– Сила у нас осталась, души не стало.

– А ну пять шагов вперед! – скомандовал Троцкий тому, кто говорил.

Но тот не пошевелился.

К говорившему подскочил кто-то из командиров.

– Не слышал, что тебе сказано?

Красноармеец вышел к Троцкому.

– Повтори свои слова, – приказал реввоенком.

– Ш-ш-ш-то по-по-по-вторить? – переспросил боец.

– Да он заика! – выкрикнуло сразу несколько голосов.

И взводный это подтвердил.

– Так кто-то же говорил?

Троцкий уставился, кажется, в самую гущу серого строя, больше напоминавшего толпу.

И вдруг впереди расступились и вышел молоденький красноармеец, почти мальчик.

– Повтори, что ты сказал, – обратился к нему реввоенком.

– Я не говорил, а кричал, – ответил мальчик.

– Что именно?

– Ну как велели: «Да здравствует товарищ Троцкий».

Лев Давидович платком промокнул испарину на лбу.

Не вытер, а именно промокнул.

А через два дня полк был расформирован.

Сам Сталин не видел. Но ему донесли, что Троцкий самолично изломал в щепки древко знамени полка.

А полотнище легко изорвал на ленты, да еще и сжег в огне.

Вот сколько бед натворил безвестный Поэт Полка.

Когда же Сталин приказал обнародовать его имя, то мало того что никто не мог вспомнить, как его звали-величали, о нем не осталось даже никаких документов.

А на второй день после похорон, на его могиле появился невзрачный, но крест. На котором было начертано:

«Здесь сторожит родную землю безымянная русская душа».

Говорят, это строки из его стихов.

Ни Есенин, ни Маяковский не ходили в атаки.

И их стихи люди не пели перед смертью.

Но если при чтении есенинских строк возникала в душе некая созвучность, то Маяковский явно отвращал.

Хотя на смерть Есенина он нашел что-то вполне приличное. Кроме, конечно, мешка костей, качающегося в предполагаемом аду. Но в одном по отношению к Есенину Сталин распорядился безусловно:

– Похороните его в Москве.

– На каком кладбище? – последовал вопрос.

– На том, какое больше соответствует его славе и почести.

– Тогда на Ваганьковском.

Сталин не возражал.

Так поселилась там тайна поэта, ушедшего из мира с загадкой под мышкой.

Сталин помнил этот день, когда Ленин, вызвав его к себе, вдруг перешел на тон, который он от него не ожидал:

– Если я скажу что-либо не то, спишите это на бред потерявшего разум старика.

Сталин настороженно притих.

– Я говорю о русской книге Нострадамуса.

Ну слава Богу, тут хоть что-то понятно.

Ленин тем временем отвлекся на какой-то посторонний звук и, кажется, уже действительно забыл, о чем именно только что говорил, как вдруг продолжил:

– В нашей сугубо атеистической стране не должно быть места оккультизму.

Сталин кивнул.

Вошла Крупская.

– Надя! – обратился к ней Ленин. – Оставь нас для мужского разговора.

Надежда Константиновна по-бабски побухтела, но ушла.

– Но есть группа энтузиастов, которая исследует мозговое излучение.

– Под руководством профессора Бехтерева? – уточнил Сталин.

– И не только. – И Владимир Ильич снова умолк.

Стал ласкать кошку, что взобралась ему на колени.

Потом повел речь именно о ней.

– Как я начинаю говорить или думать о чем-то запредельном, она оказывается тут как тут. Видимо, чутье у нее на это дело.

Но контактный ум Сталина уже стоял на взводе.

Требовалось продолжение ранее затеянного разговора и, чтобы и дальше не допустить размывание смысла, он осторожно напомнил:

– А в чем суть мозгоискательства?

Ленин всхохотнул.

– Это здорово сказано – «мозгоискательство»! Почти научный термин. – И он снова отвлекся на что-то несущественное.

Ну а что на тот час было известно Сталину о Бехтереве?

Да, наверно, только одно, что профессор с восемнадцатого года начал довольно пристально заниматься проблемой мозга и психической деятельности человека.

И в пору, когда Сталин подумал, что Владимир Ильич насмерть забыл о предмете их общения, Ленин вдруг произнес:

– По Нострадамусу Советская власть продержится чуть более семидесяти лет.

Сталин мрачно молчал, ибо понимал, что если еще будет жив, то уже никак не повлияет на приближающуюся неизбежность.

– Но предсказания меня не волнуют, – сказал Ленин.

И в этот самый миг кошка, соскочив с его колен, оказалась на коленях Сталина.

– Вишь, какая неверная! – вскричал Владимир Ильич, но с логики предыдущего разговора не сбился.

– Я считаю, – продолжил он, – что есть практический смысл опыты Бехтерева прекратить.

У Сталина чуть не вырвалось: «Почему?».

Но он тут же, как всегда мгновенно, почувствовал суть вопроса.

Конечно же, предчувствуя свою близкую кончину, Ленин не хочет, чтобы, изучив его мозг, Бехтерев на весь бы мир объявил, что был он более чем обыкновенен и нет повода причислять его к когорте необычных.

– В итоге нас неправильно поймут, – заключил Ленин. – В Бога мы не верим, а сверхестественности уделяем столько явно нездорового внимания.

Кажется, Сталин тогда что-то пообещал. Во всяком случае, про себя отметил, что нужно эту проблему, хоть поверхностно, но изучить. Чтобы не выглядеть абсолютным профаном. И вот прошло два года. Что за это время изменилось?

Ну, во-первых, не стало Ленина.

Кажется, слово «не стало» еще хуже того, что характеризует кончину и носит банальное название «смерть».

И вообще, человечество на этот счет не очень разнообразно.

Ну говорится еще – «окончил жизненный путь». Или – «преставился».

О, как, оказывается, раньше точно характеризовали – «преставился».

А Бехтерев? Он жив-здоров.

Ранее сформировал слух, что он, Сталин, параноик. Хотя, может, это и не его работа. Но изошла информация явно из института, которым он руководит.

Сталина всегда удивляло, что любое высказывание авторитетов всеми почему-то воспринимается, как диагноз.

Вроде каждый не может ошибиться или попросту не разобраться к проблеме.

На этот счет Сталину близок анекдот, в котором прочитывается аналогичная ситуация.

У Бога спросили: «Стоит ли наказывать грешника, который тебя не признает?»

На что Всевышний ответил:

«Сперва примите кару за то, что об этом меня спрашиваете».

Так родилось очевидное.

Сейчас, конечно, Сталин раскаивается, что тогда же не выполнил указание Ленина. А после было как-то недосуг.

Потому – что такое «мезмеризм и животный магнетизм» даже на уровне общего понятия – он не узнал.

Хотя дал конкретные задания не выпускать эту проблему из сферы политического видения.

Но именно нынче один из «ходоков» ему сказал:

– Наука существует для того, чтобы разрушать реальное представление об очевидном.

И Сталин вдруг – внутренне – ахнул.

Эта формулировка совпадала с ощущением, которое он носил в себе в виде бомбы замедленного действия.

БЕХТЕРЕВ Владимир Михайлович.

Родился в с. Саралях Вятской губернии в семье служащего. Высшее образование получил в Петербургской медико-хирургической академии, по окончании которой (1878) пополнил свое образование за границей. По возвращении на родину (1880) работал в Казанском университете, где стал профессором. В дальнейшем приехал в Петербург, где получил кафедру в медико-хирургической академии. Бехтерев организатор и руководитель первого в России вольного университета и психоневрологического института.

– Если ты не признаешь величия гения, то с твоим появлением на свет поторопится Бог.

Сталин понимает, что это послесловие к великому бытию.

Но никогда не думал, что на эту тему могут говорить – причем во время несения службы, – его охранники. Кажется, возгордиться этим. А может, и нет. Еще до конца не разобрался. Тем более что второй год без Ленина начался под знаком бесконечных разногласий. Причем, по любому поводу.