Песня двадцать третья Вы не спрашивайте, друзья, Можно ли две жизни прожить, Можно ли прожить хоть одну, Чтобы никогда не тужить? Лучше вы спросите, друзья, Кто, злосчастный, в ханском плену За пятью замками сидит, Девятью цепями гремит, Ничего не ест и не пьет, Взор вперяет в камень-гранит, Указательный перст грызет: Пыткам перенесенным счет, Как доходам — купец ведет, Как заимодавец, не спит, Потеряв покой, как скупец Копит жадно казну обид? Вы спросите так, И певец Волю даст кипучим словам, Струпным звоном ответит вам, К состраданию воззовет, Громким голосом запоет, Имя славное — Отбаскан — Троекратно произнесет, — Ибо это он, О друзья! — Он из каменного мешка Молотом своего кулака Извергу Суртайше грозит, Он, трехпрозвищный Отбаскан — Отбаскан-Затопчи-Огонь, Отбаскан-Саркопа-Не-Тронь, Отбаскан-Стальная-Ладонь, Он, батыр, в калмыцком плену За пятью замками сидит, Девятью цепями гремит И хоть клонит его ко сну, Он седьмые сутки не спит, Пересчитывает в уме Золотую казну обид. Взором воспаленных очей Света ищет в каменной тьме, Самому себе говорит: «От бичей Лихих палачей Дух скорбит, Плоть болит, Кровь кипит. Хочешь есть — Еды не дают, Хочешь пить — Воды не дают, Хочешь спать — Под топор кладут, Топят воск И на раны льют, Жгут огнем, Лежачего бьют, Кровь из жил сосут… Совершается черный суд: Кривда правду казнить велит… Тесное у тебя, джигит, Темное у тебя жилье: Холод этих гранитных плит Проникает в сердце твое… Слишком рано тебя, джигит, Смертное долит забытье… Здравствуй, матушка моя месть! Помоги мне цепи разбить, Возврати мне волю и честь, Дай мне горе мое избыть!» Стелется багряный туман. Забывается Отбаскан. Крепких засовов лязг! Белого дня блеск! Огненных крыльев плеск! От материнских ласк Сердцу тепло, Взору светло, Нежное сысподу крыло На глаза батыру легло. «Встань, встань, встань, Ты должен встать, Я — твоя родимая мать, Трубы трубят, Войска идут, Свершается правый суд. Встань, встань, сынок, Ты должен встать! Я — твоя родимая мать. Раненого сердца не рань, Перестань его растравлять, Не тужи, мой кормилец, встань! Встань, встань, встань, Ты должен встать! Я — твоя родимая мать. Разве жажда моя слабей Преходящей жажды твоей? Разве голод мой не сильней Голода твоего стократ? Разве нет у тебя друзей И не любит тебя народ? Веют стяги, Трубы трубят, В руки свобода булат берет! Не разрежет алмаза нож. Не осилит истины ложь. Встань, встань, встань, Встань, батыр! Ты должен встать! Я — твоя родимая мать. Грянь, грянь, грянь, Грянь, железный гром! Разразись, гроза, над врагом! В бой, непобедимая рать!» Так воскликнула месть. Грянул гром. Отбаскан вскочил. Стены заходили кругом. Оглушил Отбаскана плеск Яркоблещущих крыл, Ослепил нестерпимый блеск Тяжкоплещущих крыл… Трубы трубят, Стяги шумят, Конные мчатся за рядом ряд. Снежная вздымается пыль, Сходится с метелью метель, С крепкой сталью — крепкая сталь, Конь — с конем, Клинок с клинком, Щит — со щитом, С броней — броня. Катится кожаный щит колесом. Падает первый убитый с коня. Смерть его голову ловит, как мяч. Раненый молит: «Добейте меня!» Круглые головы катятся с плеч. Гнется копье. Завывает праща. Кони встают на дыбы, вереща. Меч Гулаим, будто солнечный луч, Блещет, И трубы рокочут, И клич Клич заглушает. Горячая кровь Путь пролагает — Где прямо, где вкривь — Под гору, По снегу, По колеям, К тем ли седым астарханским струям, К тем ли далеким рыбачьим ладьям, Чтобы клубиться в воде ледяной, Чтобы смеситься с кипучей волной… Бьются насмерть добро и зло, Землю мерзлую бременя. Тяжело земле, тяжело, И содрогается земля. Воет ветер Судного дня, Наземь сражающихся валя. Кроет солнце черная тень, И уходит ужасный день. Этот огненно-красный день, День кровавый, и сыт и пьян, — Продолжается грозный той, Не кончается тяжкий бой. Гул да звон, Да протяжный стон… Длится сеча, Как страшный сон. Сорок соколиц Гулаим, Сорок смелых ее подруг Бьют врага с сорока сторон; Им сопутствуют сорок вьюг И прислуживает Азраил. Совершается правый суд; Воздух ночи на клочья рвут Сорок пар серебряных крыл — Рукава боевых кольчуг. Встало солнце в тройном венце — Красном, желтом и золотом, И на огненном жеребце Облетело степи кругом, Потеряло тройной венец В сизой мгле, В дыму снеговом… О, веселье храбрых сердец, Поле чести! Ты, как магнит, Их притягиваешь к себе. Не страшит их твой грозный вид; Веселясь, бросает храбрец Горделивый вызов судьбе И с улыбкою на устах Погибает за край родной… Тучей кружится снежный прах, И поет, поет ледяной Бесприютный ветер степной У бойцов двух ратей в ушах. По широкой степи кругом Ходят вьюжные столбы, Чередой влекутся часы, День сменяется новым днем — Не колеблются весы Неуступчивой судьбы. Для нее Саркоп и Мушкил Равный груз на чашах весов; Не хватает у хана сил, Чтобы Гулаим одолеть, И не может Гулаим Пересилить ханских бойцов. Между тем калмыцкий народ Глухо волновался, Ропща На властителя своего, Угнетателя, палача И мучителя своего. И когда миновал седьмой День сраженья, И день восьмой Наступил, И сам Азраил Тяжкий меч на снег уронил И смежил крыла за спиной, — Угнетенный народ восстал, Оружейный склад разгромил, Превратил золотой дворец В груду пепла, в кучу камней, Десять тысяч ханских коней Оседлал, Покинул Мушкил И оружие обратил Против ханских войск. Вот когда Дело мести пошло на лад! Тут, прокляв свой черный удел, Хан поверх кольчуги надел Золото-парчовый халат, Сел на своего скакуна, Ноги сунул в стремена, Тронул повод, Поскакал И павлином золотым Неожиданно предстал Пред очами Гулаим, Говоря: «Батыром прямым Ты себя почитаешь зря, Ты не лев, Ты — муха. Гляди, Попадешься мне под ладонь, То-то взмолишься: „Пощади!“ То-то затоскуешь: „Не тронь, Я у матери, мол, одна, Сердце, мол, у меня в груди Меньше макового зерна…“ А и казнь тебе поделом: Не равняйся, муха, со львом! Вспомни, глупая, кто твой хан, Глянь-ка на меня, Гулаим! Я батыр, а не ты, Я лев! И мушиным жальцем своим Ты, коварная, как шайтан, Угрожаешь мне, ошалев, Залетаешь в мой гюлистан [15], Оскверняешь мои цветы, Похищаешь мой сладкий мед. Как ты смеешь — злодейка ты! — Переманивать мой народ? Лучше брось такие дела, Убирайся отсюда прочь, А не то — как выхвачу меч — Мигом вылетишь из седла!» И в ответ ему — Гулаим: «Ты не лев, Суртайша, не хан, Ты — бахвал, бурдюк, барабан, Тень шайтана, Шайтан-левша, Вот кто ты такой, Суртайша! Тем, что под высокий мой стяг Твой народ, восстав, перешел, Самого себя укоряй. Кто калмыкам был первый враг? Чей мучительный произвол В нищету поверг этот край? Кто невинных казнил? Кто всласть Кровь народную пил? Чья власть Разъедала, точно парша, Плоть народа твоего? Ты всему виной, Суртайша, И теперь твое хвастовство Но спасет тебя от суда. Ты по горло погряз во зле И не спрячешься никуда, Места нет тебе на земле! Знаю, Суртайша, для чего Ты в седло столь поспешно сел И стремглав поскакал в мой стан. Страшен вору его удел, И тебе, самозваный хан, Сеча эта не по нутру: Чуешь, видно, ее исход! Кто с огнем затеет игру — Пальцы на огне обожжет. Но — пусть будет так. Прекратим Этот кровопролитный бой. Разрешим батырам своим На кругу бороться сам-друг. Вызываю тебя на круг: Я хочу схватиться с тобой, Выбить меч у тебя из рук, Вырвать напрочь твои клыки, Раздробить тебе позвонки, Растоптать твой ханский бунчук!» Трубы медные трубят, Стяги пестрые шумят, Кони ржут Медным трубам в лад, Удила грызут, Пятятся назад. Кони пятятся назад, Стремена звенят; Звучно стремена звенят, Расступаются войска, Строятся за рядом ряд. Глянешь вверх — Там белым-бело, Вьются снежные облака, Ворон — сломанное крыло — По небу летит тяжело… Глянешь вдаль — Там белым-бело, Не видать под снегом песка; Конь калмыцкий без седока, Захромав, потеряв седло, По снегу бежит тяжело… Глянешь прямо перед собой — Круг очерчен, утоптан снег, А в кругу стоит великан, Полузверь-получеловек: Стан — что карагач вековой, Шерсть на груди, Хвост позади, Правая — Львиная нога, Левая — Тигриная нога, Правая рука — Острога, Левая рука — Кочерга, Клепаная голова, Уши — Мельничные жернова, Ступы каменные Вместо глазниц, Стрелы пламенные — Вместо ресниц, Рот клыкастый — Адская пещь, Нос не нос, А рыба-лещ, Неумыт, волосат, космат, Медными гвоздями оббит, Крепкими цепями обвит, В бубенцах с головы до пят. Трубы трубят, Стяги шумят, Начинается правый бой — Рубится Гулаим с Суртайшой. Искры вспыхивают, роясь, — Рубится с ханом Гулаим И прислушивается, рубясь, К возгласам своего меча, И зазубривается, звуча, Меч ее, как серп, И другой Меч зазубривается, чертя В воздухе дугу за дугой, За удар ударом платя. У батыров глаза, как жар, Ярой ненавистью горят. Звон, Свист, Лязг, Удар — за удар! И осколки стальных мечей Сыплются, словно частый град; Силы рубящихся — равны. Трое суток рубка идет, Верха ни один не берет. Ветви огненной купины, Выращенной лязгом клинков, Доросли до горных высот. И рычат батыры, гневясь, И бросают мечи в ножны. Нетерпением обуян, Цепью в тысячу три звена Крепко свой неохватный стан Опоясывает хан. Трубы трубят, Стяги шумят, Начинается борьба, И глядит на борцов судьба, И железо сплетенных рук Раскаляется докраснá, И в один слепительный круг Дни сливаются… Тает снег, И сменяет зиму весна; Степь цветет, И птицы поют, И, в зеленой траве шурша, Пестрые букашки снуют; И осиливает Суртайша Благородную Гулаим, И, подняв ее к небесам, К этим голубым, золотым, Трепетным небесам, К облакам, На ветру играющим, Там Заставляет ее стонать. Ветер у нее на челе Осушил проступивший пот. И швырнул ее Суртайша Наземь, И стоял небосвод Под ногами у Гулаим, И летела она к земле Сквозь гудящую пустоту, Как падучая звезда, А когда В трех аршинах земля была, Вывернулась на лету, Стала на ноги и пошла На врага, словно лев, смела, К солнцу Суртайшу подняла, И метнула вниз, И в песок Вбила вниз головой по крестец. Тут ему и пришел конец, И навек забудем о нем! Лучше, милые, поглядим, Как над степью солнце встает: Поглядим, как за пядью пядь Молодая трава растет, Поглядим, как старуха мать Обнимает Гулаим, Как спасенный ею народ Плачет, И смеется, И льнет К дочери любимой своей; Взглянем на хорезмийского льва, Милого супруга ее, И на сорок ее подруг; И с любовью благословим Благородную Гулаим, Да ликует ее супруг, И да будет она жива В песнях и в потомстве своем! Трубы трубят, Стяги шумят, Струны звенят; Струнам в лад Мы славу поем. Меч народа — непобедим! Дух народа — несокрушим! Слава, Слава, Слава тебе, Гулаим! вернуться Гюлистан — букв.: «розовый сад»; в переносном смысле — прекрасная страна, земной рай. |
