Обидно, что «Грустная песенка» была одним из камей преткновения, о которые я всегда спотыкался. Кажый раз мне говорили, что это — либо порнография, либо — пессимизм. Об этой чистейшей песне, песне протеста — от протекания высокого чувства в низких условиях, ибо других не дано… 1989 Грустная цыганочка Что любить, когда кругом — потери! Остается жить, без веры веря, что родные люди — все, кого мы любим, вечно рядом с нами будут. Не шути, когда судьба поманит, не грусти, когда она обманет, и, комки глотая, снова жизнь латая, истина, поймешь, простая: все, что еще вчера — из бетона, нынче, ступи хоть шаг — ноги тонут. Там, где еще вчера плыл твой плотик, нынче пузыри в болоте. Что любить? Да только то, что близко. Полюби, дружок, себя без риска. Да не дрогнет пламя перед зеркалами, где твое лицо, как в раме. Полюби стекло, металл и камень. Погуби своими же руками те живые звезды, что нас так тревожат — погуби, пока не поздно. Да, брат, легко сказать — это правда. Плюнуть и растоптать — вся-то радость! Что, брат, не хватит сил? — И не надо! Так живи, как жил, — не падай. Мертвым отдай покой — это точно. Ты же, пока живой — кровоточишь. Прочих ответов нет и не будет — так устроен свет и люди. Что любить, когда кругом — потери! Что любить!.. Январь — 1 сентября 1978 «Грустная цыганочка» одна из тех, не таких уж и редких у меня песен, которые начинались (так же, как «Сигаретой опиши колечко…», например) с некоторой бравадой, с лихостью. Потом тебя забирали и оказывались крупнее, чем этот ернический замысел. Они подчиняли тебя своей собственной художественной логикой. Во всяком случае, эту песню рассматривать сейчас как полушутку я не могу. Может, самые серьезные вещи рождаются от игры, когда же начинаешь серьезничать, может, как раз и получается что-то сухое и дидактическое, ненужное совершенно. 1989 Густные вальсы Бегут за окошком промокшие рельсы, и поезд чуть слышно стучит, уходя. И катятся светлые слезы дождя, а сердце царапают грустные вальсы. И словно шары на бильярдном сукне, расходятся руки и судьбы людей. И все за окном холодней, холодней. И крутятся, крутятся грустные вальсы. 19 сентября 1962, поезд Сочи-Ленинград Губы ноют — что ни день, в синяках…
Шубы ноют — чти ни день, в синяках. Я тобою не наемся никак. Все во мне твои глаза-фонари выжигают изнутри. Губит скалы беспощадный прибой — нет, не этого мне надо с тобой! Я хочу, чтобы плескалась душа, словно лодка в камышах. Словно галька под ленивой волной, опускалась-подымалась со мной, и под сердцем не пылал чтоб огонь, а прохладная ладонь все снимала — утомленье и боль. Понимаешь, что мне надо с тобой? Здесь ни силою не взять, не купить — меня надо полюбить. 17–24 декабря 1990 Две девочки Две девочки, две дочки, два сияния, два трепетных, два призрачных крыла в награду, а скорее — в оправдание судьба мне, непутевому, дала. Лечу, лечу, чужою болью мучаясь, над красотой и скверною земной, уверенный, что не случится худшее, а если и случится — не со мной. И невдомек летящему, парящему, какая сила держит на лету. И только увидав крыло горящее, ты чуешь под собою пустоту. И падаешь, закидывая голову, на всей земле, на всей земле — один, и бесполезно машут руки голые, и здесь уже — не до чужой беды. Легко любить, что не тобой посеяно, не выдохнуто с мукою вдвоем. И как легко бороться за спасение, когда это спасенье — не твое. Эй, кто-нибудь! От самого от страшного спаси шутя, как я тебя спасал. Верни мне это крылышко прозрачное, чтоб я его опять не замечал. 30 июня — 2 августа 1978 Две песни об одной из возможностей * * * Мокро. В лужи ночь глядится. Что ни лужа — то провал. Стоит только отступиться — и пропал. Полетишь, как в бездну в небо, мокрый воздух теребя. В ту же самую секунду все забудут про тебя. Прочь — от добрых и свирепых, вверх! — (а кажется — что вниз)… …Ты влетел ступнями в небо и повис. И тем, кто теперь от тебя отдален, по черной земле бредет, уже занимается новый огонь, и светит он, и не жжет. И может — навек, а может — на час, для всех ли, для одного ль, пробьется сквозь темень хотя бы раз этот ночной огонь. И, может быть, кто-то, ступив на луч, удержит себя на нем. И выпадет если кому этот путь, он станет и сам огнем. 12 июля — 3 сентября 1969 |