Женский вальс Взять бы нам — над собой посмеяться, над загадками пошутить: вот всю жизнь хотим подчиняться, а стремимся — поработить. И ведь бьемся не худо-бедно — до победы! А там — хоть инфаркт. А на что нам нужна победа? Мы же — дуры, и это — факт. В браке главное — что? — уваженье. Ну а как уважать раба?! И какие же униженья приготовила нам судьба. Что ж, нести свое рабство — тяжко, но признать — вдвойне тяжело. И другая ему, бедняжке, подставляет свое крыло. Ах, насколько все было б проще, как он в слабости был бы слаб, будь в графе вместо пола — прочерк, если б не было в мире баб. Впрочем, раб — он с любой заботой только раб, а не киногерой. Для кого-то я стану сотой — для него не буду второй. И закончится эта шутка, в общем, так же, как началась: мне одной в этом мире жутко, я ищу над собою власть. Ну в самый раз над собой посмеяться, над загадками пошутить: ну ведь правда — хотим подчиняться, а выходит… да что говорить! 16 марта — 2 апреля 1982 Жестокая цыганочка Загадали нам загадку — (Ах, загадали!) не сыскать названия. Словно в сказке, для порядка, дали три желания. Три — а как одно похожи, словно в омут головой, и мурашками по коже под водою ледяной, и ничего ни «до», ни «после». Время года не узнать: может быть, еще не осень, но уж точно — не весна. Через страсть перешагнули, и любовь нам не дана. Поцелуи, словно пули, разрывают сердце нам. И слова, как камни, тонут, комната качается… Начинается со стонов — стонами кончается. Время каркнет по-вороньи, и, едва замрет в тиши, узником приговоренным в эту комнату спешим… И конца нет этим встречам, как и песне нет конца. Вот опять спустился вечер — комната качается. 17 декабря 1975 — 7 февраля 1976 Забытое слово Забытое слово мне слышится снова, все снова и снова забытое слово: «Земля Иеговы… земля Иеговы». По гулкой планете проносится ветер, проносится ветер по круглой планете, и кто же ответит: а где твои дети? Цепляясь корнями за голые камни, цепляясь за камни, уходят корнями, и почва под нами полна именами. Проклятое семя, и где б ни осели, и где б ни осели, несчастное семя — как будто на время, хоть сто поколений. И слышится снова забытое слово, знакомое слово, гонимое слово — земля Иеговы, земля Иеговы! 9 мая 1974 — 23 марта 1976 Я никогда не считал себя выразителем национальной идеи. Но вдруг где-то всплыло: чувство, что в любой стране эта нация, рассеянная по миру, является чужой, на протяжении десятилетий подтверждается. Пора бы делать и выводы из соображений. Выводы в виде поступков. Впрочем, каждый делает выводы сам, и поступает сам. И слава богу.
1989 Завистливая песенка Камень, сосны — ленинградский лесок. Заплутал я и в болоте промок. И как будто бы родным ветерком — потянуло со спины матерком. Так и есть: шоссе, а вон — грузовик. К радиатору водитель приник. Чередуя существительных полк, он единственный спрягает глагол. Жги глаголом, дорогой, жги сильней. Раскуды-нибудь осколки развей. И понял я — не знаю сам почему — это творчество не в тягость ему. Он рукой по лбу размажет мазут и еще словечко тронет на звук. Ключ и паклю он положит в карман и, наверно, не напишет роман. 31 января 1966 Заводской пейзаж Белый снег за окном, серый дым. Поглядим? — отчего ж, поглядим. И разрезанный красной трубой, небосвод — как всегда голубой. Комья глины укрыты снежком, и по снегу, как будто пешком, не спеша паровозик дымит, и от этого сердце щемит. Паровозик — из дома домой, триста метров пути по прямой, от ворот — до таких же ворот, сколько взад — ровно столько вперед. Белый снег за окном, серый дым, серый дым, серый дым, серый дым, белый снег. 3 февраля 1970 |
