Приключения туриста-дикаря Для любящих мужей и для любимых жен хоть иногда, но надо не находиться рядом — хотя бы раз в сезон. И вот поэтому пылим по одному и, наслаждаясь пылью, плюем в автомобили — в буржуйскую тюрьму. Мелькают рощицы, в них небо мочится, и города, и даты, и прочие солдаты, и флаг полощется. И вот уже вдали чужие корабли: Америку под нами мы щупаем ногами — неужто впрямь дошли?! А где ж ты Родина, а тут все против нас. Подходят репортеры, заводят разговоры: почем, говорят, арбузы в Советском, мол, Союзе, какая, мол, зарплата у русского солдата, а ты, говорят, откуда? А я говорю — недавно! А где, говорят, работал? А я говорю — не помню! Ох, дипломатия! А вдруг не так моргну? А вдруг чего сболтну? Товарищи министры, ох, выручайте быстро, а то ведь я тону. 3 августа — 6 сентября 1967 Прогулка Песенка городского туриста Малыш, гляди — рюкзак маячит впереди. И наш поход в горах когда-нибудь пройдет. Ну, а пока — коляска вместо рюкзака! И два огня оттуда светят на меня. Кривой забор проводит нас на старый двор. Здесь все, как там, здесь липы шепчут облакам. Цветок в окне протянет листики ко мне. Почти ничей, из крана в люк бежит ручей. Журчит вода отсюда прямо в никуда, в камнях трава нам улыбается едва, и луч косой нас гладит длинною рукой. Ну что ж, пока — коляска вместо рюкзака! Но два огня все время светят на меня. 10 сентября 1965 Пророчество Я одну мечту лелею — про другое не хочу: как я с доктором-евреем под сирену полечу. К черту съёмные квартиры — вот он, мой последний дом: там, где общие сортиры, где тумбёшка — как полмира, где «моген-давид адом» [23]. Доктор будет из Ирака — губы толще, чем мои. Он не скажет мне, собака, отчего в груди болит. Будет кхакать по-арабски он со смуглою сестрой. Мой иврит понять дурацкий он не станет и стараться — недоступный весь такой. Вот и всё! — ударит в темя колокольчик изнутри. Боже, что же будет с теми, кто доверчиво сопит. По ночам над спящей детской три жемчужные столба. И глядеть — не наглядеться, но остаться не надейся: птичка-лодочка — судьба. Отплываю, отплываю, боль уносит, как волна. Значит, так оно бывает, так баюкает она. Всё тупее и тупее нежной точки остриё. Доктор, разве я болею? Это ж я над вами рею, это тело — не моё. 6-18 марта 1991 Прощание
А может это и к лучшему, что смотрела ты только вниз и не видела, как, измученный, плакал мокрый карниз. И это, наверное, к лучшему, что не видела ты, уходя, как ветер рвал и выкручивал длинные руки дождя. И, значит, все-таки к лучшему, что глаз ты не подняла: ведь если бы ты взглянула — ты просто бы не ушла. 5 октября 1962 Москва, гостиница «Турист» Прощание с другом Ночь. Мокнут рельсы пути, и, глаза опустив, вижу в лужах огни. День — день у каждого свой, и под мокрой листвой мы, как ветви, одни. Год — год по листьям скользя, за завесой дождя все туманней друзья. Где — где поднимет рука мотылек огонька, сигаретой дымя. Что — что напомнит тебе, в твоей новой судьбе, что напомнит меня? Пусть это будет не грусть, пусть узор на ковре или снег в ноябре. (Юный снег в ноябре.) 20–21 марта 1971 вернуться Магон-давид адом — скорая помощь (иврит). |