Фишка № 1 Милая! Чего ты нос повесила?! Всегда с тобой нам весело и никогда — всерьез. Славная! Ведь ты же знаешь: главное — твоя походка плавная и мой высокий рост. Ах, толстая! Иди поближе, нежная! Тебя сейчас небрежно я и пылко обниму — иди, дурашка глупая! Мы оба тупы — ты и я! Мы оба глупы — ты и я. К чему нам философия! Декабрь 1961 Фишка № 2 Я был мальчишка глупенький и темноту любил. Еще любил я девочек и так-то вот и жил. Мы встретились с ней вечером — она была смела: губами ли, руками ли — она меня взяла. Растаял, как конфета, я, влюбился, как дурак. Готов мою неспетую таскать я на руках. Насилу дня дождался я — и вот она пришла… Широкая и плоская, как рыба-камбала. Глаза — как две смородины, а ротик — словно щель. Ой, мама моя, Родина, ой, где моя шинель. С тех пор — к чертям романтику, знакомлюсь только днем. А если выйдет — вечером, то лишь под фонарем. Март 1962 Фишка № 5 По ночной Москве идет девчонка, каблучками «цок-цок-цок». Вдруг откуда ни возьмись сторонкой незнакомый паренек. Он ей говорит со знаньем дела: «Виноват, который час?» А она ему на это смело: «Два — двенадцать — тридцать шесть». Он ей: «Что-то я, пардон, не понял, что такое „тридцать шесть“». А она: «Да это ж телефон мой (Господи, какой балда!) Позвоните, попросите Асю, это буду лично я. Ну а вас зовут, я вижу, Вася, — в общем, познакомились». Парень осмелел: «А вы поэтов знаете ли вы стихи?» А она ему в ответ на это: «Евтушенко мой дружок». Он ей говорит: «Тогда, простите, может быть, мы в ресторан?» А она: «Вы завтра позвоните, а сейчас меня ждет муж!» 25 октября 1962 Фишка № 6
Я скажу вам по секрету — я на всех начихал: меня ценит как поэта Нюра-дворничиха. Доказательства на месте, если хочете знать: мы лежим в кровати вместе — вот вам! Так вашу мать. Я несу искусство в массы — где народ, там и я! Ох, какая ж, братцы, власть-то наша правильная! 17 марта 1963 Холмы Смотрю, как складывалась жизнь и в то же время вычиталась, а все казалось, все считалось, что мы проходим рубежи. И льют молочный свет шары из той доверчивой, прекрасной, теплом наполненной и ясной светящейся моей поры. Холмы и горы позади нам обещали спуск в долину, но нас вела дорога мимо, — не ты решал, так Бог судил! Когда казалось средь полей, что время вдруг остановилось, то легче нам не становилось, а становилось тяжелей. Но нас, кого зову я «мы», на самом деле так немного, и не для всех лежит дорога мимо долин через холмы. И, хоть в спасительный покой, срывая путы, рвется тело, но, как бы тело ни хотело, ему дороги нет такой. К чему ты ни приговорен — к забвенью иль к посмертной славе, — но одинаковой отравой несчастный мозг твой напоен. Простись же, мой далекий брат, со всем, к чему ты так стремился, любви и славы не добился, и денег нет, — так будь же рад! Так будь же рад, что не один такой явился ты на свете. Чем тяжелей, тем дальше светит твой гордый путь, мой господин!.. Встают холмы из новых лет, — они не выглядят иначе, и та же самая задача — преодолеть, преодолеть! Преодолеть — и всех затей, ведь как прекрасен путь окольный! А мы ползем туда, где больно, через себя, через детей. И, в сущности, все тот же путь в любой стране мы выбираем и равномерно вымираем, не доползя куда-нибудь… В трех нотах музыка плывет, вполне охватывая тему, и выясняется, что телу достаточно и этих нот. Достаточно и этих нот!.. 4–5 марта 1994 Эмблема — «пила и топор»… Эмблема — «пила и топор», хоть плотник ты будь, хоть палач. Но все же топор — не палаш, и, значит, «не пойман — не вор». Вот гулкий пустой коридор, «глазки» на шеренгах дверей, конвойный со связкой ключей — и, значит, «не продал — не вор». Вот лысина — будто пробор, слова — то ли воск, то ли нож, но ты их спокойно кладешь, и значит, «не куплен — не вор». Толпою заполненный двор, вороний растерзанный крик, услышишь себя в этот миг — и значит, «не сдался — не вор». 2 февраля 1967 |
