Флавий подумал о завтраке — и его снова затошнило. Ему вообще было неуютно, и он даже подумал, не проявилась ли какая-нибудь скрытая болезнь, пока он спал. В голове стучало — не в висках, а прямо посередине, как будто кто-то изнутри черепа бил молоточком в лоб. Сердце билось часто и больно, и всё тело ломило. Да что это с ним?

Может быть, выйти? Здесь совсем нет воздуха. Но и снаружи не лучше: вместо неба над двориком белая раскаленная дыра — вход во владения бога Солнца… Нет, там еще жарче, чем в комнате.

Надо всё же выйти, осмотреться. Поговорить наконец с хозяином. Спросить, не приехал ли Ларций.

Одеваясь, Флавий заметил, что руки у него дрожат. Каждое движение давалось через силу.

Никого не было ни в широком коридоре с белеными стенами, ни на лестнице. Должно быть, все внизу. Флавий остановился у комнаты, где держали его нексума. Из-за закрытой двери тянуло тоскливым ужасом. С чего бы? Вот уж кого он пальцем не планирует трогать. Надо бы провести воспитательную беседу.

Флавий надавил на ручку двери — и остановился, потому что услышал в комнате шипение, а потом отчетливый голос Ларция. Судя по интонации, Ларций был доведен до белого каления, но умерял себя до поры. Флавий замер перед дверной щелью, забыв дышать. Что, Ларций уже здесь? Зачем он здесь, что ему нужно от Уирки?

— Чувство юмора будете тренировать на нексуме, — гневался Ларций. — И я совсем не то, про что вы изволили высказаться, и вы никакой не тестовый материал. Пока вы для Флавия сплошное беспокойство, будете удовольствием. Для меня вы печь. Потом поймете. Я подбираю лекарство, так что некоторое время вас полихорадит. И нечего шипеть, я вам не враг. Уверяю вас, жизнь у вас впереди долгая и приятная.

— Куда… Лезеш-ш-шь?

— Успокойтесь, сейчас-то что рваться? — Флавий услышал отчетливый хрип, потом странное сопение, словно кто-то глотал воздух. И снова голос Ларция: — Ого! А вот это комплимент, подлинный. — Послышался стон, непозволительно сладкий, длинный, бесстыдный. — Не мучайтесь. Если хотите, я помогу.

— П-переживу… Как-нибудь.

— Ну, как хотите. Учтите только, что антидота нет. У меня богатый выбор: вытащить вас на люди, чтоб полюбовались, оставить вас самоудовлетворяться или вызвать вашего нексума. Я не Флавий, я не насилую. Молчите? Вызову-ка я на этот раз Флавия. Доставлю удовольствие и ему и вам.

Флавий едва успел отойти от двери, как Ларций раскрыл ее и встал на пороге. Он насмешливо кивнул:

— О, а вот и вы! Идите сюда, вы нам нужны.

Флавий вошел, осмотрелся. Уирка свернулась на койке, подтянув колени к животу и уткнувшись лицом в стену. Светлая домашняя рубашка слишком туго натянулась на плечах — похоже, пошире ей не нашли. Короткий рукав задрался на темном мускулистом плече. Да, вымахала за год… Ну ничего от прежней Уирки не осталось. Чужая девка. Впрочем, она ведь и был чужой — всегда. Тощая вот только, это да, это как было. Жилы нарастила, а мяса нет.

Нутро комнаты выглядело странно, и Флавий не мог понять, в чем эта странность проявляется. Вроде ничего не изменилось с тех пор, как он заглядывал сюда в компании смешливого доктора. И всё же чувствовалось что-то, напоминавшее сразу о борделе и о тюрьме. Какой-то запах? И что-то трепетало в воздухе, как будто по комнате носились невидимые птицы — искали выхода. У Флавия захватило дух — вот сейчас заденут крылом. Он отступил к двери. Как некстати, однако, разыгралось воображение!

Ларция тоже трудно было узнать: весь какой-то взъерошенный, словно дрался или плакал. Лицо покраснело, веки и губы припухли. Ларций мотнул растрепанной головой, указывая на неподвижное тело у стены:

— Она притворяется. Только что разговаривала, весьма нагло, надо сказать. Я ее разогрел ради эксперимента: нужно подобрать наркотик. Слегка перестарался. В общем, расслабь ее, и пусть отдыхает.

«Ясное дело — притворяется, — подумал Флавий. — Если бы это твои лекарства ее придавили, я тоже не стоял бы на ногах». Чем же они тут с Ларцием занимались, если Уирка не хочет даже посмотреть на нексума? Флавий присел на койку, опустил руку на вздрогнувший бок — и поразился тому, какой он горячий.

— Времени у вас не много, — сказал Ларций. — Не задерживайтесь к обеду. Отдохните, переоденьтесь — и приходите.

— К обеду? — удивился Флавий. Но Ларций уже вышел из комнаты.

— Вставай, — сказал Флавий неподвижному телу. — Не так уж тебе и плохо.

Уирка перекатилась на спину. Попыталась сесть — и грохнулась спиной на заскрипевшую койку. Но рассмеялась щедро. Флавий только не понял, что ее рассмешило: собственное состояние или его, Флавия, злость. Выглядела Уирка диковато: похотливо прищуренные глаза и ухмылка до ушей на темно-бордовой, влажной от пота роже. Отсмеявшись, она уставилась на Флавия снизу вверх:

— Не можешь не предавать, да? Скажи, зачем я этому извращенцу?

— Он не извращенец. Врач.

— Ах, вот оно что! Какие интересные у него способы л-лечить!

Она снова прыснула, и ее заколотило на койке. Флавий по-настоящему испугался.

— Ты на взводе. Боги, Уирка, да ты не в себе. Чем он тебя разогрел? Зельем? Руками?

— Языком. — Уирка отследила реакцию и снова взорвалась хохотом. — Угостил какой-то дрянью и болтал чепуху. Но дрянь у него забористая, ничего не скажешь! И сам он… Его, гада, ничем не проймешь. Вежливый, сволочь. Будет увечить и извиняться. А то и взгрустнет о моей печальной участи.

«Ох, вряд ли были только разговоры», — подумал Флавий.

— А чем это твоя участь так печальна? — начал он — и осекся. Что-то заставляло его смущаться, он словно боялся не угодить. Неплохо бы хлебнуть того же, что покровитель влил в Уирку, чтобы у обоих крышу снесло одинаково. Флавий не смог бы сходу назвать наркотик с таким чудным действием. Удобно. Для любителей особых развлечений в борделях. Но не то, что нужно ему.

Кор нексум хорош (или плох) тем, что действие любого наркотического или опьяняющего вещества так или иначе распространяется на обоих, даже если принимал его один. В том смысле, что физически-то опьянен один, и как второй чувствует опьянение, так и первый чувствует трезвость второго. Можно поддерживать друг друга в относительной трезвости, можно утягивать друг друга в наркотический дурман. Идти сейчас за Уиркой было опасно.

— Будь ты моей любовницей, я бы тебя сейчас убил, — сказал Флавий Уирке, как когда-то говорил о Магде. — Но с обстоятельствами приходится считаться. Я готов уступить Ларцию во многом, если он наладит нашу связь. Он обещал мне тебя — слишком заманчиво, чтобы думать о цене.

Уирка хмыкнула.

— Не думал, что он жулик? Обещать то, что и так твое, — это какую наглость надо иметь?

— И так мое? — Флавий постучал рукой по койке, вопросительно глянул на нексума:

— М-м-м?

Уирка скосила глаза на его ладонь, с пьяной ухмылкой покачала головой.

— Во-о-от, — сказал Флавий. — Вот! Видишь? А говоришь.

— Да пожалуйста! Тебе так надо, сейчас, немедленно?

Флавий демонстративно глотнул воздух, обреченно отмахнулся.

— Дай-ка посмотреть, что устроил Ларций. Ох и вывели вы меня — оба!

— Да я же… А! — Уирка расслабилась, раскинулась на кровати — голова набок, руки вдоль тела. На лице по-прежнему широкая пьяная улыбка, глаза лихорадочно блестят. — Будешь чинить то, что поломал патрон? О-х-х! В самом деле, Флавий. Чем больше тебя узнаю, тем больше… Удивляюсь. Когда ты уже прекратишь себе врать? Не видишь, что происходит? Ты снова… выбрал себе божество. Кормишь его — естественно, не собой. Когда же ты хотя бы ради… разнообразия… сменишь тактику?

Флавий покачал головой. Ларций сказал — антидота нет. Нужно попросить приготовить успокаивающий отвар… нет — самому сделать. Мало ли что эти подсунут? Уирке сейчас нужно отдохнуть, а ему — подумать. Прежде всего о том, почему его так шокирует покорность нексума.

— Сама-то хороша, — выдавил он со злостью. — Почему не сопротивлялась? Ларций приходит к тебе в одиночку и совершенно не боится. Ты ведешь себя как курица. Как пьяная девка. Почему строишь терпилу?