Стихотворение довольно сложное. Но если мы сейчас обратимся к биографии Татлина, какие-то моменты этого стихотворения нам станут понятны. Татлин действительно был какой-то уникальный персонаж. К сожалению, очень мало от него осталось реальных произведений искусства, а идеи у него были абсолютно глобальные. Начинал он просто как живописец. Хотя в его биографии до начала живописной карьеры был такой момент, когда он убежал из дома, будучи еще совсем молодым мальчишкой, лет двенадцати, нанялся юнгой на торговый пароход и плавал по Черному морю от Батума до Стамбула и обратно, в Одессу заплывал. И это отразилось на всей его дальнейшей судьбе. Потому что он с морем, с парусами, с морскими путешествиями всю жизнь был связан.

Но начинал он как живописец, с довольно скромных, простых натюрмортов, в которых ощущается влияние фовизма французского, Сезанна иногда и так далее.

А какой это возраст? Сколько ему тогда было лет?

Речь идет о вещах 1897–1899 года. Он уже сложившийся молодой художник. И настоящий Татлин начинается где-то в 1910–1911 году, и эта морская тема уже присутствует. Его известный «Матрос» (1911) – это автопортрет практически, и черты даже лица угадываются некоторые татлинские. Но тем не менее он не говорит о том, что это его собственный портрет. Для него матрос – это такой героический образ.

А вот действительно автопортрет называется «Портрет художника» (1912), на нем абсолютно точно черты лица самого Татлина. И вот здесь очень интересны сюжеты из его жизни. Он прекрасно играл на бандуре и знал массу народных украинских песен. И развлекал часто своих друзей вот этим пением. Голос у него был великолепный. В какой-то момент, где-то в 1914 году, ему очень захотелось попасть в Париж, чтобы посмотреть на работы Пабло Пикассо. И вообще попасть к нему в мастерскую. Пикассо уже тогда был известным мэтром. Денег у Татлина не было на дорогу. Но тут случилось так, что его друг художник Чехонин[39], предложил ему вот в национальном костюме поехать в Берлин на Русскую кустарную выставку и сидеть среди разных деревянных изделий, играть на бандуре и петь песни. И Татлин согласился.

Зарабатывая?

Да, зарабатывая таким образом деньги. И он уехал в Берлин. Почти месяц каждый день он на сцене играл и пел. Заработал денег, и таким образом попал в Париж, в мастерскую к Пикассо. И даже потом, как рассказывают, Пикассо вспоминал, что где-то накануне Первой мировой войны у него был какой-то русский художник. Так что, видимо, у Пикассо тоже остались воспоминания об этом визите, потому что Татлин вообще был значительный персонаж, не запомнить его нельзя было.

Да, причем Пикассо не мог видеть работы Татлина.

Да, он не видел.

Он в папочке принес что-то, да?

Да, а вот работы Пикассо Татлин-то видел как раз. А Пикассо тогда занимался какими-то пространственными полурельефами. Он делал пространственные силуэты гитар из папье-маше. Это, видимо, вдохновило нашего героя на такие произведения. Татлин вернулся и буквально через два-три месяца устроил у себя в мастерской выставку так называемых контррельефов. Он их называл тогда довольно сложно, «живописные рельефы, угловые рельефы». Названия еще не нашлось, но это было совершенно новое слово в искусстве. Потому что тут не было ни живописи, ни графики. Это были материалы – канат, железо, дерево разных хороших пород, палисандра, например. Какие-то куски того, что валялось, можно рядом где-то во дворе этой же мастерской. И вот он делает эти материалы объектом искусства. Это, конечно, совершенно был новый шаг.

Новый шаг для России? А что он подсмотрел у Пикассо?

А вот ничего.

Вы говорите, что были объемы, гитары. Это ж тоже были коллажи.

Это было все-таки очень изобразительно. Это были гитары. А тут что, не гитары? А это просто соединение, конструктивные соединения. Вот тут было начало конструктивизма. Конструктивизма, как огромного, мощного стиля всего ХХ века. В архитектуре и в живописи, везде был конструктивизм. Мы знаем его как архитектурный стиль. А начало-то было здесь положено, когда Татлин взял в руки эти железки, канаты, и стал ими манипулировать. К сожалению, до нашего времени, кроме одного контррельефа, ничего не сохранилось.

А то, что в Третьяковской галерее на Крымской набережной, это реконструкции?

Нет, это не реконструкции, в Третьяковке висит один. А второй находится в Русском музее, и он составлен из просто кусков, которые когда-то лежали в куче в запаснике. Это реконструкция все-таки, но по старой фотографии, а фотографий довольно много. Их был не один десяток, и они были очень все разные, интересные. Татлин в это время начинает совершенно новую сферу своей деятельности. Он создает теорию «культура материалов». Когда ощущение материала, понимание качества материала становится главным объектом искусства. Соединение этих материалов – это и есть цель художника. Обратите внимание на его руки. Это руки не эстета какого-нибудь, как принято видеть художника, это руки ремесленника, мастерового. Который имеет дело с железом, с деревом и так далее. И Татлин это понимал. Не зря он разрешил сфотографировать свои руки. Он этим гордился, конечно. И тема морских путешествий не оставляет его. В 1915 году он делает декорации к неосуществленному спектаклю по опере Вагнера «Летучий голландец». И для него эта морская стихия абсолютно родная. Потом, чуть ли не через 20 лет, делает иллюстрации к книге под названием «Паруса». Это опять возвращение к той самой любимой.

1920 год для него был очень важен. Он работает над проектом – памятник Третьему интернационалу. Это был абсолютно утопический, грандиозный проект, создание некой башни, которая должна была быть высотой 400 метров. Что там можно было воплотить? Абсолютно ничего. Тем не менее идея была грандиозная абсолютно. Внутри этой башни должно было быть три объема. Один вращался с оборотом в один год. Следующий объем делал оборот в месяц. А верхний, маленький объем, должен был делать оборот в день. Все это как бы крутилось. Это был такой информационный центр, скажем, массмедиа сегодняшнее. Там было радио, типография. Какие-то газеты там должны были располагаться и так далее.

Татлину удалось сделать модель довольно высокую. Есть фотография, на которой он со своими помощниками и учениками занимается как раз сбором этой модели. Еще один удивительный момент в его жизни – это то, что Татлин тоже хотел летать. И вот он создал летатлин. Летатлин – аппарат, который должен был летать за счет движения человеческих рук. Человек, одетый вот в такую конструкцию деревянную, с крыльями, хвостом, управляемую. Но, к сожалению, летать не удалось. Мне когда-то посчастливилось видеть у скульптора Зеленского[40], это был ученик Татлина, дома конструкцию одного крыла – изогнутая деревянная спираль длиной около трех-четырех метров. Это было что-то невероятное по красоте. Потом она попала в коллекцию Кастаки, теперь она в Греции, в музее Русского авангарда в Салониках.

Наверное, еще важный момент жизни Татлина – это его открытие дизайна. То, что мы сегодня называем дизайном. Он первым начал делать стулья, табуретки. Притом он какую-то конструкцию придумывал. Не просто, чтобы сидеть, а чтобы это было удобно, утилитарно. Он стал шить одежду.

Но, к сожалению, как и у многих художников авангарда, его жизнь была очень трудной. И где-то уже с середины 1930-х годов он был отодвинут совершенно куда-то.

Это я имел в виду. Не убили, но одна выставка за всю жизнь.

Да. Ужасно, конечно. Одна выставка за всю жизнь. Его отстранили от всего, закрыли возможности что-либо делать. И он перебивался какими-то спектаклями, довольно случайными. Но он для себя продолжал. Вдруг вернулся к живописи. И он пишет очень трагические натюрморты. Я бы сравнил эту живопись с поздним Рембрандтом. Абсолютно рядом ложится. Когда каждый мазок, каждое движение кисти выражает какую-то трагедию художника, трагедию человеческую. Это были последние его достижения в искусстве. Он умер в 1953 году.