Игрушка Несет Земля у пояса и гордо, и легко подвешенные к полюсу пласты материков. Ворча-фырча вулканами, журча-плеща волной, бренча меридианами, плывут передо мной пустыни африканские и горы Гиндукуш, огни американские — манок для слабых душ. И так все соразмерено, что держит, например, цепочку в две Америки страна СССР. Меридианы струнами под тяжестью звенят, но вся игрушка кружится на пальце у меня. Ресницы тронет влагою полоска облаков. Какая все же слабая, ни сверху, ни с боков ничем не защищенная от стали и огня жемчужинка зеленая — планета у меня. Живою драгоценностью на бархате из тьмы. А кто в кого там целится? Да братцы, это ж мы! Единое соцветие народов и сердец, но нимб тысячелетия — наш атомный венец. Сгорит ли все во пламени или взойдут сады — мое в тебе, твое во мне спасенье от беды. Кручу брелок на пальчике — воистину Земля! Куда она покатится, туда же с ней и я. И так поверить хочется — поверить и принять: куда она покатится хоть капельку, хоть чуточку, хотя бы на минуточку зависит от меня. Май 1985 — 22 июня 1987 Извинение Вы извините эти вольности — я не могу на «ты», как прежде. «Ты» — боль моя, а «Вы» — уходите. Но это «Вы» — почти надежда. Не «ты», а «Вы» — и все покажется опять бегущим от начала. «Вы» — значит, все, что было, скажется умней и лучше, чем сказалось. Тот день, так и не ставший вечером, и миг, несущий эти строки… Вы упоительно забывчивы, очаровательно жестоки! Перемежая солнце тенями, Вы так легко меняли маски — оранжерейное растение из сочиненной Вами сказки. И снег, и пыль — все мимо падало, но вот, холодное, коснулось… Ах, Вам ли думать и разгадывать — Вы просто жалобно свернулись. О век несытого количества, когда излишества не в моде! Вы — безусловное излишество, Вы — как цветок на огороде. 23–24 мая — ноябрь 1968 С этой песни начался цикл песен моей второй жене, которой, увы, нет на этой земле. Мне никогда не встречались… я не сближался с какими-то выдающимися женщинами, они все были обыкновенными — необыкновенными своей обыкновенностью. Вообще у женщин должен быть только один талант — талант любить. Других ей не надо вообще никаких. Должен быть, правда, и мужчина, который может это понять и оценить. Я не о себе говорю, а вообще. Просто все должно совпасть.
1989 Из России едут русские Из России едут русские, вдоль дорожки вьется пыль. Раздвигай-ка двери узкие, государство Израиль. Мы — те самые, которые «нате, здрасте — вот вам я!». И «пятерка» по истории. Из России едут русские — как иначе может быть?! А вопрос — так он и тут стоит: как нам — пить или не пить? Я еврей по папе с мамою — русским стать я был готов. Не суди меня, страна моя, — дай отмыться от плевков. Из России едут русские — кто поесть, а кто — забыть, но у всех одно напутствие — вспомни, кем ты можешь быть. Есть толчок — придет движение, и не надо, чтоб скорей… Из России, с унижения начинается Еврей. 23 апреля 1990 Иуда Посвящаетпся М. А. Булгакову — любимому писателю Быть бы Христу забытым — мало ли их, пророков, бледных от нетерпенья, что-то кричали нам! А подойдя к корыту — главному из уроков, — чавкали с наслажденьем, глядя по сторонам. Может быть — не корыто: знай же поди, откуда тот ручеек берется, тот вытекает миг. Быть бы Христу забытым, если бы не Иуда — верный его апостол, лучший его ученик. Дальше уже неважно, плакал или смеялся, тверд был или отрекся, в небе — или нигде. Может быть, было страшно, может быть, унижался… Важно то, что в итоге: важно — что на кресте. И сохранило время только четыре раны, и доказало болью, где не хватило сил. Это-то нас и греет. И почему-то не странно, что дописали вольно все, чему он учил. Мы говорим: предатель, Нашею меркой судим, мы, чей еще при жизни тает короткий след. А я говорю: «Создайте памятники Иуде!.. И да откроют в Зимнем музей тридцати монет!..» 14-20 марта 1977 вернуться Алия — в буквальном переводе «восхождение, возвращение в Израиль», в обиходе — сообщность всех эмигрирующих в Израиль (иврит). |
