, пытаясь справиться с собой.

— Где Ансельм? — спросил он наконец. — Где все наши?

— Узнаешь в свое время.

Кьяртан открыл глаза, потому что ее легкие ловкие руки стали поправлять покрывало, и очень хотелось посмотреть, как она это делает. Но он тут же зажмурился: прекрасное лицо Ренаты оказалось слишком близко.

— Ты сам-то что помнишь? — спросила она.

Кьяртан попытался вызвать в памяти последние события. Поморщился.

— Помню, что мы обде… Просчитались, то есть. Как я здесь оказался?

— Тебя принесли вчера днем.

— Значит, кто-то кроме меня выжил? Кто?

Рената назвала имена. Семь человек, если не считать Кьяртана. Те, кого он определил в разведку, и трое из тех, кто вел пленных. Имен предателей среди них не было. Бежали? Погибли? Что, собственно говоря, случилось там, в лесу?

— Из выживших ты пострадал сильнее всех. Сегестус рассказывал, как тут над тобой колдовал. Мы все волновались.

— У нас появились предатели, Рената. Как такое может быть?

— Выжившие рассказали, что предатели накануне говорили с колдуном. Кто знает, что он им посулил? А может, внушил что-то. Тебя ведь он заколдовал одним взглядом. Теперь-то колдун, наверное, уже у Растуса. И жрец с ним. Сумели уйти.

— Ушли, значит… — Кьяртан почувствовал жгучий стыд. Он всё испортил. Он был слишком беспечен и самонадеян. — А вы почему вернулись? — спросил он почти грубо. — И что с Убийцей богов?

— Об этом не беспокойся.

Рената нахмурилась — и тут же улыбнулась. Похоже, она думала о чем-то своем.

— Знаешь, — сказал Кьяртан, — мы уже столько вместе… ну… я хочу сказать… ну… рядом… Столько времени рядом, что ты могла бы мне доверять.

Рената поджала губы. Изящные черные бровки переломились посередине, сдвинулись к переносице, и вся красота ее стала колючей, неприятной.

— Вот зачем? — спросила она. — Растус рыщет по окрестностям. Он сделает что угодно, чтобы вернуть кинжал. Чем меньше людей знают, где Ансельм, тем лучше. Или ты уверен, что не сломаешься под пытками?

— Я уверен в себе. Иначе не пошел бы в легионеры. В любом случае не тебе решать, как я поступлю перед лицом смерти.

— Вот-вот. Поэтому я, пожалуй, промолчу .

— Растус рыщет, а вы с кинжалом едете прямиком к лагману? Ансельм же велел вам…

— Дядя нас и вернул. Уирка ранена, ты болен. Сегестус нужен здесь. А меня с Като и Секстусом дядя через лес отпускать не захотел.

— Уирка ранена?

— Да. Сегестус вкатил ей чуть ли не весь наш запас Крови Солнца, но не говорит, пошло ли впрок.

— Чуть ли не весь запас? — за цепочку на шее Кьяртан вытащил крохотный сосуд. Сквозь толстое, закаленное в храмовых мастерских стекло просвечивала темно-красная жидкость. Кровь Солнца. Самое ценное, что может быть у нобиля на чужбине, вдали от храмов. То, что поможет исцелиться, когда собственных сил не хватает. Целехонька. Вся до капли.

— У тебя не брали. Истратили почти всё, что хранил Сегестус, и Ансельм отдал половину своего личного запаса.

— Так серьезно ранена? — растерялся Кьяртан. — И что теперь? Мы никуда не идем?

Рената кивнула.

— Везти Уирку сейчас нельзя. Долго рассиживаться у лагмана тоже нельзя. Начнется распутица — и мы застрянем здесь до мая. Сегестус делает что может. Он разогнал процессы восстановления… Это как ускоренный метаморфоз.

Кьяртан слышал о нобилях, проходивших полный метаморфоз чуть ли не за неделю. Это и опасно, и неприятно: всё в тебе разогревается, кровь несется по венам потоками кипятка, кости растут на глазах. Рассказывали, что однажды какой-то уникум пробовал перевоплотиться за несколько минут — его застигли врасплох в чужой спальне, а он не хотел быть узнанным. Он так разогнал в себе циркуляцию различных соков: крови, желчи и… что там еще циркулирует… так размягчил кости, что умер на месте. И тело хоронили в закрытом гробу, чтобы не пугать его родственников и друзей.

— Но ускоренный метаморфоз… Его и здоровым-то людям не рекомендуют, а уж… поломанным …

— Сейчас всё опасно. Я верю Сегестусу, он не навредит. Пойду скажу ему, что ты очнулся. А тебе пока лучше лежать.

— Скажи Сегестусу, что я в порядке. Пусть мне принесут мои тряпки, а то и к людям не выйти.

— Вряд ли тебе разрешат вставать. Никто не знает, как действует это колдовство. Лежи. Я и так тебя утомила разговором. Я только еще одно спрошу. Кьяртан… Мне сказали, что ты застрелил Магду. Это правда?

— Да, — сказал он. — Я ошибся. Лучше бы я стрелял в колдуна. Понимаешь, у Магды был меч…

Рената поднялась на ноги. Губы ее стали тонкими.

— Мне одно хочется узнать, Кьяртан: ты понимаешь, что одним выстрелом убил двоих?