– А правда, что ты артист? – спросил.

– Бывший, – уточнил Фрикиш.

– Не, – замотал тот своей стриженой головой, – спецов бывших не бывает Вот я, к примеру, вор по конец моих дней.

– А чего, не можешь это все бросить? – спросил Фрикиш.

– Завязать? – спросил тот и опять сходил глянуть, спит сосед, или нет. – Так ведь не дает, – ответил.

– Кто?

– Закон.

– А сюда-то ты попал, видимо, тоже нарушив закон?

– Закон закону рознь. – И он уточнил: – Один – как дышло – куда повернул, туда вышло. А другой… – Он врастяжку произнес последнее слово.

А потом добавил:

– По суровости его даже сравнить не с чем.

– О чем речь? – раздался голос.

Это проснулся тот, третий, кого так опасался вор.

– Да вот артист говорит, что скоро клетки заменят.

– Почему это?

– Ну гляди чего делается? – указал он на ворону. – Ни огорожи ей, ни вышкаря, – указал он на расхаживающего на верхотуре часового. – Так вот артист говорит, – продолжил вор, – что скоро ученые такие напитки изобретут: выпил и – птицей обернулся.

– Это ты сам, что ли, придумал? – обратился второй зэк к Фрикишу.

Он на всякий случай кивнул.

– Ну в страуса, – сказал зэк, – человек еще может обернуться. А как в ту же ворону, куда потроха-то человеческие денутся?

– Умнутся, – подсказал вор.

И пояснил:

– Вот это мы вырыли скелет. Кости – он раскинул руки, – во! А головенка чуть больше коленного сустава.

– И почему так? – спросил зэк.

– Усохла.

Они помолчали.

– Ну ладно, – зэк вздохнул. – Пойду еще подавлю подушку.

И ринулся в другую комнату.

– Меня пасет, – прошептал вор.

– Зачем? – тихо спросил Фрикиш.

– Туфту я кинул, что побег готовлю. И вот он прилепился. Куда я, туда и он. Он постоял молча, потом предложил: – Давай шутку сыграем?

– Как это?

– Я вот сюда запрячусь, а ты у него спроси, не видал ли он, куда я делся?

Едва услыхав то, что ему сказал Фрикиш, зэк кинулся к двери, стал что есть силы барабанить в нее руками и ногами.

Прибежал Лазарь и с ним два охранника.

– Что случилось? – спросил фельдшер.

– Да вот, – ответил за его спиной вор, – рогами пытался до вас достучаться, не слышите. На копыта перешел. – И добавил, как можно больше, оехидив голос: – Дристун на него напал.

И в это самое время к решетке, возле которой шел этот разговор, подошел начальник лагеря со свитой.

– Да вот он у нас где, – начальник указал на Фрикиша, – дурь симулянтием лечит.

Лазарь взопрел.

– Выпусти его к нам! – приказал начальник.

Полковник, которому он его представил, осматривал Фрикиша, как конокрад лошадь, которую собирался украсть.

– Да это он тряпкой с железными опилками растер, – сказал начальник, когда полковник принялся рассматривать рану.

– Ну заготовьте документы, – сказал полковник, и все двинулись прочь от лазарета.

– Вот и попался! – сказал Фрикишу вор, когда они вновь очутились вместе. И продолжил: – Я забыл тебе сказать. Тут сейчас идет набор в евнухи.

– Ну и что?

– С иранцами, или с кем-то там еще, заключили наши договор на поставку евнухов.

Фрикиш – слышал, как стукач в соседней комнате затаился.

– Сперва наши отбор ведут, чтобы не попал какой-нибудь отряха, что Советскую власть опозорит. Поэтому воров, разных там сявок и кусошников напрочь отвергнут. А вот интеллигенцию… Особенно лакомы артисты. Они же без яиц легче прыгают.

Фрикиш натужно улыбнулся.

– Ты заметил, как Лазарь трухана дал? Тебя стало жалко. Потомство-то на воле оставил или нет?

– Предположительно.

– Ну это еще ничего.

Вор подмигнул на комнату, где затаился сосед, и Фрикиш понял, что надо сказать.

– Интересно, а стукачей берут в евнухи?

– Вот их-то как раз в первую очередь. Ведь гарем-то только на этом и держится, кто кого заложит.

Входя в роль, Фрикиш продолжил:

– А платят-то там сносно или нет?

– По всякому. И он начал пояснять:

– Если любимую жену паши выследят с кем-то, то ночной горшок золотых может отвалят!

– А почему мера-то такая?

– Да просто там больше никакой вместительной посуды нету.

– А если рядовую жену застукаешь? – опять спросил Фрикиш.

– Там уже оплата идет только серебром.

– А если, скажем, за год никого не выловишь, что будет? – спросил Фрикиш.

– Год – это страшное дело! Месяц никого не запоймал – сразу глаз выкалывают. Вот забыл какой сперва, правый или левый.

– А потом.

– Еще месяц провел без толку – совсем ослепляют.

– Ну хоть после этого отпускают?

– Нет, в слухачи переводят. А вот уж если и там тебе не повезет, башку снесут и заставят весь гарем его три дня в футбол играть.

Вор вздохнул:

– Поэтому тебя, артист, ждет жизнь не из тех, какой позавидуешь.

Он подошел к соседней комнате.

– Кореш, ты еще на параше?

Ему никто не ответил.

Вор заглянул туда и присвистнул.

– Наверно, в воробья оборотился.

И – точно. Дверей из той комнаты вроде бы никуда не вело. На окнах были литые решетки. А человек – исчез.

Все началось в обратной последовательности.

Под конвоем Фрикиша привезли в Магадан. В пересыльном пункте дали переночевать. Правда, в отдельной комнате, хотя и на голых скамьях.

Потом – «столыпинским» – то есть поездом, что возит зэков, довезли до Москвы.

И опять не в общей массе, а в отдельном полукупе с умывальником.

Удивления начались уже в Москве.

Фрикиша – в «черном вороне», но привезли на его прежнюю квартиру.

Теперь в соседстве жила молодая женщина.

Она вышла ему навстречу, и сперва запомнилась только тем, что на плечах у нее возлежала (другого определения не дашь) какая-то восточная шаль с мохрами.

В тот же вечер, когда они совместно пили чай, она, кутаясь в эту шаль, сказала:

– Я полюблю только того, кто переберет все вот эти помпончики.

А уже через минуту он знал, что эта шаль из гарема некого иранского шаха.

Они разошлись за полночь. Он на прощанье поцеловал ей руку. И когда еще не успел уснуть, она предстала пред ним совершенно голой.

– Знаете, – сказала, – я боюсь там одна.

И он уложил ее в свою постель, а сам умостился на стульях.

– Вы евнух? – спросила она.

Он промолчал.

– Или когда-то вас так напугали голой женщиной, что вы…

И она вдруг разрыдалась.

Он пересел на край ее постели.

– Я нормальный, – сказал Фрикиш, – во всех отношениях. Но я… – он замялся. – Не принадлежу сам себе.

– Странно, – сказала она и включила свет, ослепив его своей голостью.

Но Фрикиш не зажмурился.

– Вы знаете, откуда прибыл я? – спросил он свою соседку, только теперь уловив, что от нее тянет спиртным.

– Как мне известно, из длительной заграничной командировки.

Он запнулся, чтобы не сказать то, на что было отважился.

Ибо был больше чем уверен, что все входит в правила игры, затеянные с ним еще от самого Магадана.

– Я не хотел вам признаваться, – пошел он по той стезе, по которой – спервоначалу – повела она свою шутливую беседу. – Но в самом деле был евнухом в одном из гаремов Ближнего Востока.

Она некрасиво захохотала. Причем груди тряслись не в такой вибрации, вызванной смехом.

– Ну что же, – плотоядно произнесла она, – сейчас мы проверим истинность вашего заявления.

И стала подниматься.

Подхватив одежду, он сперва выскочил в коридор, а потом, кое-как напялив что-то на себя, и вовсе оказался на лестничной площадке. И там получил удар в челюсть. Фрикиш упал к ногам в лаковых туфлях. Кто-то переступил через него и направился к двери его квартиры.

И что-то во Фрикише взыграло. Он даже не понял, как оказался на ногах. Как набросился сзади на бритошеего здоровяка. И как получил удар локтем под дых. Но вновь ринулся на своего обидчика.

И в это время открылась соседская дверь, и заслуженная учительница, имени-отчества которой он не помнил, затащила его к себе, сообщив: