Я неодобрительно покосилась на него. Он действительно думает, что я буду обсуждать с ним это? Он фыркнул.

— Неужели ты думаешь, я древний извращенец, желающий посмаковать ваши интимные подробности? У меня своя сексуальная жизнь очень активная, — хвастливо выпятил грудь он. — Мой сын, кстати, поступил в академию в этом году. Когда поступишь, познакомишься с ним.

— Сын? — удивилась я.

— Да, а что? Ты еще узнаешь о моих похождениях. О них легенды слагают!

И опять прозвучало хвастливо, я сдержала улыбку. Похоже, все мужики помешаны на сексе, независимо от возраста и положения.

— А он тоже претендент на трон? Мне с ним придется спать? — невинно похлопала я ресницами.

— Нет, он воин, — быстро проговорил Фокси и как-то странно посмотрел на меня. — Знаешь, тебе лучше вообще к нему не подходить.

— Почему? — опять невинно спросила я.

— Потому, — огрызнулся Фокси. — У меня на него другие планы, и я не хочу, чтобы он бегал за твоей юбкой. Давай лучше сосредоточимся на тебе. Итак, опиши свои чувства, опиши разницу того, что ты чувствовала каждой ночью.

— Ну, — задумалась я. — Фаргус. Если образно, он огонь. Страстный, обжигающий, заполняющий всю, даже разум. Когда я была с ним, у меня мыслей никаких было.

— Отлично, он умеет предаваться страсти. И удовольствие женщины для него не пустой звук. Дальше.

— Леон. Его я сравню с водой. Нежный, обволакивающий своей нежностью, иногда робкий, внимательный к чувствам женщины. Умеет сдерживаться где надо, продлить удовольствие. При этом страстный и чувственный. Но был еще горький привкус чего-то вроде вины и раскаяния, я не поняла.

— Ему не нравится участвовать в таких играх, но должен соответствовать. Он хотел бы иметь тебя в других условиях, но не сумел сдержать желание. Берс?

— С Берсом у нас ничего не было.

— Как это?

— Он отказался от меня, сказал, я не в его вкусе. До этого я слышала странные разговоры про него между Фаргусом и Леоном, его назвали извращенцем. Что это значит? Что с ним не так?

— Он любит боль, — на мой удивленный взгляд пояснил: — Ему нравится разделять боль во время утех, от этого он получает удовольствие.

— Странно, я не почувствовала от него опасности. Совсем. И страха не было. Я же должна была почувствовать что-то такое?

— Не знаю… Берса все боятся. Он очень закрытый. У него сильная магическая защита, я не суюсь к нему.

— То есть ты его за этим занятием не заставал? Откуда тогда слухи?

— Девушки, которые были с ним, рассказывали.

— Им могли внушить. Зачем, не спрашивай. Может, для репутации злодея. Он же из Рамулы? А оттуда всех чокнутыми и жестокими считают.

— Все не так просто. Берс действительно опасен. Причем для всех. Он принц хаоса.

«Принцами хаоса» называли сильных магов, которые не могли контролировать свою силу, когда выпускали ее на полную мощь.

Тогда они становились опасны не только для врагов, но и для своих и всех, кто находился рядом, уничтожая все вокруг.

Помочь держаться в себе им мог только сильный менталист и одновременно сильный боевой маг, находящийся рядом.

Одного менталиста, удерживающего сознание в ясности было недостаточно, потому что надо было еще плести сдерживающие заклятья на ограничение силы принца хаоса, что мог только такой же маг.

При этом чтобы сделать и то и другое, этот маг должен быть не просто сильным. Я даже не могла представить уровень такой силы. Это просто архимаг какой-то.

— Ты уверен?

— Да, это-то я как раз видел в действии. Он один чуть не разровнял горный хребет Малунгмы, когда они преследовали летающих на грифонах воинов-горцев джерканов, что приютились на границе с вампирскими землями. Поэтому он в команде Фаргуса.

— Неужели Фаргус такой сильный? — поразилась я.

— А я тебе о чем! — довольно, словно, наконец, его товар оценили, ответил Фокси.

— Но почему я все-таки не почувствовала угрозу от Берса?

— Может, он защитился от тебя? Понял что ты эмпат? В таком случае можно понять, почему он отказался от мысли быть с тобой. Ведь ты не просто отражение, хоть так и называется, а ты удваиваешь эмоции, желание, вот почему им было так хорошо с тобой. А Берс, если представить, что он любит боль, получил бы ее в двойном объеме. Да он свихнулся бы, и никогда тебя от себя не отпустил. Но закончилось бы это плачевно для вас обоих, потому что таким как он, надо постоянно увеличивать дозу страданий.

Фокси замолчал, словно сам пораженный своим выводом.

— В общем, ты уже поняла, почему я попросил тебя описать, что ты чувствовала с каждым? Чтобы ты поняла, что чувствовала разное. И это их желания, и их эмоции. Про Ауруга можешь уже не рассказывать. Я просил только для того, чтобы ты сама сделала выводы.

Я кивнула. Я поняла. Фокси продолжил:

- И вот почему ты должна скрывать свой дар, пока не научишься им управлять или не будешь в безопасности под защитой своего покровителя. Вот почему такие девушки-эмпаты ценились на вес золота, и считались самой большой драгоценностью для мужчины. Когда-то они были не редкостью, и были главной добычей борделей. Статус заведения сразу повышался, и деньги текли рекой. Ведь представь только, мужчина, приходящий в публичный дом, желая справить свою нужду, находит не только ту, с которой можно ее удовлетворить, а ту, которая всегда будет получать с ним удовольствие и дарить его в ответ. Это ли не рай?

— Бедные девушки, — вздохнула я.

— Чего это бедные? — фыркнул Фокси. — Маги — великие собственники, девушки быстро становились содержанками у одного мага, а их состояние было иногда поболее, чем у иного аристократа.

— У них не было выбора, — пояснила я.

— Выбора нет ни у кого! — жестко отрезал Фокси. — Ни у одного из нас. Ни у императора, ни у простого пахаря, ни у жреца, ни у воина. Ни у кого!

— А у бога? Разве у тебя нет выбора?

— Иногда тоже нет. Ради одной цели, я жертвую другими. Ради одной победы, я жертвую многим, что мне дорого.

— Но ты сам выбираешь цели и чем тебе жертвовать. Мы же нет.

— Много ты понимаешь, — фыркнул Фокси.

— А почему эмпатов стало меньше?

— Их посчитали опасными, — нехотя сказал Фокси.

— Почему?

— Ну, понимаешь, отражающая эмпатка ведь имела власть над мужчиной. Попробовав ее, другие уже не интересуют, ощущения не те. И некоторые умники посчитали, что мужчина, попавший под чары такой женщины, себе уже не принадлежит. А будет делать то, что хочет она.

— А это так? — поинтересовалась я.

— Так, да не так. Конечно, влюбленный мужчина, а мужчина рядом с эмпаткой-зеркалом чувствует себя влюбленным, готов все положить к ногам своей возлюбленной, — начал объяснять Фокси.

Про эмпатов мне было интересно, и я внимательно слушала, боясь пропустить хоть слово.

— Но эмпат никогда не потребует от пары чего-то недостойного. Это особенность эмпатов. Умеющие чувствовать боль и страдания, сострадательные к горю других, отзывчивые и не умеющие ненавидеть, потому что ненависть разрушает — они не могут причинить другим зло. Они могут только возвышать партнера, делать его лучше.

Читал лекцию Фокси.

— Возможно, именно это кому-то и было неудобно. А потому из эмпатов сделали зло. Их стали истреблять, дара стали бояться и скрывать. Не развивать. А так всегда происходит, за что боролись, на то и напоролись — эмпаты стали исчезать. Просто эмпаты еще встречаются, а эмпатов-зеркал мир не видел уже два столетия. О них если и не забыли, то точно не сразу определят твой дар, принцесса.

— Да никакая я не принцесса, Фокси. И хватит так меня называть. Ты столько времени со мной, и знаешь вроде, что я не дура.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду? — напрягся Фокси.

— Будь я принцессой, ты бы не позволил парням со мной развлекаться. Элитная, неэлитная, но не может быть императрицей шлюха.

— Да что ты заладила! Я столько доводов тебе привел, ты…